Я убиваю - Фалетти Джорджо. Страница 7

Минуло три дня после Гран-при Монако, восторженная толпа, собравшаяся в конце недели посмотреть на гонки, схлынула, и город быстро возвращался к обычной жизни. Там, где еще недавно царили гоночные машины с их немыслимой скоростью, движение вновь стало ленивым и правильным, под майским солнцем, в преддверии лета, которое уже никогда не будет таким, как прежде, – ни для него, ни для других.

Йохан Вельдер в свои тридцать четыре года чувствовал себя стариком и испытывал страх.

Страх, привычный спутник пилота «Формулы-1», был хорошо знаком ему. Вот уже столько лет каждую субботу перед соревнованиями он ложился спать вместе с ним, и неважно, кто из женщин делил с ним постель. Он даже научился различать его запах в своих пропитанных потом комбинезонах, сохнущих в боксах. Он так долго нивелировал и одолевал этот страх, что в конце концов даже научился забывать о нем, когда надевал шлем, садясь в машину, пристегивая ремни безопасности, ожидая мощного выброса адреналина. Теперь все стало по-другому, теперь он боялся самого страха – страха, который подменяет рассудок инстинктом, вынуждающим тебя снять ногу с акселератора мгновением раньше, чем нужно, и мгновением прежде необходимого искать педаль тормоза. Он боялся страха, который внезапно лишает тебя дара речи и общается с тобой только через хронометр, объясняя, сколь быстра секунда для обычного человека и насколько длинна она – для пилота.

Зазвонил мобильный телефон. Йохан был уверен, что выключил его, и хотел было сделать это сейчас, но все же ответил.

– Куда ты, черт возьми, запропастился?

Голос Роланда Шатца, его менеджера, зазвучал в трубке подобно возгласу ведущего телевикторины с той, правда, разницей, что ведущие не злятся на участников передачи. Йохан ожидал этого звонка, но был совершенно не готов к нему.

– Да так, гуляю… – уклончиво ответил он.

– Он, видите ли, гуляет! А ты знаешь, что тут творится?

Он не знал, но вполне мог представить. В конце концов пилот, прохлопавший на последних поворотах уже практически выигранную гонку, всегда занимал много черного места на белых страницах спортивной печати во всем мире. Роланд даже не дал ему ответить и продолжал свое:

– Команда всеми силами пыталась прикрыть тебя от журналистов. Но Фергюсон взъелся, словно гиена. В этих соревнованиях ты ни разу никого не обогнал, ты оказался впереди только потому, что другие вышли из игры или сломались! И все равно упустил победу. Самый снисходительный заголовок в газетах, знаешь, какой? «Йохан Вельдер в Монте-Карло проигрывает гонку и теряет лицо».

Йохан попытался было возразить, не очень веря этим словам.

– Я же говорил вам, что машина была недостаточно…

Менеджер не дал ему закончить фразу:

– Выдумки! Показания телеметрии – вот они, здесь, и поют лучше Паваротти. Машина была в отличном состоянии, и пока у Мало не отказал двигатель, он обставил тебя за милую душу, хотя и стартовал позже.

Франсуа Мало был вторым пилотом в команде, молодой гонщик, еще, что называется, незрелый талант, но Фергюсон, тренер команды «Кловер Ф-1 Рейсинг», уже давно растил и холил его. Мало еще не хватало опыта, но он оказался отличным испытателем, к тому же воли к победе и отваги ему было не занимать. Не случайно во всех «конюшнях» пристально следили за ним с тех пор, как он участвовал в «Формуле-3», пока Фергюсон не перехватил парня окончательно, заключив с ним контракт на два года. В свою очередь Шатц тоже немало постарался, чтобы стать поверенным Йохана в делах. Таковы были законы спорта и, в частности, «Формулы-1» – крохотной планеты, где солнце всходит и заходит с безжалостной быстротой.

Роланд внезапно изменил тон и заговорил с ним по-человечески – как-никак, давние друзья. И все равно оставалось впечатление, будто он ведет допрос и за хорошего полицейского и за плохого сразу.

– Йохан, есть проблемы. На будущей неделе намечена серия тестовых испытаний в Сильверстоуне, с командами «Уильямс» и «Джордан». Если я правильно понял, они хотят, чтобы новую подвеску тестировали Мало и Барендсон, испытатель. Ты понимаешь, надеюсь, что все это означает?

Конечно, он понимал. Он слишком хорошо знал мир автогонок, чтобы не понимать. Если пилота даже не ставят в известность о последних технических новинках в его же собственной команде, выходит, опасаются, что он может передать ценную информацию соперникам. А потому ни о каком возобновлении контракта говорить не приходится.

– Что ты хочешь от меня услышать, Роланд?

– Ничего. Я ничего и не жду от тебя. Я только хотел бы, чтобы ты, садясь за руль, использовал голову и ноги. А они у тебя есть, ты не раз доказывал это.

Они помолчали.

– Ты все с той самой, да?

Йохан невольно улыбнулся.

Роланд не питал ни малейшей симпатии к Эриджейн, которую называл в разговоре не иначе как «та самая».

С другой стороны, ни один менеджер не питает симпатий к женщине, из-за которой, по его мнению, пилот сдает позиции. Прежде у Йохана были десятки женщин, и Шатц расценивал их совершенно верно – как неизбежное приложение к объекту всеобщего внимания, множество прекрасных лун, отражающих солнечное сияние чемпиона. А вот когда в жизни Йохана появилась Эриджейн, он как-то насторожился и занял оборону. Наверное, пора уже объяснить ему, что Эриджейн – не болезнь, разве что симптом. Йохан говорил тоном человека, желающего убедить упрямого ребенка, что за ушами тоже надо мыть.

– Роланд, тебе не приходит в голову, что у любого фильма есть конец? Мне тридцать четыре года, многие пилоты в моем возрасте уже ушли. А кто еще работает, выглядит карикатурой на самого себя в молодости.

Он сознательно не упомянул погибших. Это были люди, каждый со своим именем, собственным характером, он помнил их глаза, смех, а потом они внезапно превращались в мертвые тела, изуродованные вместе с кузовом болида: яркий шлем свернут набок, «скорая помощь», как всегда, опаздывает; вертолет, как всегда, не поспевает вовремя; врач, как всегда, оказывается бестолковым.

Роланд шумно возразил.

– Да что ты несешь, Йохан? Мы же с тобой прекрасно знаем, что такое «Формула-1», но у меня масса предложений из Америки… У тебя еще уйма времени, чтобы развлечься и заработать кучу денег без всякого риска.

У Йохана не хватило мужества остудить менеджерский пыл Роланда. Деньги, конечно же, не тот стимул, который мог изменить состояние его души. Денег у него хватит на два поколения вперед. Он зарабатывал их, все эти годы рискуя жизнью, и не поддался искушению, как многие его коллеги, приобрести персональный самолет или вертолет и покупать дома во всех концах света. Он не смог сказать Шатцу, что проблема в другом – гонки перестали доставлять ему удовольствие. Нить почему-то оборвалась и, к счастью, это произошло не в тот момент, когда он мог потерять равновесие.

– Ладно, еще поговорим.

Шатц понял, что сейчас лучше не настаивать.

– Хорошо, постарайся быть в форме для Испании. До конца чемпионата еще далеко, два хороших результата, и все выправится. А пока развлекайся, красавец-мужчина!

Роланд отключился, а Йохан смотрел на мобильник, словно видя в нем озабоченное лицо своего менеджера.

– Молодец. Ждешь, пока отойду, и тут же хватаешься за телефон. Мне, что же, надо думать, будто у тебя есть другая женщина?

Эриджейн вышла из душа и поднялась к нему на палубу, вытирая волосы полотенцем.

– Нет, это был Роланд.

– А!

Этот возглас вместил в себя все.

– Я не нравлюсь ему, не так ли?

Йохан привлек ее к себе, обнял за талию, прижался щекой к ее животу и заговорил, не глядя на нее.

– Не в этом дело. У Роланда свои проблемы, как у всех, но он мой друг, и я полностью доверяю ему.

Эриджейн ласково погладила его по голове.

– Ты сказал ему?

– Нет, решил, что по телефону не стоит. Думаю, скажу – и ему, и Фергюсону – в Барселоне. На будущей неделе. В любом случае официально сообщу об уходе только на финише сезона. Не хочу, чтобы журналисты еще злее кусали меня.