Тропарь и коллекта - Демиденко Сергей Николаевич. Страница 9

Через два дня поезд остановился в низменной местности с небольшой возвышенностью. По влажности воздуха чувствовалась близость большого водоёма – моря или большой реки. Часть холма была обнесена высокой колючей проволокой с вышками наблюдения. В полутора километрах виднелась сосновая роща с деревьями поразительной геометрической однообразности, а дальше к горизонту – широкая лента реки, лес и группа низких бревенчатых строений между ними. Петер понимал, что им предстоит соорудить подобие таких же, прежде чем атмосферный осадки не будут падать на головы военнопленных. Для просушки мокрой одежды охранники разбросали в толпу коробки со спичками и свалили с трёх подвод кору и сучья.

Земля была покрыта крапивой и другой травой. Попадались растения с широкими мясистыми листьями, попробовав которые на вкус многие согнулись в рвотных судорогах – растение, имевшее на русском языке одноимённое с понятием «простофиля» название «лопух», было очень горьким. Что же касается крапивы, то, будучи обдана кипятком, она становилась вполне съедобной. В первую неделю пребывания на огороженной территории в пищу военнопленные употребляли лишь крапиву. Петер привлёк знания, полученные в университете и с тщательностью химика-органика изучил всё, что предоставляла природа. Во-первых, он обнаружил растущие в ложбинках и вдоль дорог низкорослые растения с листьями практически одинаковой формы, но различные по плотности. Одни из них имели приятный кисловатый вкус и были вполне пригодны для употребления в пищу, вторые оказались ещё важнее – они проявляли антисептические свойства.

Условия существования в поезде, а потом в лагере были слишком суровыми даже для здорового человека, у раненных шансов выжить практически не было. У многих нарывы переходили в гангренозное состояние и человек умирал в мучениях. Всем, раны которых ещё оставляли шанс на существование, Петер «прописывал» несложные процедуры:

– снять остатки бинтов и промыть рану мочой;

– под солнечными лучами просушить размягчённую плоть;

– обложить рану листьями подорожника и обмотать остатками бинтов. Таковой была несложная химио-санитария скотского быта, но она давала положительные результаты.

На краю участка в лощине земля имела повышенную влажность. Сняв верхний слой дёрна и прокопав в глубину с полметра, Петер обнаружил небольшой родник, питавший влажный участок. Это была жизнь! Чистая вода была спасением от дизентерии, которой болел каждый третий. Употребление любой влаги из луж и канав приводило через неделю – другую к тёмно-красным выделениям из кишечника и к страшной слабости. Внутренности подвергались мучительным приступам каждые пятнадцать – двадцать минут. Добежать до отхожего места удавалось не каждому, а стирать было, разумеется, нечем. Наличие огня позволяло кипятить мутную влагу и некоторые пили с голодухи завариваемую смесь из коры, ромашек и других трав. Петер предупреждал об осторожности при употреблении незнакомых трав, и эта осторожность была оправдана – несколько человек умерло от перитонита [34].

Строгая вегетарианская диета, включавшая три блюда: суп из щавеля и крапивы, тушеную крапиву со щавелем и кореньями и салат из крапивы вскоре закончилась – русские стали кормить. Остатки арийской стойкости, породившей через несколько месяцев в Петере даже своеобразный юмор, открыли ему ещё одну истину: русские были значительно гуманнее в обращении с пленными, чем соплеменники, воспитанные на догматах шовинизма и национал-социализма. К практически одинаковой смертности среди русских и немецких военнопленных приводила природная русская неорганизованность и медлительность в ситуациях, требовавших проведения экстренных санитарно-эпидемиологических мероприятий.

На исходе второй недели пребывания в загоне из проволоки утром у ворот остановилась телега и с неё сошла пожилая женщина. Она объявила на плохом немецком, что пленным выдаётся по полфунта хлеба на человека. За секунды это «лакомство» исчезало в желудках истощённых. В полдень был обещан суп и, – Mein Gott!, – обед состоялся! Жидкая похлёбка имела рыбный запах и включала маленькие кусочки чего-то белкового, то ли плавников, то ли чешуи. Но это была – Надежда, гласившая, что система снабжения русских работает, и пленных не собираются морить голодом. ещё через неделю в похлёбке уже можно было различать кусочки рыбы. Это было воистину праздником! Петер решил ознаменовать данное событие пополнением багажа слов трудного языка русских. Для произношения названия «праздничного» первого блюда нужно было набрать в лёгкие воздуха, как перед употреблением дозы шнапса, и резко выдохнуть: – Ух-ха!

Началось строительство бараков. Прошагав полтора километра, военнопленные попадали в сосновую рощицу, где была развёрнута заготовка стройматериала. Топоры и пилы выдавали тут же, после чего охранники становились бдительнее. Была установлена норма рубки – четыре кубометра в день. Было также объявлено, что не выполнявших норму перестанут кор мить. Несмотря на безостановочную работу, норму выполнить ослабшим было чрезвычайно трудно. К тому же в начале деревья валили хаотически и тут же распиливали, что загромождало дорогу к опушке рощи, где только лишь в сложенном состоянии древесина подвергалась учёту. Первое усовершенствование Петер предложил через три дня хаотической рубки леса. Он рассчитал, что дерево падает в нужную сторону не только лишь от упора с противоположной падению стороны длинными палками. На раскачивание уходили последние силы пильщиков и последующий отдых перекрывал весь временной запас от ускоренного пиления. если сделать пропил ствола лишь до половины с противоположной от направления падения стороны, а потом произвести зарубку напротив и ниже на 15 сантиметров, дерево ложится аккуратно в сторону зарубки. В момент падения остаётся лишь слегка подкорректировать действие земного притяжения, упирая ствол хотя бы даже рукой.

Второй приём, резко повысивший выработку, был внедрён после того, как на пути к роще под зоркий взгляд лётчика попал развал камней небольшого пригорка. Камни были твёрдым песчаником – пемзой и годились в качестве абразива. В первый раз, когда Петер вместо начала работы стал затачивать свой топор и потратил на это 10 минут, охранник окрикнул его:

– Фриц, ты завтра без жратвы! Норму точно не выполнишь.

Однако, вопреки угрозе, зарубка острым как бритва топором производилась в считанные секунды: на 25-ти – 30-ти сантиметровые стволы Петеру было достаточно десяти – двенадцати ударов. его длинные руки создавали такой момент после замаха, что усилие летящего острого металла преодолевало сочную древесину ствола легко. Отскакивающие щепки были скорее не щепками – а маленькими пеньками. Эффект превысил ожидания. Бригада из шести человек, в которую входил фон Остен, чуть-чуть не дотянула до двух дневных норм. Он стал явным лидером и авторитетом. На вопрос охраны:

– Кто бригадир? – с момента второго рационализаторского предложения все дружно указывали на Петера. Так он получил прозвище (кличку, кликуху, погоняло, ярлык, погремуху…) «Бригадир», приставшее к нему навсегда, в том числе и в блатном мире, который не заставил немецкое сообщество военнопленных ждать себя долго.

«Из протокола заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 16 мая 1929 г.

Слушали: Об использовании труда уголовных арестантов.

Постановили: Перейти на систему массового использования за плату труда уголовных арестантов, имеющих приговор не менее трех лет, в районе Ухты, Индиго и т. д. Поручить комиссии в составе т.т. Янсона, Ягоды, Крыленко, Толмачева, Угланова подробно рассмотреть вопрос и определить конкретные условия использования арестантского труда на базе существующих законов и существующей практики».

Для реализации планов Партии и Советского государства в 1930 году в структуре ОГПУ учреждается главное управление лагерями – ГУЛАГ, полностью подчинившее себе многие строительства, ведущиеся силами заключённых различного лагерного контингента. Жернова, перемалывающие судьбы огромного количества советских граждан, осуждённых, в том числе, и во внесудебном порядке, к сороковым годам 20 века сформировывают своё новое отношение к заключённым. Рабочий день увеличивается до десяти и более часов, а пайка урезается, не достигая физиологического минимума.