Ярость и гордость - Фаллачи Ориана. Страница 5

Нам также известно, где на сегодняшний момент они готовят свои заговоры. И места их встреч не те особняки или дворцы, где, рискуя быть повешенными, наши предки в 1800-х годах объединяли усилия, чтобы освободить Италию от завоевателей. Места встреч этих новых заговорщиков – прежде всего мясные лавки. Этих исламских мясных лавок полным-полно в каждом нашем городе, потому что «бедным-несчастным» годится в еду только мясо животных, которых убили, перерезав им горло, выпустив кровь, а затем содрав мясо с костей. Еще это арабские грили и арабские кафе, арабские публичные дома и арабские бани, арабские магазины и, конечно же мечети. Что касается мечетей: после нью-йоркского апокалипсиса многие духовные лидеры сбросили с себя маски. И это очень длинный список. В него входит марокканский мясник, которого итальянские журналисты почтительно называют религиозным лидером исламской общины Пьемонта. Это благочестивый живодер, который в 1989 году приехал в Турин по туристической визе, а затем меньше чем за десятилетие открыл пять мясных лавок плюс пять мечетей, превратив, таким образом, изысканный город Кавура в вонючую казбу (грязный, бедный квартал). Боголюбивый кровопускатель теперь поднимает, словно знамя, портрет Усамы Бен Ладена и объявляет: «Как говорится в Коране, наша священная война – правильная и оправданная война. Все братья Турина хотят в ней участвовать». (Скажите, дорогие министры внутренних и иностранных дел, почему вы не отошлете его обратно в Марокко или не посадите в тюрьму?) В тот же список входит и председатель исламской общины Генуи – речь о еще одном знаменитом городе, превращенном в казбу. А также имамы Неаполя, Рима, Болоньи. Хорошенькое выражение «Имам Болоньи», дожили. Этот имам изрекает: «Башни Нью-Йорка были разрушены американцами, которые использовали бен Ладена как прикрытие. Если это были не американцы, то – израильтяне. В любом случае Бен Ладен невиновен. Опасность – не в бен Ладене, а в Америке». И не будем забывать, что за сутки до нью-йоркского апокалипсиса в мечети Болоньи некоторые верующие распространяли листовки, прославляющие терроризм, да ещё и предвещающие «исключительное событие». Эх! Почти что всегда внуки коммунистов, тех, кто отрицал или одобрял преступления Сталина, покровители наших гостей, заверяют, что в исламской иерархии имам – незначительный персонаж: мелкое духовное лицо, его функция – проводить молитвы по пятницам, безобидный священник, не имеющий никакой власти. Бред! Имам – головная фигура, он ведет за собой всю общину и полновластно ею управляет. Боголюбивый ли это живорез, добродетельный ли кровопускатель или же нет, так или иначе, он священник высокого ранга, он манипулирует и безгранично влияет на умы и поступки своих последователей. Это лидер агитпропа, во время молитвы по пятницам он распространяет политические послания. Все так называемые исламские революции идут от имамов, из мечетей, включая и так называемую иранскую революцию. Не из университетов, в чем вышеупомянутые внуки коммунистов хотят нас уверить. За каждым исламским террористом стоит имам, и Хомейни был имамом. Главные лидеры Ирана были и есть имамы, хочу тебе напомнить. И я утверждаю, что многие имамы (слишком многие) являются духовными проводниками терроризма. То есть, в сущности, сами они террористы.

Что касается Перл-Харбора, который навис над нами. Нет никакого сомнения в том, что химическая и биологическая война входит в стратегию этих эсэсовцев и чернорубашечников, размахивающих Кораном. В одном из своих выступлений по видео бен Ладен лично пообещал прибегнуть к этим методам… (Мы знаем, что Саддам Хусейн всегда был склонен к этим видам убийства. Мы знаем, что у Саддама выращиваются бактерии, которые распространят по миру бубонную чуму или сифилис, или проказу, или тиф, или сибирскую язву, или ещё что-то в этом роде. Наряду с этим он разрабатывает ядерное оружие и производит сумасшедшее количество нервно-паралитических газов.) Мы знаем, что до сегодняшнего дня все эти угрозы еще не выполнены. Поэтому защитники наших врагов так любят болтать вздор о том, что моя ярость несправедлива, преувеличена, основана на заблуждении.

Но Перл-Харбор, о котором я говорю, не имеет ничего общего с описанными угрозами. Я говорю об угрозе, которую представители ФБР описывают словами: «Вопрос не в том, случится ли это, вопрос лишь в том, когда это случится». Об угрозе, которой я боюсь больше, чем бубонной чумы, больше, чем проказы, больше, чем нервно-паралитического газа и даже ядерного оружия. Угроза, которая ударит сильнее по Европе, чем по Америке. Я говорю о том, что угрожает нашим памятникам, нашим шедеврам искусства, нашим историческим ценностям. Угрожает самой сущности западной культуры.

Говоря, что вопрос не в том, случится ли, что вопрос в том, когда случится, представители ФБР беспокоятся конечно же о своих ценностях. О статуе Свободы, о мемориале Джефферсона, о памятнике Джорджу Вашингтону, о колоколе Свободы в Филадельфии, о мосте «Золотые ворота» в Сан-Франциско, о Бруклинском мосте в Нью-Йорке и т. д. И они правы. Я боюсь за них тоже. Я боюсь за них гак же, как боялась бы за Биг Бен или Вестминстерское аббатство, будь я англичанкой. За Нотр-Дам и Лувр, и Эйфелеву башню, будь я француженкой. Но я итальянка. Следовательно, я еще больше боюсь за Сикстинскую капеллу, за собор Св. Петра, за Колизей. За Площадь Святого Марка и музеи, и дворцы на Большом Канале в Венеции. За Миланский собор, Атлантический Кодекс и «Тайную вечерю» Леонардо да Винчи в Милане…

Я из Тосканы. Следовательно, я еще сильнее боюсь за Пизанскую башню и пизанскую Площадь Чудес, за Сиенский собор и сиенскую площадь дель Кампо, за сохранившиеся башни Сан Джиминьяно… Я флорентийка. Следовательно, я ещё больше боюсь за собор Санта Мария дель Фьоре, за Баптистерий, колокольню Джотто, палаццо Питти, галерею Уффици, Понте Веккио. Кстати, это единственный оставшийся древний мост, потому что все другие были взорваны в 1944 году Гитлером – образцом для подражания бен Ладену. Я также боюсь за флорентийскую библиотеку Лауренциана с ее восхитительными миниатюрами, с ее бесподобным Кодексом Вергилия. Я также боюсь за флорентийскую Академическую галерею, где хранится Давид работы Микельанджело. (Скандально обнаженный, Бог ты мой, а значит, особо осуждаемый Кораном). И если «бедные-несчастные» разрушат хотя бы одно из этих сокровищ, всего лишь одно, клянусь, я сама стану святым воином. Я сама стану убийцей. Так что послушайте меня, вы, последователи Бога, который проповедует око-за-око, зуб-за-зуб! Я родилась во время войны. Я выросла на войне. О войне я знаю многое, поверьте мне – у меня больше мозгов, чем у ваших камикадзе, у которых хватает мужества умереть лишь тогда, когда смерть означает убийство тысяч людей. Включая младенцев. Вы хотели войну, вы хотите войну? Хорошо. Что до меня, войну вы получите и война будет. До последней капли крови. Dulcis in fundo. А теперь с легкой улыбкой. Само собой разумеется, что, так же как и смех, улыбка порой означает прямо противоположное. (В юности я узнала, что, когда фашисты пытали моего отца, требуя выдать, где он спрятал оружие, сброшенное на парашютах американцами для нашего движения Сопротивления, мой отец смеялся. У меня оледенела кровь, когда я услышала об этом. Однажды я не выдержала: «Отец! Это правда, что когда-то ты смеялся под пытками?» Отец нахмурился и хрипло пробормотал: «Дорогой мой ребенок, в некоторых ситуациях смех – это то же, что и слезы. Сама узнаешь… Когда-нибудь ты сама узнаешь…»)

Так вот, когда публикация этой книги была анонсирована, Говард Готлиб, профессор Бостонского университета (университет десятилетиями собирает и хранит мои работы), позвонил мне и спросил: «Как нам следует обозначить жанр „Ярости и гордости“?» – «Не знаю», – ответила я. Я добавила, что моя книга не является романом или репортажем, или эссе, или мемуарами, или, по моему мнению, даже памфлетом. Потом я поразмыслила. Я перезвонила ему и сказала: «Напишите, что проповедь».