Стиль подлеца - Абдуллаев Чингиз Акифович. Страница 16

– Ничего. Не стал даже разговаривать. Сразу перешел к угрозам. Собственно, я ожидал нечто похожее, но такая агрессивность свидетельствует скорее о его неуверенности. И все равно мне нужно с ним встретиться еще раз.

– Вы опять пойдете к нему в управление? Он вас просто убьет. Пристрелит в своем кабинете.

– Именно поэтому следующую встречу нужно организовать в другом месте. Не волнуйся, Андрей, я не собираюсь подставлять свою голову. Мне надо знать, откуда ему известно про камеру. Если ему приказали ее изъять, то кто именно приказал? Если камерой занимался другой человек, откуда Лысаков знал о ней и почему приказал Коптевой никому не рассказывать о проводах, которые были видны под картиной?

– И вы думали, что он расскажет? – удивился Ильин.

– Конечно, нет. Мне было важно выяснить его реакцию на мои вопросы, его поведение могло о многом рассказать.

– А теперь, что теперь вам известно? – усмехнулся Андрей. – Или опыт общения с милицией отбивает всякую охоту к размышлениям?

– Не отбивает, – серьезно ответил Дронго, – это смотря какая милиция. Я не отношусь к тем идиотам, которые считают милицию или госбезопасность созданием тоталитарного государства, предназначенного для подавления инакомыслия. Во все времена и во всех государствах нужны были правоохранительные органы, регулирующие отношения между людьми и государством. Я очень уважаю труд многих тысяч честных офицеров, которые рискуют своей жизнью и подставляют себя под пули и ножи бандитов. Возможно даже, что Лысаков неплохой оперативник. У него довольно быстрая реакция, умение мгновенно оценивать ситуацию. Наверно, неплохая агентура.

– Это можно сказать о любом оперативнике, – разочарованно протянул Андрей.

– Не думаю, что о любом. Но если конкретно о нашем деле, то мне удалось составить довольно четкое представление о нем по поведению Лысакова. Во-первых, он, конечно, знал о фотокамере, и Коптева нам не соврала. Это было ясно по мгновенной реакции Лысакова. Во-вторых, ясно, что он имел непосредственное отношение к самой камере. Он готов был меня пристрелить или упрятать в тюрьму, только бы слух о камере не распространялся. Это естественная реакция человека, который лично причастен к подобному преступлению. Если бы он просто знал о существовании камеры, то наверняка не стал бы настаивать на моем немедленном задержании. Но он хотел любым способом меня остановить, засунуть в тюрьму, даже готов был изорвать мой дипломатический паспорт. И, наконец, третий момент. Если я правильно понял, то человека, отдавшего ему приказ об установке и снятии камеры, он очень боится. И мы можем в будущем сыграть на этом страхе Лысакова.

Ильин обернулся назад, нахмурился и резко повернул машину в левый ряд, пристраиваясь за идущим впереди джипом. Затем сказал:

– Кажется, показалось.

– Ты думаешь, за нами следят? – спросил Дронго. – Во всяком случае, этого исключить нельзя. Ты понаблюдай внимательнее. Сверни впереди на боковую параллельную улицу и проследи, кто за нами поедет. Вполне возможен «хвост». Лысаков отпустил меня слишком быстро. Теперь он сообразил, что нельзя отпускать столь ценного свидетеля.

– Хотелось бы узнать, вы действительно все точно просчитываете или просто ловко меня разыгрываете, заставляя верить в вашу безупречную логику? – спросил Андрей с вызовом.

– Конечно, разыгрываю, – устало усмехнулся Дронго. – Поедем домой, Андрей, я очень устал. Согласись, что для человека, чудом спасшегося от тюремной камеры, я держусь совсем неплохо.

Андрей молча прибавил скорость. А через несколько мгновений сказал, не отрывая глаз от зеркала заднего обзора:

– Все-таки за нами следят.

– Все правильно, – вздохнул Дронго, – он хочет знать, куда именно я поеду. Ему важно изолировать свидетеля. Кто именно за нами едет?

– Белый «жигуленок» шестой модели, – уточнил Ильин.

– Они не успели подготовить другой машины, – понял Дронго, – да и вряд ли Лысаков захочет рисковать, решив посвятить в свою тайну еще кого-то. Ты сможешь оторваться? – спросил он у Андрея.

– В городе вряд ли. Вот если мы выедем на трассу, тогда мой «БМВ» легко уйдет от их «жигуленка».

– Когда мы выедем из города, за нами будут следить уже несколько автомобилей, – резонно заметил Дронго, – у нас почти нет времени. Давай поступим таким образом. Где-нибудь на повороте ты резко свернешь, и я постараюсь выскочить из машины. Ты должен отвлечь их на себя. Только ни в коем случае не вези их к себе домой. Иначе подставишься сам. Помотай их немного по городу и поезжай в офис вашей компании. Машину поставишь перед зданием, чтобы они видели, куда именно ты вошел. Еще лучше, если ты захочешь там заночевать. Но ни в коем случае не выходи один из здания. Ты меня понял?

– Понял, – кивнул Андрей, – впереди будет поворот на проспект, а там вход в метро. Я могу чуть затормозить, а вы постарайтесь как можно скорее выйти из машины. Если успеете попасть в подземный переход, ведущий к метро, они вас могут и не заметить.

– Вот и хорошо. Только не забывай, что тебе сегодня нельзя выходить из здания компании. Очень тебя прошу не рисковать, – повторил Дронго, глядя на дорогу.

Все получилось так, как они планировали. Свернув на проспект, Ильин чуть притормозил, и Дронго стремительно покинул машину, почти выпрыгнув из авто в подземный переход. И затем поспешил на станцию метро. Через полчаса он уже был у своего дома.

Войдя в квартиру и с наслаждением встав под душ, Дронго закрыл глаза, он долго стоял под горячей струей, вспоминая перипетии сегодняшнего дня. Если Лысаков реагирует на него столь бурно, ясно, что он его боится. Но не просто боится, он отлично понимает, что значит установленная камера в номере такого человека, как Александр Михайлович. Майор милиции слишком мелкая сошка, чтобы осмелиться на самостоятельные действия против столь крупного бизнесмена. Он мог быть только исполнителем, понимая, что слухи о камере, установленной в номере бизнесмена, которые появятся в городе, обернутся для него очень большими неприятностями. Дронго подумал, что на месте Лысакова он бросил бы все силы на установление личности незнакомца и установление его адреса.

Квартира, где остановился Дронго, была зарегистрирована не на его имя, он не опасался, что кто-то сможет вычислить, где он живет. Но Лысаков мог выйти на круг людей, знающих его. Нельзя рисковать, когда имеешь дело с людьми, столь заинтересованными. Лучше все-таки покинуть эту квартиру. Наиболее безопасно, пожалуй, поселиться в кабинете генерала Федосеева. Но к этому он прибегнет через несколько дней. Кабинет генерала станет последним местом, где его не смогут достать.

Он вышел из ванной, бросив полотенце на кресло в кабинете. Быстро оделся. Да, нужно предусмотреть все варианты, подумал Дронго. Положив в карман пистолет, он с сожалением закрыл за собой дверь своей квартиры. Спускаясь по лестнице, он периодически оглядывался. Каждую минуту на него могли напасть.

«Если сунутся в мою квартиру, заставлю Александра Михайловича оплатить стоимость книг и ремонта», – с ожесточением подумал он, выходя из подъезда. Вроде бы все тихо, и Дронго решил, что сможет спокойно пройти к станции метро. И ошибся. За его спиной уже шел человек. Когда Дронго нутром почуял опасность, было уже слишком поздно. Он не успел даже обернуться, как тут же ему в лицо брызнула жидкость с резким запахом. Он попытался что-то сказать, но сознание уже покидало его, и он мягко, почти беззвучно опустился на тротуар. Его уже обыскивали.

День третий

Расставшись с Дронго, Андрей Ильин еще несколько раз пытался оторваться от своих преследователей. Но «жигуль» упорно шел следом, иногда сокращая расстояние до нескольких метров. Минут через пятнадцать «жигуль» даже поравнялся с его автомобилем, когда сидевшие в нем двое людей с изумлением и плохо скрываемой досадой увидели в салоне одного Ильина. Очевидно, они рассчитывали увидеть рядом с ним еще одного человека. Именно поэтому, когда машины остановились во второй раз, один из пассажиров «жигуля» сделал резкую отмашку рукой, приказывая Ильину остановиться.