Мистическая теология. Беседы о трактате святого Дионисия - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо". Страница 37

В Бастаре велись записи… Отчеты британского правительства свидетельствуют о том, что Бастар — это единственное место, где не было зарегистрировано ни одной кражи, ни одного развода. Иногда там происходят убийства, но убийцы сами приходят в полицейский участок, чтобы сообщить: «Я убил такого-то человека». Они сами идут в полицейский участок, преодолевая сотни миль, иначе полиция никогда не узнала бы об этом.

Они пересекают густые джунгли и горы, проходят сотни миль, чтобы попасть туда, где есть полиция, в противном случае полиция вообще никогда бы не узнала ни о каком убийстве. Убийцы сами приходят с повинной!

Такое простодушие, такая честность — нет ни воровства, ни обмана, ни хитрости, ни эксплуатации. В Бастаре никогда не существовало ничего подобного ростовщичеству — там вообще отсутствуют деньги: люди просто обмениваются вещами. Женщины Бастара ходят почти что обнаженными, как, впрочем, и мужчины. И ни один мужчина не интересуется их грудью, ни один. Но когда пришли миссионеры, их интерес, прежде всего, сосредоточился на груди. А ведь у местных женщин очень красивая грудь, а кроме того, они такие живые, такие дикие и примитивные, совсем как животные. И конечно же, им свойственно проворство животных и тот же аромат дикости… Но миссионеры сразу же заинтересовались их грудью.

Если вы смотрите на женщину, то вас в первую очередь интересует ее грудь. Почему? Ваш ум каким-то образом с самого детства к ней привязан. Во многих цивилизованных странах матери стараются как можно скорее отлучить ребенка от груди. Им не нравится кормить ребенка грудью, поскольку, чем дольше ребенок питается грудью, тем больше она теряет форму: обвисает и теряет привлекательность. Поэтому ни одна мать не хочет кормить ребенка грудью. И даже если мать и кормит ребенка грудью, она делает это неохотно, без любви. И это внутреннее сопротивление порождает в ребенке глубокое желание цепляться за ее грудь.

Все человечество страдает от этого «цепляния»; вся поэзия, вся великая поэзия проникнута этим духом: Байрон, Шелли, Ките, Калидаса. И не думайте, что это происходит только на Западе, не обманывайтесь, полагая, что индийская культура очень духовна — великие индийские поэты Калидаса и Бхавабхути упоминали грудь чаще, чем любой другой западный поэт.

Вы можете посетить индийские храмы и увидеть все своими глазами: изображенные там груди кажутся слишком большими. Посетите Каджурахо, Конарак, Пури: кажется, что такая огромная грудь — это вымысел художника, ведь такой большой груди просто не бывает. Но это не я придумал, эти храмы не я построил. Им тысячи лет, и в них есть нечто исконно индийское: они отражают индийскую культуру, индийскую религию. Вы будете удивлены, но местные скульптуры изображают все виды сексуальных извращений. Где источник этой извращенности? Она возникла в результате подавления. Вы видите свои подавленные желания, вы видите то, в чем вам было отказано. Вы видите не то, что существует на самом деле.

Современные ученые говорят, что глаза воспринимают лишь два процента информации, девяносто восемь процентов информации не пропускается вовнутрь. Это относится и к другим органам чувств.

Если мы хотим познать истину, нам придется обучиться какому-то иному методу. И таким методом является медитация, вся суть которой состоит в невидении, в незнании. Этот метод — медитация, агнозия, потому что лишь так можно его узреть и познать. Если вы хотите его познать, если вы хотите познать истину, вам придется забыть все ваши прежние методы познания, свойственные христианам, индуистам, мусульманам, джайнам, буддистам. Абсолютно все! Абсолютно все ваши методы видения и знания — вам придется отказаться от всех них. Вам придется стать абсолютно пустыми, привести себя в состояние незнания, агнозии. Только тогда вы сможете узреть и узнать того…

…кто превосходит и видение, и знание…

Истина за пределами вашего видения и вашего знания, потому что ваше личное знание ограничено рамками эго. Но если само эго является ложным, каким образом оно тогда может поведать вам истину?

Ложь, по словам Мерфи, очень плохой заменитель истины, но только он один смог об этом догадаться.

Все теологические трактаты полны вранья. Истину невозможно изречь, ее нельзя выразить словами, и все же люди продолжают о ней говорить. О боге написаны миллионы книг. Но теологи лишь ходят концентрическими кругами, никто никогда не затрагивает центр реальности. Мышление не способно привести к этому центру, его можно коснуться только посредством медитации.

…кто превосходит и видение, и знание с помощью самого этого невидения и незнания.

Итак, запомните. Многие приходят ко мне и говорят: «Я хочу узреть бога». Забудьте об этом: если вы хотите узреть бога, вы никогда его не увидите. Для этого вам придется исчезнуть.

Кабир говорит: «Стремился к богу я давно, искал его, не мог найти. И вот, когда я перестал желать, стремиться, бросил все искать, он всюду следует за мной. Теперь мы с богом неразлучны. И мне так кажется порой, всегда он следовал за мной, как тень, он был ко мне привязан. Но я, видать, так сильно занят был, что недосуг мне был его заметить».

Я называю это состояние полным расслаблением вашего существа: когда нет ни поиска, ни исследования, ни вопросов, ни ответов, когда вы расслаблены настолько глубоко, что начинаете проваливаться в глубь самого себя. Вскоре вы ударитесь о каменное дно, и это послужит началом великих открытий. Вы больше не интересуетесь богом, бог начинает интересоваться вами.

Именно в этом и заключается смысл слов Кабира: «Когда я перестал его искать, меня он сразу начал догонять. Теперь и он меня догнать не может. Теперь он вечно кличет мне: „Кабир, Кабир, куда же ты? Постой!” Но он меня совсем уж не тревожит, ведь знаю точно я, начнешь о нем взывать, он тотчас же исчезнет, смысла нет. Иль я, иль он — мы вместе жить не можем».

Иисус говорит, что этот путь, этот мост прям, но очень узок — настолько, что пройти по нему можно лишь в одиночку.

Ибо это и есть истинное видение и знание. Посредством удаления от всех вещей желаем мы прославлять того, кто за пределами и превыше всего сущего.

Теперь Дионисий начинает ходить кругами. Он добавляет немного христианской теологии лишь для того, чтобы одурачить глупых умников.

…посредством удаления от всех вещей…

Теперь христиане начинают думать, что он говорит об отречении от вещей. Но он говорит не об отречении. Он говорит об отдалении от всех вещей. А это означает, что вы больше не смотрите на вещи как на вещи; это и есть отдаление, а не отречение. Когда вы отрекаетесь от чего-то, вы продолжаете думать об этом по-прежнему.

Сначала человек жаден: он приписывает деньгам большую ценность, полагая, что за деньги можно купить все. Потом в один прекрасный день он понимает, что его усилия напрасны, и его жизнь проходит впустую. Осознав это, он отрекается от денег, уходит из мира денег, продолжая вместе с тем их ценить. Сначала он полагал, что все можно купить за деньги; теперь он думает, что, отрекшись от денег, он сможет обрести все, включая истину. Но его логика остается прежней, она нисколько не изменилась — это все еще деньги. Деньги, как и раньше, занимают его ум, и эти деньги являются для него ценностью. Сначала он их копил, теперь отвергает, но сам он не изменился. Он прежний; его целью, как и раньше, являются деньги.

Дионисий говорит об отдалении от всех вещей. Это совсем другое. Отдаление от вещей означает: не смотрите на вещи как на вещи, потому что все вокруг исполнено богом. Все вокруг настолько полно, переполнено богом, что говорить о наличии вещей не верно. Нет ничего мертвого, все живет, по-разному, конечно, но живет. Даже камень жив. Человек, познавший бога, знает, что все существование живо, и что смерть — это ложь. А если смерть ложна, тогда в мире не остается ни единой «вещи».

Как правило, мы делаем нечто прямо-таки противоположное: мы низводим людей до положения вещей. Когда вы берете женщину в жены… До замужества она была личностью, и вы тоже были личностью, независимой личностью; но после замужества она становится женой, то есть вещью, а вы — мужем и тоже вещью. Муж — не личность, жена — не личность. Жена — это вещь, которой можно воспользоваться, муж — это тоже вещь, которой можно воспользоваться. Аюди превратились в вещи, в предметы потребления. Мы низводим людей, превращая их в предметы потребления, в вещи.