Джим Моррисон после смерти - Фаррен Мик. Страница 36

– У меня просто такая работа. Лично против тебя я ничего не имею.

– Все вы так говорите. И не надо рассказывать мне о своей тяжкой жизни, ладно? В данный конкретный момент мне вообще до пизды, слышат меня или нет. А если слышат, пусть слушают. Мне едва не прижгли лоб калёным железом. Чего мне ещё-то бояться? Какого хрена они со мной сделают?

Несмотря на всю свою браваду, про себя Сэмпл задавалась тем же вопросом. Какого хрена они с ней сделают? Пока что это её приключение представляло собой малоприятный коктейль из Вольтера и маркиза Де Сада. Она знала, как выглядит Анубис и какой у него голос. Она видела созданный им город, причём самые что ни на есть неприглядные его стороны. Вся исходная информация однозначно указывала на то, что и в дальнейшем ничего хорошего не предвидится.

Когда Сэмпл встала с кресла, в кабинет вернулся доктор Менгеле. Он злобно взглянул на неё. Выходит, он тоже был из той породы людей, кто совсем не умеет проигрывать.

– Ну что, всё-таки ты от меня ушла?

Сэмпл одарила его лучезарной улыбкой:

– Ну, ничего, док. Может быть, в следующий раз вам повезёт больше.

Доктор тоже улыбнулся. Но его взгляд оставался холодным и жёстким. Как арктический лёд.

– В следующий раз – обязательно. Мы ещё встретимся. Можешь не сомневаться.

Свет померк до приглушённого голубого сияния, и Джим обнаружил, что его окружают двенадцать – пятнадцать мелких пришельцев – мелких даже по сравнению с медиком и тем, первым, который Богарт, – росточком не выше двух с половиной футов. Они льнули к его ногам, словно стайка пытливых и дружелюбных детишек, а сознание захлестнуло приятное чувство, даже какое-то приторное в своей приятности. Словно ему в мозги залили сладкий тягучий сироп. Кое-кто из этой мелкоты пытался взять Джима за руку; другие щупали его хлопчатобумажную рубаху и кожаные штаны. Джим попытался их отогнать, просто шикнув на них, типа, брысь, мелочь пузатая. Руки прочь.

– Эй, со штанами, пожалуйста, поосторожнее. Мы с ними столько всего пережили вместе, и теперь они стали вроде символа меня.

Но маленькие пришельцы его не слушали. То есть не отгонялись. Похоже, им не было дела до символов Джима. Они продолжали хвататься и радостно щебетать, издавая какие-то странные звуки – нечто среднее между повизгиванием разыгравшегося щенка и писком только что вылупившегося птенца, – а приятное чувство стало совсем уже сахарным. Всё, что Джим делал и говорил, они принимали как весёлую детскую игру. Джим, однако, заметил, что при этом они медленно, но верно увлекают его в нужном направлении. И ещё он заметил – вернее, почувствовал, – что он здесь не один с этими маленькими и глазастыми. Рядом присутствовал кто-то ещё, кто-то невидимый, кто наблюдал, но сам не показывался – кто-то древний, недобрый, холодный и очень опасный. Каждый раз, как Джим пытался его разглядеть, мелкие пришельцы разворачивали его в другую сторону, и этот таинственный «кто-то ещё» оказывался за пределами поля зрения, умело пользуясь зыбким, неверным, галлюциногенным свечением, ловко скрывая себя. Джим так и не смог разглядеть, кто это был или что это было. Осталось лишь смутное впечатление чего-то совсем уже нечеловеческого: продолговатая голова, вроде лошадиной, длинные угловатые руки и зловещие паучьи движения. В голове почему-то вертелось слово «богомол», и это слово наполняло его непонятной тревогой. Правое полушарие мозга разнервничалось не на шутку.

– Не доверяй этим тварям. Говорю тебе. Им нельзя доверять. Представь ситуацию. Если бы был беспринципным, бессовестным и донельзя уродливым существом из другой галактики, с осьминожьими щупальцами и прозрачным мозгом, и тебе надо было вселить в представителей космической расы, которую ты собираешься злобно завоевать, ложное ощущение безопасности, что бы ты сделал?

Левое полушарие на секунду задумалось.

– Я бы замаскировался.

– И как бы ты замаскировался?

Левое полушарие снова задумалось.

– Я бы замаскировался в детёныша той космической расы, которую собираюсь злобно завоевать.

Правое полушарие поздравило левое за проявленную сообразительность.

– Вот именно. Большие глаза, хрупкое телосложение, огромная голова. Такие вроде бы безобидные существа, беззащитные, слабые – так и хочется их пожалеть, обогреть, защитить. Такая эмбриональная приманка. А приманки, как всем известно, бывают в ловушках.

У левого полушария созрел вопрос:

– Кто же тогда этот «богомол»?

Ответ правого полушария не понравился и ему самому: – Боюсь, это как раз и есть тот самый беспринципный, бессовестный и уродливый.

Полушария благополучно воссоединились, придя к соглашению, что теперь Джим не купится на уловки пришельцев. К несчастью, вся проделанная умственная работа пошла насмарку, едва Джим увидел стол. Этот стол был совсем не похож на привычный операционный, но его назначение было вполне очевидным. Стол был белым и круглым, с откидными вспомогательными столиками с разложенными на них инструментами и какими-то непонятными консолями и кронштейнами, которые, видимо, использовались в качестве миниатюрных подъёмных кранов. Все инструменты пришельцев были сделаны из блестящего, синего, как сапфир, металла. Своими странными обтекаемыми очертаниями они напоминали видения из пластических кошмаров Генри Мора, но их назначение, опять же, было более чем очевидным. Все они предназначались для зондирования, проникновения и вживления в плоть несчастных землян, коварно похищенных инопланетными существами, беспринципными, бессовестными и так далее. В общем, Джим понял, что его здесь держат за идиота. Он замер на месте.

– Ладно, ребята, спасибо большое, но мне пора выходить.

Он огляделся в поисках первого пришельца, который Богарт, но того нигде не было. Кто-то из мелкоты взял его за руку, но Джим резко её выдернул.

– В общем, так, дорогие мои. Меня зовут Джеймс Дуглас Моррисон, и вот что я вам скажу: поигрались – и хватит. На этот ваш стол я не лягу. Ни разу. Я, видите ли, не люблю медицину вообще и врачей в частности, кроме тех, кто выписывает рецепты на наркоту. Честное слово, ребята. Мистер Как-его-там восходит [23].

Мелкие пришельцы попятились. Выходит, с ними надо пожестче. Стоило рявкнуть – и они сразу же стушевались, что, собственно, Джиму и требовалось. Но тут он заметил одного из пришельцев повыше, и этот пришелец никуда не пятился и пятиться явно не собирался. Наоборот. Он пошёл прямо на Джима, целясь в него из какой-то штуковины, подозрительно похожей на оружие. Когда пришелец заговорил, Джим понял, что это был Богарт.

– На самом деле мне очень не хочется этого делать, друг мой, но ты сам напросился. Раз по-хорошему не хочешь, придётся применить силу.

Вскоре после того, как Сэмпл отделилась от Эйми, у неё развилась подсознательная и где-то даже маниакальная привычка подражать во всём героиням старых фильмов Джоан Коллинз. Очевидно, причиной тому было желание Сэмпл противопоставить себя бесхарактерной блондинистой непорочности Эйми. Всё началось ещё до разделения, когда Сэмпл трудилась над разработкой своего нового физического облика. Она тщательно изучила все фильмы Коллинз, начав с «Династии» и продвигаясь назад, к самым первым её ролям в низкобюджетных британских фильмах о трудных подростках типа «Только хорошие парни умирают молодыми». А сразу после разделения, когда Сэмпл в первый раз оказалась сама по себе и поэтому растерялась и даже слегка испугалась, она вдруг поймала себя на том, что фильмы Коллинз помогают ей преодолевать страх и неуверенность. Она строила свою новую жизнь, ориентируясь исключительно на героинь Коллинз, как будто актриса была ей «приёмной» сестрой или невидимой подругой, всегда готовой помочь добрым советом. Разумеется, Сэмпл, как человеку самостоятельному и строптивому, такой расклад очень не нравился; в конце концов, она всё же избавилась от этой дурацкой привычки – ценой немалых усилий, кстати, – и никогда никому не признавалась в своей маленькой слабости. Но теперь, когда Сэмпл привели в Тронный Зал Анубиса, былое стремление искать совета у Джоан Коллинз вновь заявило о себе со страшной силой; должно быть, вследствие затяжного стресса, появившегося в связи с её пребыванием в Некрополисе. Но как бы там ни было, едва Сэмпл вошла в Тронный Зал, она, сама того не желая, прониклась мыслью, что попала на съёмки «Земли фараонов».