Психология свободы - Ткачёв Виктор Григорьевич. Страница 55

Итак, жизненаполняемость не просто, а именно та, что нуждается не только в общем, но и специальном позволении. То бишь слабость есть позволение себе "послать" обстоятельства там, где позволить нельзя. Одной рукой придвигается то, что отодвигается другой! Это фигурально выражаясь. Такое уж человек – как воплощённая психика – внутренне противоречивое образование. Если иметь в виду обы́чного человека, разумеется...

Почему слабость перед чем-то – ещё и чувство, помимо что описанный внутренний акт себепозволения? Ну, наша внутренняя оборотившесть конкретносмысленностью себепозволения, да в наведённом фоне запрета этой смысленности, – неизбежно ведь такое должно что называется, выглядеть – как-то для нас внутри нас, и вот эта "выглядящесть" достаточно сложносоставна, чтобы психотеоретизационно зачислять её в разряд чувств. Специфическое чувство, коим оборачивается внутренняя пойдённость на позволение себе чего-то одного жизненного – против логически более правого другого.

Осуществляет в себе и испытывает слабостей обычный человек массу. Всевозможные уступки жизненным обстоятельствам, компромиссы с людьми и множественное прочее тому подобное – всё это, как правило, бывает у людей на базе именно слабости. Хотя в принципе может быть и на иной базе, вплоть до противоположной. Вполне ведь, в организовке компромисса, возможно исходить от избытка внутренней силы! Сила жизнесотворения, жизнетворящая сила, – тáк внутрисубъектно является нам то, что физиологи называют нервной энергией человека. Но если подспудно чувствуешь за собой её недостáток, так это как раз провоцирует слабости – ведь недостатком тем определяешь себя неспособным блюсти свои общие требования – к себе и жизни. Или сказать, к жизни и себе – как её части.

Ежели обстоятельства жизни приводить к "общему знаменателю", то чувства слобости не возникает. Не возникает его – как воплотителя идения на поводу у одних обстоятельств перед другими. Как правило, идёшь на поводу у подворачивающихся чáстных обстоятельств, а те, пéред коими так идёшь – обычно общие обстоятельства. Заключающиеся к примеру в том, что нельзя врать. Почему нельзя – это я оставляю здесь "за кадром". Важно что многие жизнь как "макрообстоятельство" трактуют именно так, в одной из возможных оценочных частностей. Макрорасклад жизни человеческой утверждает для них именно это – в их понимании его. Понимание такое берётся из книг и прочих элементов культуры, но в первую всё же очередь – из ни с чем не связанного чувства на базе интуиции, которой каждый связан с жизнью – как явленностью – напрямую, минуя человечество. И вот, "подворачивается" частное обстоятельство – что потерпишь потери от оппонента, ежели ему не соврёшь. И если тут внутренняя сила оценивается подспудом недостаточной для претерпения тех потерь, то то и можешь ты тем запасть в чувство слабости – на предмет соврать. Тем фактически уступая тому оппоненту!

При избытке же внутренней силы – по самооценке, – вполне можешь организоваться в испытывание жалости к тому человеку, и уже из жáлости ему соврёшь – в тех оппонирующих (тебе) жизненных его обстоятельствах. Тем своеобразно ему опять-таки уступив. Но уступка уступке рознь, как оказывается.

 

И ещё о поднасильности.  Уже писали, что возникает как чувство, когда совершает жизнь над тобой насилие. В смысле, что как-то там внутри себя (ну, в психике) обязательно отображаешь таковую с собой происходящесть. Таковóго качества происходящесть с собой! И отображённость эта и оказывается чувством, которое мы обозначили словом "поднасильность".

Ещё раз. Говорят же люди о себе: мол, подвергаюсь насилию. Есть такое составное понятие, да? Так вот, все это прежде всего понимают в смысле налички "нагружающих" действий – к тому говорившему о насилии над ним человеку. А что он всё то ещё и испы́тывает, то бишь внутренне себе отображает, – это лишь смутно вдобавок о нём подразумевается – тьеми услышавшими его людьми. А зря! Эта отображаемость – важнейшая статья наших жизней.

Но что испытываешь над собой насилие, такое заключается лишь когда находишь себя не в силах помешать жизни – сделать с собой то, чего не хочешь. Причём находимость такая должна реализоваться достаточно подспудно. Это необходимая для "завязки" именно чувства достаточность. Без которой всё обойдётся лишь "голой" понимаемостью своей поднасильности. Так сказать поднасильность, не пущенная внутрь! Бывает и такое, у философски продвинутых личностей. Живущих рассудком более, чем остальные.

Впрочем. это мы ещё сказали мало. Допёрли до чего? Что чувство поднасильности возникает, когда жизнью над тобой производится нечто такое, защититься от чего ты не находишь себя способным. Достáточно способным, и хоть в какой-нибудь из технически возможных форм: драться ли, убегать ли, или ещё что – не важно, лишь бы защитный результат. Так вот, это – оказывается! – условие только с одной стороны. А с другой, надо чтобы то производимое с тобой жизнью – не находил ты пока возможным принять. Не находя себя́ способным это сделать, или по какой другой причине.

И когда говорим, что жизнью над тобой нечто производится, то иметь в виду, что по самому большому счёту, так и ты сам, в любой своей представшести, начиная с вульгарной телесной, неявно тоже есть твоя жизнь.

Поднасильность суть специфическое чувство, и оно каждому знакомо – хотя бы с поры детства (старшие дети мастера на насилие над младшими, и каждый из нас какое-то время должен был быть таким "младшим"). И не путать здесь насилие с насилиеподобностью. В том смысле, что жизнь может производить с тобою нечто, от чего ты заведомо не способен защититься, и это круто меняет дело – сравнительно со случаем, когда защититься – вообще способен, да только недостаточно – при достаточной степени той недостаточности. Тут что? Когда завéдомо никак не способен, и подспудом достаточно понимаешь это, то не возникает претензии на защищённость, и посему тому воздействию жизни – получается нечего у тебя отнимать. Отнимаемое проходит как неважное, коль нет претензии не отдавать! Отчего и соображёнки насилья над собой – у тебя при отниманьи том не возникает. Происходящее подсознательно идентифицируем лишь насилиеподобностью. Воспринимается лишь похожим на насилие, но не самим им! Что отражается чувством обиды, чувством глупости происходящего, может даже чувством поднасильности – в зачатке. Но нé полноценным!

Например, ты тяжело болен, и потому как раз заведомо – никому и ничему – не можешь дать отпор. И если тогда к тебе пришли и грабят, происходящее насилием – с отражающими факт чувствами – может и не восприняться. Если достаточно проникся той своей нефункциональностью – настолько, что самопониматийно держишься уже вне обычной жизни. Субъективно как бы в стороне от ней стоишь.