Тайны волхвов. В поисках предания веков - Джилберт Эдриан. Страница 15
Если Беннетт и питал надежды увидеть подобные явления, его ждало разочарование. Либо люди, принимавшие его в долине шейха Ади, избегали при нем оказываться в круге, либо — скорее всего — хранили для себя такого рода представления, понятные лишь немногим. Каю бы Беннетт ни воспринимал значение езидов и их необычного культа, к несчастью, он не воспользовался их предложением пожить с ними и узнать побольше об их внутренних тайнах. Поэтому он мог мало что сказать сверх того, что считал их живой связью с древними культами, служившими прообразом раннего христианства.
«Их культ — мешанина из савеизма, христианства и ислама. Вероятно, время от времени они одалживали разные легенды, дабы связать свои верования с господствовавшими на данный момент в окружающем мире. Езиды могли быть связаны и с древним культом Митры. Если сравнить символы святилища шейха Ади и храма в Хатре[18], можно узнать в них змею и даже, пожалуй, скорпиона».
Митраизм обычно рассматривается как еретическая ветвь Зороастризма, но это является чрезмерным упрощением. Отношения между двумя религиями на самом деле гораздо сложнее и во многом напоминают отношения между христианством и исламом. Как ислам в некоторых отношениях является реформированной версией христианства и одновременно новым выдвижением свойственной Ветхому Завету идеи приближения к Богу путем подчинения его воле в повседневной жизни, так и митраизм явился во многих отношениях возвратом к дозороастрийскому прошлому.
В персидской, арийской традиции, предшествовавшей зороастрийской реформации, уже имелся Митра, который — вместе с Варуной и Индрой — был одним из великих богов. Его тесно связывали с понятием справедливости и призывали в свидетели в случаях испытания огнем, когда обвиняемого заставляли бежать по узкому проходу между двумя пылающими поленницами. Связь между Митрой и огнем со временем становилась крепче, и — подобно христианскому архангелу Михаилу, с которым его можно сравнить — он стал солнечным божеством. Он олицетворял опаляющий жар. солнца и его же свет. Так, на эзотерическом или обыденном уровне учения Митра был огненным богом-солнцем, господином заветов и олицетворением абстрактного качества справедливости. Однако не этим привлек его культ приверженцев из числа римлян. Для них он был олицетворением героя. Его культ, распространившийся с быстротой огня по всей Римской империи в I и II веках н. э., был субъективнее классического зороастризма. Греки и римляне воспринимали Митру как героическое божество в образе человека, равноценное Геркулесу и богам солнца Аполлону и Гелиосу[19].
К несчастью, до нас дошло мало письменных памятников касательно римского митраизма, хотя сохранился ряд рельефов и статуй, которые дают нам широкое представление о характере этого культа. Его центральное предание явно связано с мифами о зороастрийском и библейском сотворении мира. Митрас, как и Гайомарт, — дитя божье. Родился он из скалы возле святого потока у корней дерева[20]. Но он же и «Адам», отведавший плода дерева и скроивший одежды из его листьев. Как заметил знаменитый мифолог Джозеф Кэмпбелл, нет греха в том, что он отведал плода.
«В персидском Митре соединены два Адама[21], ибо не было греха, не было Падения, связанного с совершением им героических деяний в мирской жизни. Ребенок срезал ножом плод с дерева и скроил одежду из его листьев: опять же подобно Адаму — но без грехопадения. Есть и другая сцена, когда он стреляет стрелами в скалу, из которой струится вода; дабы освежить преклоненного молящегося. Мы не располагаем мифом, но этот эпизод уже сравнивали с тем, в котором Моисей добыл воду в пустыне из скалы своим жезлом (Исход, 17, 6). Однако Моисей согрешил, ибо ударил дважды, и поэтому ему было отказано в доступе в Землю Обетованную — как согрешил Адам и лишился рая. Спаситель же Митра и отведал плода с дерева-матери, и добыл влагу жизни из скалы-матери, не согрешив при этом».
Легенда Митры известна лучше в ее связи с участью священною быка. В отличие от зороастрийской истории сотворения мира, в которой первый бык просто погибает в результате происков Ахримана, в митраизме его приносят в жертву. По неясным причинам Митра должен был поймать живого быка и притащить на своих плечах в свою пещеру. Там и происходит знаменитая сцена жертвоприношения, изображенная в бесчисленных скульптурах и стелах (вроде той, что хранится в Британском музее). Этот эпизод изобилует символикой:
«Первоначальный бык пасся на склоне горы, когда молодой, атлетически сложенный бог ухватил его за рога и уселся на него верхом. Животное пустилось диким галопом и сбросило его с себя, но бог повис на его рогах и не отпускал его, пока огромное животное не свалилось. Тогда бог схватил его за задние копыта, закинул к себе на плечи, и начался так называемый переход, или тяжелая транспортировка, живого быка со свесившейся головой, с преодолением множества препятствий, в пещеру. Это тяжкое испытание и для героя, и для быка стало символом как человеческого страдания вообще, так и особых злоключений новообращенного на его пути к просвещению — что соответствует Крестному ходу в возникшей позже христианской вере. Когда герой добрался до своей пещеры, посланный солнцем ворон сообщил ему, что наступил момент жертвоприношения, и, схватив свою жертву за ноздри, он вонзил нож в его бок… Из хребта быка проросла пшеница, а из его крови лоза — отсюда хлеб и вино для причастия. Его семя, собранное и очищенное луной, как в ортодоксальном зороастрийском мифе, произвело полезных животных, которыми пользуется человек… Явились животные богини-матери смерти и возрождения, дабы исполнить свое предназначение: скорпион, собака и змея».
Митра. Аверс стелы
Митра. Реверс стелы
В соответствии с этим описанием того, как бог притащил быка в свою пещеру и принес его в жертву, и происходили, несомненно, ритуалы этого культа. Можно вообразить «родео», в которых отважные юноши вступали в схватку с быками и даже, быть может, затаскивали их в пещеру, чтобы принести их в жертву. Подобное приношение быков было, конечно, обычным делом во всем древнем мире, и напоминание об этом можно усмотреть в наши дни в испанской корриде.
В Библии Моисей призывает гнев Божий на головы израильтян, застав их поклоняющимися золотой фигуре быка и танцующими вокруг нее. Это не было их собственной выдумкой — они следовали примеру египтян, которые в то время тоже поклонялись священному быку по имени Апис. Центром египетского культа быка был Мемфис, а Аписа — одновременно поклонялись только одному белому быку — содержали в роскошных условиях, пока он был жив. После смерти его тушу мумифицировали и хоронили в гигантском мавзолее, называвшемся «Серапеум». Он находится вблизи от царского кладбища Саккара и представляет собой лабиринт катакомб, где находятся огромные саркофаги, в которых когда-то хоронили мумифицированные туши быков. Он был заново обнаружен в 1850 году выдающимся французским археологом Огюстом Мариетом, открывшим современному миру полную меру одержимости египтян своим Аписом. Каждый саркофаг имел три метра в высоту, два в ширину и четыре в длину и выдалбливался из целого куска гранита. Затрачивавшиеся на изготовление и перемещение каждого саркофага усилия — а их насчитываются дюжины — свидетельствуют о власти, которую когда-то имел этот культ над египтянами.
В Персии дело приняло несколько иной оборот. Не установлена точная форма индо-иранской веры до рождения Зороастра, но известно, что в ней тоже существовал культ быка, включавший и принесение этих животных в жертву. Изначально это было очень святое дело, к которому относились весьма серьезно, но ко времени рождения Зороастра — около 630 года до н. э. — наступает определенный упадок, когда в жертву стало приноситься без нужды огромное число быков. Зороастрийская реформа более древней и примитивной религии Ирана, которая вроде бы сосредоточилась на поклонении (или, по крайней мере, на принесении искупительных жертв) стихийным или природным духам, имела далеко идущие последствия. В частности, она поставила под вопрос практику принесения в жертву животных, которой, как считал сам Зороастр, не было места в религии. Профессор Р. Цаэхнер отмечал: