Стандарт возмездия - Абдуллаев Чингиз Акифович. Страница 11
– Не уйдешь, – ожесточенно шептал он, держа пистолет левой рукой.
Расстояние между машинами увеличивалось. Он медлил до последнего, опасаясь, что его выстрелы могут попасть в другую машину. Но дальше медлить было невозможно. Он снова высунул левую руку и сделал два выстрела по колесам. Конечно, он промазал, попасть на таком расстоянии и при такой езде было почти невозможно, но, очевидно, водитель «Тойоты» на мгновение обернулся. Машина чуть сбавила скорость, вильнув в сторону, как обычно бывает, когда водитель оборачивается назад.
Эдуард выстрелил еще раз, израсходовав последний патрон, уже понимая, что ему не догнать уходившую машину. «Тойота» опять вильнула в сторону. Видимо, водитель вновь обернулся. На этот раз выстрел был более удачным, у «Тойоты» лопнуло заднее стекло.
Водитель «Тойоты» потерял контроль над дорогой, и этого было достаточно. Перед ним вдруг вырос грузовик, выехавший на встречную полосу. Отчаянный визг тормозов уже не мог спасти «Тойоту». Машина врезалась в грузовик, раздался глухой сильный удар, после чего машина загорелась.
– Черт побери, – растерянно прошептал Айрапетян, выворачивая руль своего автомобиля в сторону, чтобы не столкнуться с горевшей «Тойотой». Затормозив, он выбрался из своего автомобиля и бросился к горевшей машине. Сидевший в ней человек был мертв.
Виноградова подошла к прислонившемуся к дереву Роману Кудрявцеву.
– Кажется, у меня сломано ребро, – сказал он печально. Вокруг уже ревели милицейские сирены.
– По-моему, сегодня вы чудом остались живы, – строго заметила Виноградова.
– Вы правы, – поморщился Кудрявцев, с трудом шевеля разбитыми губами, – но мне кажется, что это случилось только благодаря вам. – К ним бежали сотрудники милиции.
Глава 6
В тот вечер они поехали в другой ресторан, чтобы выпить по-настоящему. Трое молодцов не решались признаваться, что на них произвел впечатление и неведомый Афанасий Степанович, и его неприятный спутник с зелеными глазами. Ребята, не любившие столичных ресторанов, поехали в свой, где смогли наконец расслабиться, приняв на брата довольно солидные порции спиртного.
Слава мог выпить гораздо больше своих товарищей. Но чем больше он выпивал, тем больше зверел, словно алкоголь наждачной бумагой сдирал с него некое подобие цивилизации, представляя молодого человека в истинном обличье. Выросший без отца, с детства познавший нужду и голод, этот рыжеватый парень с редкими, но крепкими зубами, казалось, готов был утопить в своей злобе всех окружающих. Алкоголь делал его задиристым и ненавидящим весь мир.
В отличие от него, Кирилл пил гораздо меньше. Он был бывший боксер, имел неплохие показатели до тех пор, пока ему не сломали нос в каком-то бою и он не бросил свое увлечение. Попав в десантные войска, Кирилл отличался невероятной силой и не менее невероятной жестокостью. Именно поэтому Горелый, который наводил справки о каждом из своих питомцев, так охотно взял молодого человека к себе. Этот, когда сильно выпивал, впадал в мрачное, подавленное состояние, почти в спячку.
И наконец самый молодой из них, Коля, служивший ранее во внутренних войсках, пил не меньше других, но в отличие от них беспричинно веселился, тыча пальцем в других посетителей и заливаясь от смеха. Во внутренних войсках он сначала проходил службу в Сибири, где они имели дело с довольно неприятным контингентом особо опасных заключенных. А затем его часть была брошена в Чечню, где они потеряли пятнадцать человек убитыми и еще больше ранеными и обмороженными.
В тот вечер парни сильно перебрали, словно предчувствуя, что это последняя в их жизни совместная попойка. Подсознательно все трое понимали, что такие огромные деньги так просто не платят и их участие в охране груза будет не только трудным, но и опасным.
Через три дня рано утром все трое поодиночке приехали на дачу к Горелому. Его называли так за чуть обгоревшее лицо. Ему было под шестьдесят, но он все еще крепко держал в своих руках нити правления, безжалостно расправляясь с конкурентами и не менее безжалостно истребляя своих в случае малейшего подозрения. Всех троих молодых людей Горелый отбирал лично и теперь, сидя в комнате позади большой гостиной, ждал, когда приедет представитель Афанасия Степановича.
Горелый был вором в законе, почти легендарный преступник последней волны, из тех, что успели короноваться и чьи полномочия были подтверждены на последней в Советском Союзе сходке воров в законе, происшедшей в январе девяностого года в Баку.
Он привычно держал в руках колоду карт, раскладывая какой-то мудреный и загадочный пасьянс, когда один из его помощников доложил, что приехал представитель «заказчика». Хозяин дачи, не поднимая головы, кивнул, продолжая раскладывать пасьянс. Он сидел в кресле-качалке и легонько раскачивался каждый раз, когда очередная карта ложилась на стол. В комнату, мягко ступая, вошел Цапов.
– Здравствуй, Константин, – сказал Горелый, не поднимаясь из кресла, даже не глядя на гостя, словно заранее зная, кто именно должен был прийти.
– Здравствуй, Горелый, – сел напротив него Цапов, не дожидаясь приглашения.
– Можешь идти, – разрешил Горелый своему человеку, провожавшему Цапова в дом. Он по-прежнему качался в своем кресле, разглядывая карты, словно это было единственное, что его интересовало.
– Пришли твои богатыри? – поинтересовался Цапов.
– Они в другой комнате, – ответил Горелый, – надеюсь, вы помните условия нашего договора. Сто ребятам, сто мне.
– Помним, помним. Мы улетаем сегодня ночью.
– Один полетишь? – спросил Горелый, по-прежнему не поднимая головы.
– Нет. Со мной полетит Раскольник. Он приедет за нами сюда на дачу.
Кресло замерло, перестав качаться. Горелый на секунду поднял глаза на своего гостя, пытаясь осмыслить сказанное. Затем рука дрогнула, и он положил следующую карту явно не на то место.
– Почему он?
– Так решили, – пожал плечами Цапов.
– Не люблю я его, – признался Горелый, меняя карту, – мы все, конечно, не ангелы Божьи, но этот тип точно будет гореть в аду. На его совести уже несколько мертвяков.
– Это меня не касается.
– А зачем тогда его с собой берешь?
– А меня никто не спрашивает, с кем именно я хочу работать. С кем поручили, с тем и поеду.
– Сколько лет тебя знаю, вечно ты такой спокойный. Мог бы и поинтересоваться. На Раскольнике крови столько, что он вполне может небольшой бассейн заполнить этой жидкостью. И все равно не отмоется. Он ведь киллер, убийца по призванию. Должен относиться к таким вещам как профессионал. Ан нет. Само убийство для него, видишь ли, удовольствие. Не люблю я таких. Он как животное.
– Вот он придет, ты ему сам все и скажи, – посоветовал Цапов.
– Правильно тебя все Сухим кличут, – недовольно отозвался Горелый, – все тебя не касается, всегда сухим из воды хочешь выйти. Все с тебя как с гуся вода.
– Я свое дело знаю, – усмехнулся Цапов, – деньги получаю и в сторону. Если бы я такой любопытный был, меня бы давно, как тебя, подпалили.
Рука Горелого замерла. В молодости в колонии его заперли в сарае и подпалили. Ему удалось тогда чудом вылезти из горящего сарая, но кличка сохранилась на всю жизнь, а происшествие в сарае оставило отметину на его лице и левом плече в виде безобразных шрамов. Он тяжело задышал от гнева.
– Ладно, – понял, что перегнул палку, Цапов, – я пошутил. Ты не дыши так, простудишься.
– На опасное дело идете, ребята, – качнулся в кресле Горелый. – Никто не знает, кто живым вернется.
– Это как Бог даст, – отшутился Цапов, – там посмотрим, что будет. А ты меня не пугай, деньги хорошие, ты же их тоже получишь, если все будет хорошо.
– Моя доля твердая, – продолжал Горелый, – дойдет груз или не дойдет, мои сто тысяч ты мне сам принесешь. За таких ребят это еще очень мало. И половину вперед, как договаривались.
– Если останусь в живых, сам загляну к тебе, – кивнул Цапов, – и про ребят поговорим. Сейчас Раскольник привезет деньги.