Мир тропы. Очерки русской этнопсихологии - Андреев А.. Страница 11

Слово это этимологически, очевидно, связано с наименованием скоморохов – гудошники или гудочники. Обычно исследователи связывают это с гудком – простенькой скрипочкой, на которой играли скоморохи. Общаясь с потомками скоморохов, я понял, что существовало и противоположное мнение – гудок был назван так, потому что он, как и гусли (происходящие от того же корня "густи", то есть гудеть), был инструментом гудошников для внешнего выражения, передачи нутряного гудения. Гудение же, в том смысле, в котором его понимает Духовное пение, было первомузыкой, извлеченной из твоего нутряного гудка, или песней и игрой души.

Если ты гудишь сознанием, то рождается звук, если движением, то твоя песнь будет игрой, скажем, воинской или пляской. Тогда тебе подвластны тела людей, и ты творишь сказку о Гуслях-самогудах, а люди пляшут, не в силах остановиться. Если ты пропускаешь этот свет сквозь тело силы, то рождается чародейская песня, такая, например, как кобенье. Тогда тебе подвластны тела животных, и ты можешь прорицать Судьбу. И все это ступени жреческого обучения, насколько я понимаю.

Но ни овладеть движением, ни силой, ни пойти дальше ты не можешь, пока не стал хозяином самому себе, хотя бы в отношении сознания. Почему офени считали, что мы не в себе, не хозяева в собственном доме? Сегодня я могу с полной уверенностью сказать, потому что они это просто видели. Человек, являющий из себя все описанное выше богатство составных частей сознания, как Ванька-встанька-наоборот, "стянут" в вертикальном отношении к своему верхнему "полюсу" – голове. Это явно связано с мышлением, которое не позволяет ему присутствовать осознаванием в средней и нижней части тонких тел. Может быть, именно из-за этого и родились эзотерические представления о том, что где-то в районе солнечного сплетения-пупка находится "Центр силы". Лично мне сейчас кажется, что это древняя ошибка, вызванная реальным видением эзотериков обычного человека как человека без Силы, у которого "не работает нижний центр". Одновременно, когда изредка кому-то удавалось овладеть управлением Силой, то глаз видящего обнаруживал у него работающим нижнее ядро сознания. Это, очевидно, и совместилось в понятие центра Силы. Судя по представлениям офеней, для того, чтобы управлять силой, надо иметь не какое-то особое ядро сознания раскрытым, а все свое сознание свободным и управляемым. Тогда тебе даже думать не придется ни о каких ядрах или центрах, а уж тем более о специальных упражнениях для их накачки. Это мне напоминает проблему с кундалини, считающуюся ключевой для практически всех последователей "индийского пути". Притом, что Будда, один из весьма немногих разгадавших загадку этого пути, ничего не говорит о кундалини, словно ее вообще не существует.

Проблема обретения сил и способностей была для офеней проблемой их высвобождения очищением сознания. В идеале это должно было дать полную ясность сознания, которая, очевидно, сопоставима с понятием просветления или святости. Но это особая тема, требующая отдельного разговора. Пока же я хотел бы рассказать, как меня учили овладевать собственным сознанием.

ПОХАНЯ

Я совершенно не обладал слухом, но, тем не менее, попросил Поханю научить меня Духовному пению.

– А чего тут!- ответил он.- Бери да пой. Сердцем ты светишь.

Он имел в виду показанное мне еще Степанычем упражнение, которое мой дед называл молением Световидовым. Вначале, прочитав такое название в дедовском "гроссбухе", я подумал, что это просто его фантазия или что-то почерпнутое из книг Афанасьева или других мифологов. Дело в том, что Световод, а точнее, Свентовит – бог вроде бы не наш, а западнославянский. Бытование такого имени на Верхневолжье невероятно. Но Степаныч с первых же моих уроков начал учить меня определенному виду работ с ядром сознания, называвшимся у деда Середка. Степаныч чаще называл его Сердце и заставлял "возжигать" его Светом. Для меня это упражнение по некоторым признакам совместилось с дедовскими записями о Световиде, и я попытался выяснить у Степаныча, так ли это. Когда я задал ему свой вопрос, он только поморщился:

– Ничего не понял.

Я посчитал, что говорил путано, и сделал еще одну попытку:

– У деда в тетради есть запись о молении Световидовом в Середке,- повторил я, пытаясь быть предельно логичным.- Но он больше почти ничего не говорит. То, чему ты меня учишь, кажется, и есть моление Световидово?

– Ну, тебе лучше знать,- неожиданно для меня ответил Степаныч.

– Погоди, Степаныч, откуда мне знать?!

– Ну я же не читал твоих тетрадок.

– Причем тут тетради! А сам ты не помнишь, это называлось молением Световидовым?

– Может, и называлось, какая тебе разница? Я тебя делу учу, а тебя куда понесло?

– Интересно…

– Интересно, так работай. Почему тебе вместо дела постоянно болтать надо?!

– Ну хотя бы потому, что если это так, то это дает мне дополнительные образы для осмысления.

– Какие образы?

– Смотри, Световид – это тот, кто видит свет, и кто виден светом, как свет, то есть, и кого видит свет – и свет-мир, и свет-природу, весь белый свет и даже, может быть, кто видит светом!..

– Да, действительно…- задумался Степаныч,- очевидно, это тебе что-то дает… Кто тебя знает, может, это тебе даже важней…- он еще подумал, встряхнулся и сказал решительно.-

Да, это – моление Световидово!

Эта решительность заставила меня усомниться в его словах, но я не рискнул больше приставать.

Степаныч научил меня, как "возжигать" это и другие ядра сознания, как видеть их у других (именно на этом видении основывалось старое офенское приветствие "Со светом по свету") и даже как входить в сознание другого при обучении, чтобы подправить вхождение в ядро или стогно. Но мне до сих пор жаль, что я оказался нетерпелив и задал вопрос про Световида. Если бы я дождался, чтобы кто-то из стариков сам его назвал, это было бы таким открытием!

Умение изливать свет из любого ядра или стогна было потом закреплено теоретическими объяснениями следующего учителя – Дядьки. Но и он и Степаныч в основном показывали, как это делать осознаванием. В отношении же гудошничанья и передачи света другому основную работу проделали Поханя и его жена тетя Катя, когда обучали пению.

Тут надо сразу сказать о том, что многое из показанного ими в то время мною никак не воспринималось как относящееся к пению. Все это совместилось в более-менее цельную картину значительно позже. То же самое прогуживание я сначала воспринял как необычную подготовку плясуньи к пляске – Поханя брал тетю Катю за руку и прогуживал ее через каждый пальчик, точно играл на свирели. Потом она плясала для меня какой-то плавный и очень сильный по воздействию танец, связанный, очевидно, с замужеством, потому что Поханя сказал про него: "По красоте плачет…" ("Красота" произносится с ударением на первом слоге). Сразу расспросить подробнее у меня не получилось, а потом все словно стерлось, я даже слов не мог подыскать, когда вспоминал этот пляс.

Когда мы с Поханей ходили в лес, он учил меня айкать. Для меня это было интересно, потому что очень сильно напоминало те звуки, которыми охотники посылали за зверем гончих, когда я еще охотился. В айканьи употребляется всего четыре слова: ай, ой, эй и поть. Из них создается весьма своеобразная мелодия. Начинается с громких повторяющихся: "Ай-Йай-Йай",- потом ты начинаешь частить,- "йа-я-я-я-я-я-я-я",- и без перехода выходишь на "Е-аааАааАааАААЙИ". Переборы в конце, которые я попытался передать чередованием прописных и строчных букв, означают своеобразный горловой перелив. Именно горловой, и Поханя неоднократно это подчеркивал, что его задача вообще – раскрыть горло. "Ой" поется сходно, только с тем отличием, что имеет свойство в конце переходить на ту же третью часть, что и у "аи". Эй;' поется примерно по той же схеме, что и "аи", только сильно сокращая первую часть и почти сразу переходя к короткому перебору. "Поть" же состоит из двух частей. Сначала долгий перебор: "Поть-поть-поть-поть-поть-поть",- а потом сходное с завершением "аи" горловое: "По-о-О-о-О-о-О-о-О-О-О-ТЬЭ". Другим названием для этого было "посыл".