Метафизика войны - Эвола Юлиус. Страница 18

* * *

Эта традиционная концепция сегодня снова взывает к нам, и мы в состоянии понять её — конечно же, при условии, что откажемся от её внешних или обусловленных временем проявлений. Если мы хотим преодолеть духовную усталость и анемию, построенную на спекулятивных абстракциях и ханжеских чувствах, и в то же время преодолеть материалистическое вырождение действия, то что лучше может подойти для достижения этой цели, как не вышеупомянутые идеалы арийской древности?

Но это ещё не всё. За последние годы материальное и духовное напряжение достигло на Западе такой степени, что его можно преодолеть только путём борьбы. В условиях современной войны наша эпоха идёт к своему концу, и вперёд продвигаются силы, которые более не руководствуются абстрактными идеями, универсалистскими принципами или мифами, понимаемыми как глупости, и которые сами по себе не обеспечивают основу новой цивилизации. Для того чтобы на руинах поверженного и проклятого мира для Европы занялась заря новой эпохи, сегодня требуется намного более глубокое и существенное действие.

В этой перспективе многое будет зависеть от того, какую форму сегодняшний индивид сможет придать боевому опыту — то есть, сумеет ли он подняться до уровня героизма и самопожертвования как катарсиса, как средства освобождения и внутреннего пробуждения. Это действие наших воинов — внутреннее, невидимое, лишённое красивых жестов и высоких слов — будет иметь решающий характер не только для окончательного и победоносного выхода из перипетий нынешнего бурного периода, но также и для придания формы и смысла тому порядку, который вырастет из победы. Борьба необходима, чтобы пробудить и укрепить силу, которая, преодолевая мучения, кровь и опасность, будет способствовать новому созиданию с новым великолепием и всемогущим миром.

Поэтому именно на поле битвы сегодня снова необходимо постигать действие в чистом виде, и не только в смысле мужественной аскезы, но также и очищения на пути к высшим формам жизни, представляющим ценность самих по себе и для себя — а это означает именно возврат к древней арийской традиции Запада. Из глубины времен всё ещё доносятся до нас слова: «Жизнь — как лук, разум — как стрела; цель — высший дух; соедини разум с духом, как выпущенная стрела поражает свою цель».

И сегодня тот, кто в бою находит себя в этом образе, сумеет выстоять там, где падут другие — и ему будет принадлежать неодолимая сила. Этот новый человек преодолеет в себе всю драму, всю тьму и весь хаос, формируя с пришествием новых времён принцип нового развития. Этот героизм лучших, согласно древней арийской традиции, может приобрести реальную пробуждающую способность; то есть он сможет восстановить утерянный за века контакт между этим миром и высшим миром. Тогда сражение перестанет быть всего лишь ужасной бойней или отчаянной безысходностью, вызванной только лишь волей к власти, но превратится в испытание разума и божественной миссии расы. В этом случае состояние мира будет означать не погружение в каждодневную обывательскую тьму или отсутствие духовного напряжения борьбы, а реализацию всей полноты такого напряжения.

«Кровь героев священнее чернил мудрецов и молитв верующих».

Традиционная концепция также основана на той предпосылке, что в «священной войне» в гораздо большей степени задействованы изначальные мистические силы расы, нежели люди. Именно эти первозданные силы создают мировые империи и даруют человеку «победоносный мир».

ЗНАЧЕНИЕ ВОИНСКОГО ЭЛЕМЕНТА ДЛЯ НОВОЙ ЕВРОПЫ

Одно из главных противоречий, на которые пролила свет первая мировая война, касается отношений между государством и военным элементом. Появилось типичное противостояние, которое в реальности отражает не столько две разные группы людей, сколько две различные эпохи, две ментальности и две различные концепции «цивилизации».

С одной стороны можно найти идею, что военный и вообще воинский элемент является просто подчиненным инструментом государства. Согласно этому взгляду, в обычных условиях государством управляет элемент, который можно назвать «гражданским» или «буржуазным». Этот «буржуазный» элемент занимается профессиональной политикой и, используя известное выражение, когда политика должна быть продолжена другими средствами, тогда задействуются военные силы. В этих условиях не ожидается, чтобы военный элемент оказывал какое-либо особое влияние на политику или на жизнь общества в целом. Конечно, признаётся, что у военного элемента есть своя собственная этика и ценности. Однако считается нежелательным и даже абсурдным, чтобы эта этика и ценности применялась ко всей обыденной жизни нации. Рассматриваемый взгляд в реальности тесно связан с демократическим, «просветительским» и либеральным убеждением, что истинная цивилизация не имеет ничего общего с печальной необходимостью, называемой войной, а её основанием являются не воинские добродетели, а скорее «прогресс наук и искусств» и общественная жизнь согласно «бессмертным принципам». Поэтому в таком обществе нужно говорить скорее о «солдатском», нежели об истинно воинском элементе. Действительно, этимологически слово «солдат» относится к войскам, сражающимся за плату на службе у класса, самого не ведущего войны. Это более или менее то самое значение, которое, несмотря на воинскую повинность, военный элемент имеет в либеральных и демократических буржуазных странах. Эти государства используют его для решения серьезных споров в международном плане более или менее одинаково — так же, как они используют полицию внутри страны.

Выше этого взгляда находится иной, противоречащий ему, соответственно которому военный элемент пронизывает политический, а также этический порядок. Здесь военные ценности — это подлинные воинские ценности, играющие основополагающую роль в общем идеале этического формирования жизни. Следовательно, этот идеал действителен также и за пределами чисто военного плана и периода войны. Результатом является ограничение гражданской буржуазии в политике и буржуазного духа в общем во всех сферах общественной жизни. Истинная цивилизация воспринимается здесь в мужских, активных и героических терминах: именно на этой основе понимаются элементы, определяющие всё человеческое величие и реальные права народов.

Едва ли нужно говорить, что в мировой войне 1914–1918 гг. первая идеология была присуща союзникам, и, прежде всего, западным и атлантическим демократиям, в то время как последняя по сути была представлена центральными державами. Согласно известному масонскому лозунгу — который мы здесь часто вспоминали — эта война велась как некий великий крестовый поход мировой демократии против «милитаризма» и «пруссачества», которые для «империалистических» наций представляли собой остатки «мракобесия» в «развитой» Европе.

Это выражение содержит, однако, ту истину, на которую мы указали в начале — а именно, что это было противостояние не только между двумя группами народов, но также и между двумя эпохами — даже хотя, естественно, в то время и субъективно вещи представлялись совсем по–иному. То, что называлось на масонском жаргоне «анахроническими остатками», означало сохранение ценностей, присущих всей традиционной, воинской, мужской и арийской Европе, в то время как ценности «развитого мира» означали ничто иное, как этический и духовный упадок Запада. Более того, теперь мы лучше знаем, какими «империалистами» были лицемерные сторонники этого последнего мира: их империализм — это империализм буржуазии и торговцев, хотевших насладиться выгодами мира, который должен был быть навязан и сохранён не столько собственными военными силами, сколько силами, набранными за деньги со всех частей света.

С мирными соглашениями и развитием послевоенного периода это стало ещё более очевидным. Функция военного элемента дошла до превращения его в своего рода международные полицейские силы — или скорее, не в самом деле «международные», а в полицейские силы, организованные определенной группой государств, чтобы навязать (для собственной выгоды и недопущения выгоды других) данную ситуацию: так как именно это значило и значит «защиту мира» и «права наций». Упадок всех чувств воинской гордости и чести был последовательно продемонстрирован тем фактом, что были применены все низкие средства, чтобы обеспечить желаемые результаты даже без обращения к этой армии, деградировавшей до статуса международной полиции: системы санкций, экономические блокады, бойкоты на государственном уровне и т. д.