Загадай желание! - Фарр Диана. Страница 22

– Не знаю, – ответила Натали обеспокоено. – Может быть, Сара более чуткий ребенок, чем большинство остальных детей?

По выражению лица няни было видно, что эти слова ее не убедили.

– Гм… – хмыкнула она. – Что ж, пойду переодену ей чулки. Это чудо, что они не порвались, ведь они шелковые, из чистого шелка. Совершенно неподходящая одежда для ребенка ее возраста.

– А почему она надела шелковые чулки? Почему ты ей разрешила?

– Да потому, что у нее нет других! – фыркнула няня. – Веришь? Я перебирала ее белье и не нашла ни одной пары шерстяных или простых чулок – только шелковые! Я уж не говорю о платьицах, шляпках, туфельках… Никогда такой красоты я не видела! А посмотрела бы ты на ее ночные рубашки! Одна отделка стоит столько, сколько я получаю за месяц работы! Настоящее кружево, уж в чем, в чем, а в этом я разбираюсь. А сами рубашки – из муслина. И это у ребенка, которому вся эта одежда на следующий год уже будет мала! – Няня неодобрительно покачала головой.

– Странно, – прошептала Натали, испытывая какую-то тревогу, и, подавив ее, быстро заговорила: – Но в конце концов, лорд Малком богатый человек. Почему бы ему не купить своей единственной дочери все самое лучшее?

– Если хочешь знать мое мнение, это пустая трата денег, – изрекла няня и пристально взглянула на Натали. – Будь осторожна, девочка.

– Я? – Натали с досадой почувствовала, что краснеет. – А какое это имеет отношение ко мне?

– Вот-вот. Напоминай себе об этом время от времени.

С этими словами няня быстро вышла из комнаты, чтобы заняться переодеванием Сары. Натали смотрела ей вслед, раздраженно постукивая ногой. Она вовсе не собиралась кидаться на защиту лорда Малкома. Само как-то получилось. И нечего няне – да и вообще кому бы то ни было! – напоминать ей о том, что она должна быть начеку. И вообще, если няня высказывает свое мнение в завуалированной форме, так почему тогда она не может этого сделать?

«Будь осторожна»… Как же! Никакая опасность ей не грозит! Абсолютно никакая.

Глава 8

Малком тихо постучал и открыл дверь просторной детской комнаты. В дальнем конце ее стоял письменный стол. За ним, низко склонившись, сидела Сара и что-то рисовала, а Натали стояла за ее спиной и внимательно наблюдала за своей питомицей. Карандаш казался огромным в маленькой ручонке. Девочка крепко держала его и медленно, с огромным старанием, водила им по бумаге. Услышав, что дверь открывается, Натали подняла голову, но Сара даже ухом не повела, всецело отдавшись своему занятию. Натали встретилась взглядом с Малкомом, и лицо ее озарилось улыбкой, присущей лишь ей одной: милой, застенчивой и ласковой. Она показалась Малкому не похожей на себя, сейчас она была красивее, мягче. Сначала он никак не мог понять причины, и вдруг его осенило: он впервые видит ее без шляпки.

Оказалось, у нее великолепные волосы теплого каштанового цвета, очень пышные и густые. На затылке они были собраны в аккуратный пучок, а по бокам, обрамляя лицо, спускались две косы. Прическа шла Натали необычайно, однако, по мнению Малкома, безукоризненной ее нельзя было назвать: непокорные завитки уже успели выбиться наружу и теперь спускались на стройную шею, придавая всему облику Натали необъяснимое очарование.

Приложив палец к губам, чтобы призвать Малкома к молчанию, Натали вновь одарила его лучезарной улыбкой и обратила внимание на Сару. Малком не имел ничего против того, чтобы помолчать. Впрочем, он мог бы сказать Натали, что его дочери все равно молчит он или разговаривает: когда Сара чем-то занималась, она умела настолько отрешиться от окружающего – мира, что ничего не видела и не слышала.

Неслышно прикрыв за собой дверь, Малком прислонился к стене и стал наблюдать за ними.

Натали положила перед его дочерью на стол цветок. Именно его Сара, наверное, и пыталась нарисовать. Натали с изумлением наблюдала за девочкой. Ее потрясли успехи малышки.

– Сара, это просто замечательно! Какая же ты молодец! – наконец воскликнула она. Сара не ответила. Похоже, девочка даже не слышала ее, всецело поглощенная своим творчеством. – Вы не говорили мне, что у вашей дочери редкий талант, – обратилась Натали к Малкому.

– Вот как? – Малком подошел к столу и заглянул Саре через плечо. На листе бумаги был нарисован цветок, вне всякого сомнения, маргаритка. В одних местах, там, где Сара возила по рисунку рукавом, он был немного стерт, в других, где она слишком медленно водила карандашом, линии были несколько неровными, в третьих – кривоватыми, однако то, что девочка нарисовала именно маргаритку, можно было не сомневаться. – Это точно маргаритка, – согласился он.

– Это не просто какая-то маргаритка! – возмущенно воскликнула Натали и ткнула пальцем в цветок, лежавший перед Сарой. – Это именно эта маргаритка!

Малком перевел взгляд с рисунка на цветок и снова посмотрела на рисунок. Он бы этого не сказал, однако тут же согласился:

– Ну хорошо, именно эта маргаритка. Натали звонко рассмеялась:

– Неужели вы не видите? Посмотрите вот сюда. И сюда. Она показала на скромный цветок. Один лепесток у него был наполовину оторван, а стебель в одном месте надломан, как будто кто-то сгибал несчастное растение, пока не сломал его. И Сара с удивительной точностью и тщательностью выписала и оторванный лепесток, и надломанный стебелек. Малком был поражен. Его дочурка, оказывается, замечает такие детали, на которые он, взрослый человек, не обратил внимания, – детали, отличающие именно этот цветок от его многочисленных собратьев. И внезапно Малком испытал гордость за свою девочку. Может быть, тут особенно и нечем гордиться, запоздало подумал он, и в то же время Малком ничего не мог с собой поделать: гордость переполняла его сердце.

– Ты очень хорошо нарисовала, Сара, – похвалила девочку Натали, коснувшись ее плеча.

Сара, отложив карандаш, робко улыбнулась Натали:

– Я люблю рисовать.

В дверях, ведущих в спальню девочки, появилась миссис Бигалоу.

– Простите, – тихо сказала она, – для Сары приготовлен ленч.

– В таком случае она должна его съесть, – произнес Малком. – Мисс Уиттакер, не пройдете ли вы со мной на веранду?

Натали взглянула на него слегка удивленно.

– Конечно, милорд.

Он предложил ей руку, и она, опершись на нее, спустилась с ним по ступенькам и вышла на веранду, где в дальнем тенистом ее конце уже стоял накрытый на двоих стол. Не забыть бы поблагодарить миссис Ховотч, подумал Малком, стол накрыт изысканно, а еда на вид такая вкусная, что ее так и хочется отведать.

– Пикник! – радостно воскликнула Натали при виде стола. – Это нынче модно!

Улыбнувшись, Малком помог ей сесть.

– Если уж строго следовать моде, то мы должны были сидеть на траве. Однако я вовсе не собирался этого делать, мне просто хотелось побыть с вами вдвоем. И я подумал, что вы отклоните приглашение пообедать со мной в столовой.

Натали рассмеялась.

– Совершенно верно, – согласилась она, усаживаясь на стул. – Хотя не понимаю, почему вы сомневаетесь в своей способности меня уговорить. До сих пор для вас не составляло никакого труда уговорить меня совершать самые немыслимые поступки.

– Я боялся, что удача от меня отвернется.

– Понятно. Очень предусмотрительно с вашей стороны. – Глаза ее сверкнули. – Как вам, должно быть, известно, девиц учат не оставаться с неженатыми мужчинами за закрытыми дверями.

– Это я знаю. – Он уселся напротив и взял салфетку. – Теперь, когда я разоружил вас тем, что заставил выйти из дома, расскажите мне, как прошло ваше утро.

Глаза Натали радостно вспыхнули.

– Я так довольна вашей Сарой! – с восторгом заявила она.

И принялась с энтузиазмом рассказывать о достижениях девочки. Опасаясь испытать разочарование – а он не сомневался, что испытает его, – Малком откинулся на спинку стула и внимательно слушал, не сводя глаз с ее выразительного лица.

Он ожидал, что она станет хвалить Сару, просто потому, что считала своей обязанностью выискать в ребенке хоть что-то положительное. Однако Натали, судя по всему, руководствовалась вовсе не этими соображениями. Перечисляя все факты, свидетельствующие, по ее мнению, об остром уме и творческих способностях Сары, загибая при этом пальцы, она прямо светилась радостью. Малком не уловил ни одной фальшивой нотки, не услышал ни одного уклончивого замечания. Натали хвалила его дочь щедро и искренне. Это было похоже на чудо. Он слушал ее, и душу заполняло счастье.