На пути к посвящению. Тайная духовная традиция ануннаков - де Лафайет Максимиллиан. Страница 4

Спустя несколько дней, сбежав по лестнице вниз, я уже собирался войти в общую гостиную, как вдруг замер, услышав незнакомый голос. Конечно, мне было прекрасно известно, что воспитанные мальчики не подслушивают у дверей, однако желание убедиться в том, что происходящее в гостиной не несло для меня никакой опасности, оказалось сильнее хороших манер.

— Что ж, мадам Люмьер, завтра я уезжаю. Я уже встретился со всеми, с кем планировал. Но через три месяца мне придется вернуться в Париж для новых переговоров, — в голосе незнакомца звучал легкий акцент.

— Вы достигли всего, чего хотели, ваше превосходительство?

— Трудно сказать. Индокитай — все еще французская территория, и мою ситуацию не так-то просто оценить по обычным политическим меркам. Просто возникла необходимость в контактах между нашими лидерами, и власти в моей стране решили, что в качестве посредника лучше использовать ученого, нежели официальное лицо. Смог ли я преуспеть в том, что намеревался осуществить? Не знаю. Но я сделал все, что от меня зависело.

— Мой муж одобрил бы такой подход, — заметила мама. — Он всегда считал, что ученые и мыслители способны больше помочь мировому сообществу, чем политические деятели, многие из которых не думают ни о чем, кроме личной власти.

— Вы правы, мадам. Мы с вашим мужем одинаково смотрели на подобные вещи… Он был замечательным другом, и я тоже остро чувствую эту утрату.

— Мой сын тяжело переживает его смерть, ваше превосходительство. По правде говоря, он глубоко травмирован, — заметила мама. — Так что ваше предложение забрать его с собой пришлось как нельзя кстати.

— Я уверен, что это трехмесячное путешествие, возможность повидать разные страны и культуры, окажет на него целительное воздействие, — ответил незнакомец.

— Куда вы планируете отправиться?

— Я собирался в Гонкбнг и Индокитай, однако теперь думаю начать с Бенареса, где живет моя семья. Мальчику там должно понравиться. В Бенаресе у нас просторный дом с большим садом и очень много родственников. К тому же в нашу школу ходят мальчики его возраста. В такой оживленной атмосфере, среди друзей он наверняка почувствует себя лучше. А в начале декабря мы уже вернемся в Париж.

— Звучит неплохо, — заметила мама. — Вы, наверное, знаете, что начало школьного года в Париже перенесли на январь, поскольку еще не все беженцы вернулись домой. Ничто не мешает мне записать сына в декабре, а пока он может отдохнуть в свое удовольствие. Вот только какая погода сейчас в Бенаресе? Стыдно признаться, но я не помню, когда там начинается период муссонов.

— Дожди льют с июня по август, однако они уже закончились. Я бы не стал подвергать французского мальчика опасностям, связанным с повышенной влажностью в период муссонов. Иное дело сентябрь: в Бенаресе сейчас солнечно и тепло.

— Что ж, тогда никаких возражений. Я очень признательна вам за ваше предложение, — сказала мама.

— Могу я увидеть маленького Шарля? — спросил незнакомец. В те времена во Франции принято было называть ребенка именем его отца, добавляя к нему слово «маленький».

— Конечно, — заверила мама. — Посмотрим, как он отнесется к нашей идее. Пойду позову его.

Тут я понял: еще мгновение и мама поймает меня у двери, где я подслушивал их беседу. Я тут же устремился наверх и уселся на кровати с самым невинным видом, прижимая к себе книжку с картинками. Почти сразу в комнату вошла мама и сказала, что меня хочет видеть один джентльмен, друг моего папы.

В гостиной стоял человек, больше всего похожий на героя какого-то мультфильма. Он был высоким и очень худым, с длинной белой бородкой и золотистой кожей. А эта странная одежда — я ни разу не видел ничего подобного! Но самым удивительным был свет вокруг его головы. Мужчина стоял на фоне темно-красных штор, закрывавших окно, и голову его окружало нечто вроде нимба. Сам я не знал, что это такое, а мама ничего не сказала (может, даже и не заметила). Позже Мастер объяснил мне, что специально сделал свой свет видимым для меня, поскольку этот свет успокаивает. Не припомню, чтобы я еще когда-нибудь видел нечто подобное. Незнакомец смотрел на меня с такой добротой, какую трудно описать. В западной культуре мы бы назвали это выражение лица библейским или исполненным святости, однако сам Мастер ни за что бы не принял такого определения. Как бы то ни было, этот человек обладал несомненной притягательностью для окружающих. Даже слуги, подав ему чай, не спешили выйти из комнаты. Казалось, они были зачарованы нашим гостем. Мастеру тогда было пятьдесят шесть лет — так он, во всяком случае, утверждал. Однако выглядел он куда более древним — и в то же время как бы лишенным возраста.

— Здравствуй, Жермен, — сказало видение.

— Здравствуйте, месье, — вежливо ответил я.

— Жермен, называй нашего гостя «ваше превосходительство», — заметила мама.

Я оценивающе взглянул на незнакомца. Ну нет, он не был похож на «превосходительство» — уж послов-то я в нашем доме перевидал немало. Куда больше он напоминал мне учителя. Так я и сказал, на что гость добродушно рассмеялся.

— Вполне возможно, что однажды я и стану твоим учителем, — заметил он. — Так почему бы тебе не обращаться ко мне «Мастер», как называют меня другие ученики?

Пожалуй, подумал я. Это название подходило ему как нельзя лучше.

— Пусть будет Мастер, — сказал я. — Мне нравится.

— Я был другом твоего отца, — заметил Мастер. — Я остаюсь другом твоей матери и надеюсь, что с тобой мы тоже подружимся. Сам я приехал из Индокитая.

— Понятно, — промямлил я. Где находится Индокитай, я в то время и понятия не имел.

— Не хочешь отправиться со мной в долгое путешествие? — поинтересовался он. — Я покажу тебе чужие страны, где ты увидишь ‘много интересного и познакомишься с хорошими людьми.

Внутренне я уже настроился на это путешествие. Мне хотелось уехать подальше от Парижа, да и мама, судя по всему, одобряла эту идею. К тому же мне очень понравился сам Мастер. Однако нужно было притвориться, будто я ничего не знаю об их плане. Скорее всего, Мастеру было прекрасно известно о том, что я подслушивал у дверей гостиной, однако он ничего мне не сказал — ни тогда, ни потом.

— И как долго мы будем в отъезде? — спросил я.

— Пока у тебя не начнутся занятия в школе, — объяснил Мастер.

— Ладно. Я согласен.

— Скажи «благодарю вас», — добавила мама, как всегда озабоченная моим воспитанием. Мастер добродушно рассмеялся.

— Благодарю вас, — произнес я. — А когда мы уезжаем?

— Как насчет завтрашнего дня? — поинтересовался Мастер.

— Здорово, — одобрил я.

— Возьмем с собой только самое необходимое, — сказал Мастер моей маме. — В Бенаресе он будет носить индийскую одежду, которая как нельзя лучше подходит к местному климату. Там полно детишек, и мы постоянно покупаем им одежду и прочие вещи, так что и Жермена экипируем прекрасно.

Все это мне очень нравилось, и я остался, чтобы тоже выпить чаю. После чая, когда Мастер уже собирался уходить, мама попросила его об одолжении.

— У меня в доме находится одна женщина, монахиня, — объяснила мама. — Она тяжко больна. И поскольку это как раз в вашей компетенции, не могли бы вы, ваше превосходительство, уделить ей несколько минут?

Монахиня, близкая подруга мамы, действительно была очень больна. У нее отказали ноги, и она уже давно не вставала с кровати. Мама переживала из-за нее, но доктора ничем не могли помочь. Мастер с готовностью согласился навестить больную. И поскольку теперь я чувствовал себя связанным с ним — ведь завтра мы вместе отправлялись в путь, — то тоже направился в комнату монахини. Она находилась на третьем этаже, среди других гостевых комнат, где всегда жили люди, которым нужна была наша помощь.

Мать постучала в дверь. Нам открыла служанка, присматривавшая за больной. Монахиня с ужасом взглянула на Мастера, потрясенная его странной внешностью.

— Святый Боже! — хрипло воскликнула она. — Кто это? Неужто сам дьявол?