Три дня и три ночи в загробном мире - Киросон Пантес. Страница 16
Повсюду стояли будки, где торговали всевозможными лекарствами и эликсирами в причудливых флаконах, У аптекарей-шарлатанов передники были в крови, как у мясников. Они почти силой затягивали глупых чёрных-худых в будки, расхваливали свои снадобья, и морды их были полны наглости и ехидства.
Мы шли всё дальше и дальше, и не было конца и края этому торжищу. Всюду толкалась и сновала чёрная толпа, ища, чего бы купить. Все выглядели измученными, злыми и высохшими от голода и усталости.
Меня стала мучить жажда, и я спросил Старца, можно ли достать здесь воды? Старец покачал головой: "Ни вода, ни хлеб здесь не продаются". Меня поразило, что на такой большой ярмарке нет ни хлеба, ни воды.
Чёрные люди тоже томились от жажды, но так как воды не было, они покупали водку, пили, падали на землю и кричали: "Горит! Горит! Дайте пить! Умираю, дайте пить!" И снова пытались утолить жажду спиртом.
Самым страшным на ярмарке было то, что торговцы продавали свои товары не за деньги, а за кровь покупателей. Деньги имели только те, кто приходил из башни, и на деньгах был знак башни с истуканом на вершине. А у голых-чёрных денег не было, и они платили за товары своей кровью.
Чёрные утоляли жажду спиртными напитками, а продавцы и зверо-человеки — кровью.
Я видел, как чёрные-голые подходили купить водки, табаку и прочего. Торговец мгновенно прикладывал к их телу стакан и с невероятной быстротой и ловкостью как-то натачивал в него кровь из тела покупателя. Чем больше набирал несчастный человек товара, тем больше с него натачивалось крови. Но самое главное, продавец не собирал кровь, а тотчас же залпом её выпивал. И наливался, и вспухал от крови, как исполинская жирная пиявка.
Продавали на этом торжище и самих чёрных-голых, и продавали их зверо-человеки из башни. Худые и жалкие, они были привязаны цепями к столбам возле балагана вздутого, как шар, торговца живым товаром. Бесы из башни подходили и покупали чёрных, но не платили денег, а позволяли продавцу приложить свои толстые губы к телу продаваемого и высосать из него крови.
Я так и не мог понять, почему продавец не мог сам выкачать из своего живого товара столько крови, сколько ему хотелось? И то, что зверо-человекам чёрные-голые ничего не стоили.
Спросил об этом Старца, и он сказал, что в бесовском царстве такие законы.
Горами было навалено и продавалось оружие: ножи, кинжалы и крючки, которыми сдирают кожу с живых людей на той бойне, что царит под стенами башни. За оружие зверо-человеки тоже ничего не платили. Они приводили чёрных-худых на связках, как собак, и давали торговцам высасывать из них кровь; грузили на них оружие и отправляли его на бойню.
Люди больные и изнеможённые покупали лекарства. Продавцы сулили им здоровье и обновление всех сил. И когда глупцы, тому поверив, подставляли свои тела, продавцы брали из них так много крови, что чёрные тут же падали на землю от изнеможения.
Я видел, как торгующие тащили с площади, где шла неугасаемая бойня, окровавленные человеческие кожи и головы.
Пузатые торгаши соскребали кровь с человеческих кож и одежд, снова точили ножи и крючки, поднятые на площади бойни, и опять пускали их в продажу.
"Вот труд сынов Зла, и другого они не знают!" — сказал Старец.
Всё гуще, всё плотнее становилась толпа на торжище. Люди метались, расталкивая друг друга, и в глазах у них была злоба и страх.
От вида этого страшного торжища, давки и душной злобы людей, сновавших вокруг меня, я изнемог, и тогда Старец взял меня за руку и поспешил увести.
Мы очутились у построек, что прилепились к забору двора башни. Это было одно здание, покрытое множеством самых диковинных крыш, уродливых куполов, шпилей и башенок, Крыши были похожи на кровли церквей, но однообразные стены с множеством окон больше походили на казарму.
Старец сказал мне: "Пойдём в храмы сих обитателей, и ты посмотришь, как в них молятся и чему верят, и каков у них бог".
Когда мы стали приближаться к храмам, в них поднялась тревога и шум. Внутри что-то загремело, на крышах стали бить в набат, а звон был такой, словно сотня бесов колотит в ржавые железные коробки и вёдра… Всё вокруг встревожилось, и поднялся крик. Чёрные-худые поспешили в эти капища, а зверо-человеки в башню, ибо на башне оглушительные трубы тоже затрубили тревогу.
Всё в страхе засуетилось и побежало…
У бесов, которые мчались мимо нас в башню, морды были полны бешеной злобы. Тут я снова заметил худых чёрных собак. Собаки бегали кругом и жадно принюхивались. Я замечал их и раньше, в башне, во дворе башни и на торжище. Но раньше они как-то незаметно проскальзывали в тени и как бы хоронились. А теперь рыскали прямо под ногами, забегали в каждый балаган, в каждый угол и что-то искали. Сначала я подумал, что они проголодались и ищут себе пищу. Однако же кругом валялись куски мяса и необглоданных человеческих костей, но собаки их не трогали, а торопливо обнюхивали землю и всё что-то искали. Морды у них были какие-то обезьяньи, гнусные, хитрые и злые.
Я всё не мог понять: что случилось? Почему все так боязливо забегали?
Старец сказал, что они и сами не знают, но что позже я пойму причину их тревоги.
Когда мы подошли к капищам совсем близко, меня многое там поразило. Я увидел огромные двери в капища. На дверях и стенах яркими красками были изображены всякие уродливые фигуры, знаки и символы. Меня поразило то, что никто из чёрных людей не шёл в двери, а все карабкались в окна. Окон же было множество, и некоторые расположены очень высоко, под самой крышей. Самым странным было то, что чёрные дрались, отпихивали друг друга и старались пролезть не в низко расположенные окна, а в те, куда вскарабкаться было труднее всего. Я недоумевал по поводу их странного поведения, но Старец объяснил мне так: "Это не настоящая церковь Христова, у них нет подлинного христианства. Здесь — только бесовское богохульство и кощунство. Вожаки их устраивают в капищах посмешище на Христову церковь. Это — не церкви, как ты думаешь, а бесовские театры для помрачения слабых умов. На этих зрелищах высмеивается всякая вера и всякая церковь. А поэтому не удивляйся и тому, что они лезут в окна".
Мне не хотелось идти внутрь капищ, ибо я решил, что увижу там нечто похожее на омерзительные выходки безбожников на моей родине: попа арестуют, сами напялят на себя ризы из мешков, рога понацепляют, мальчишек переоденут бесёнками и устроят в закрытой церкви "антирелигиозный театр", высмеивай попов и богов. Не хотелось ещё и потому, что пришлось бы лезть в окно, драться и толкаться.
Но Старец успокоил меня, что в окно нам лезть не придёте мы войдём в дверь. И что посетить мне эти капища надо, ибо увижу там не тех безбожников, что живут на моей родине, предков их, корень всякого зла и греховного беззакония.
Старец указал на слуг бесовского театра, сновавших вокруг.
Это были прегнуснейшие существа — зверо-человеки с обезьяньим подобием. Передние хари их были обезьяньи, а задние — какого-нибудь другого зверя: лисицы, волка, свиньи, кошки, барана…
Страшны были эти двуликие уроды. Ходили и вперёд, и задом наперёд, и боком, и на четырёх ногах, и прыгая на одной. Хот и были у них длинные хвосты, но говорили они по-человечески.
Они заманивали чёрных-худых людей и тащили их в свои капища. Речи их были льстивые и вкрадчивые, они ловко обманывали чёрных-голых. Если им не удавалось заманить людей словами, то они пускались на обман и подлость. Начинали рыскать по ярмарке, то изгибаясь колесом, то ходили на четвереньках, то завывали, как собаки, мяукали, подобно котам, катались по земле, подражали криком всевозможным животным, и когда чёрные-глупые собирались, чтобы посмотреть на их шутовство, — быстро вытаскивали чёрные сети, кидали друг другу, ловили в них чёрных и силой волокли в свой бесовский театр, кого они хватали, тому уж вырваться от них не удавалось.
Подле капищ горел большой костёр, и его окружали гнусны обезьяны.