Всегда вчерашнее завтра - Абдуллаев Чингиз Акифович. Страница 15

Вечером, вернувшись домой, он позвонил Владимиру Владимировичу.

– Ты сам не знаешь, что натворил, – сразу сказал старик, – это, оказывается, целая проблема. Но я начну с самого начала…

Глава 9

Вечером, уже перед самым уходом с работы, его позвал к себе Локтионов. Алексеев ждал этого разговора уже три месяца. Три месяца, за которые его поиск исчезнувших сотрудников КГБ не продвинулся ни на йоту. Словно все четверо внезапно растворились в той мутной и болезненной атмосфере распада, столь характерной для осени девяносто первого года.

Алексеев был твердо убежден, что офицеры КГБ не могли исчезнуть просто так. И поэтому снова и снова проверял все документы, фиксируя появлявшиеся детали. Но выйти на пропавших сотрудников группы Савельева пока не мог. В один из вечеров его и вызвал к себе Локтионов.

– Что нового? – устало спросил генерал, когда Алексеев уселся напротив него. – По делу Лякутиса никаких изменений?

– Нет, – честно ответил Алексеев, – милиция проделала огромную работу, опрошены сотни свидетелей. По их мнению, банковскую версию убийства можно отбросить.

– Как мы и предполагали, – кивнул генерал, – а что у нас?

– Еще хуже. Такое ощущение, что все члены группы растворились.

– Это лирика, – отмахнулся генерал, – давай конкретные факты.

– Во-первых, группа была сформирована по личному указанию бывшего председателя КГБ генерала Крючкова сразу после литовских событий в январе девяносто первого года. Тогда отправили на пенсию Бобкова. По личному настоянию Михаила Горбачева, считавшего его виноватым в подобном противостоянии. Я думаю, руководство КГБ не очень охотно пошло на этот шаг. Бобков считался одним из самых опытных, если не самым опытным сотрудником КГБ при Крючкове. И вот блестящего профессионала увольняют, провожают на пенсию…

– Зачем ты мне это рассказываешь? – спросил Локтионов. – Я и без тебя все хорошо помню.

– Очевидно, в ответ тогдашнее руководство КГБ принимается за разработку сверхсекретной операции с посылкой группы Савельева, – продолжал Алексеев, словно не обратив внимания на реплику генерала. – Поэтому в группу Савельева отбирают двух «ликвидаторов» и двух аналитиков. Очевидно, уже тогда просчитывались варианты возможного отделения Литвы и заранее готовились материалы по «агентуре центрального подчинения», с тем чтобы замкнуть наиболее ценных агентов непосредственно на Москву.

– Можно подумать, что ты не работал в КГБ и не знаешь, как это обычно делается, – покачал головой Локтионов. – Не нужно рассказывать мне прописные истины. Переходи сразу к делу.

– Группа выходила непосредственно на председателя КГБ Крючкова и одного из офицеров. Его фамилия нигде не обозначена. Но он докладывал результаты работы группы Савельева непосредственно председателю КГБ. Очевидно, «ликвидаторы» были посланы для того, чтобы «подчистить» возможные промахи аналитиков и убрать неугодных лиц, отказывающихся от сотрудничества с Москвой. Однако в материалах дела нет никаких данных о том, удалось группе или не удалось выполнить поставленную задачу. Ни один из офицеров, сотрудников группы Савельева, не работает больше в органах контрразведки. Все четверо уволены осенью девяносто первого. Вернее, двое уволены, а двоих списали как убитых.

– Зачем ты повторяешь мне то, что я сам тебе сказал? – покачал головой Локтионов. – Ты три месяца работал, чтобы установить известное? И это все, что ты узнал?

– Нет, не все, – возразил Алексеев. – Во-первых, мне удалось выяснить, кто именно докладывал в те августовские дни непосредственно Крючкову о событиях в Литве. Вот список офицеров. Три человека. Крючков принимал их практически каждый день. Можно вычислить, кто именно из них был связан с группой Савельева.

– Откуда получил? – протянул руку к списку заинтересовавшийся Локтионов.

– Крючкова арестовали сразу после провала ГКЧП, – пояснил Алексеев, – тогда к нему приехали сотрудники прокуратуры, которые изъяли документы из его личного сейфа. Пока шло следствие по делу ГКЧП, они находились в прокуратуре. Но затем, после амнистии, их вернули в ФСБ. Я попросил разрешения с ними ознакомиться.

– Очень толково, – кивнул генерал, заглядывая в список. Прочел и нахмурился. – Ты с ума сошел?

– Это фамилии из записной книжки Крючкова, – упрямо кивнул Алексеев, – именно этих людей он принимал в последний месяц почти каждый день.

На листке были записаны три фамилии – полковник Мушкарев, подполковник Локтионов, подполковник Сарычев. Вторым из указанных офицеров числился сам Локтионов, успевший за эти шесть лет, отделявших его от августа девяносто первого, дослужиться до генерал-майора. Он растерянно заглянул еще раз в список и поднял глаза на Алексеева.

– И это все, что нашли? Негусто. Я бы мог сам сказать, какие вопросы у него обсуждались. Его интересовали события в Восточной Европе, особенно в Болгарии и Румынии. Я тогда курировал эти направления и докладывал действительно почти ежедневно. Тебя удовлетворяет ответ или ты собираешься меня допрашивать?

– Просто я считаю, что нужна ваша санкция на допрос Крючкова и остальных двух офицеров, которые уже не работают в нашем ведомстве.

– У нас много кто не работает. Это не значит, что всех нужно подозревать. Что еще обнаружили?

– Судя по оставшимся у нас документам, полковник Лякутис не имел к работе группы Савельева никакого отношения. Просто он помогал им, выступая в роли координатора. Поэтому убить его именно за это они не могли.

– Тогда кто его убил и зачем?

– Этого мы пока не знаем.

– Зато я знаю, – строго подвел итог генерал. – Тебе доверили разработку важного дела, а ты в кошки-мышки играешь. Пришел бы сразу ко мне с этой бумажкой, я бы тебе все объяснил. И никакого Крючкова никто тебе допрашивать не разрешит. Не те сейчас времена, чтобы старика беспокоить.

– Он может помочь расследованию, – упрямо сказал Алексеев.

– Как же. Он тебе поможет, – издевательским тоном заметил генерал, – плохо ты его знаешь. Это же человек-кремень. Из него лишнего слова не вытянешь. Когда его посадили в тюрьму, сколько газет и журналов над ним издевалось. Писали, что он придумывал разные заговоры, необоснованно пугал депутатов Верховного Совета, давал неверную информацию Горбачеву – в общем, выставили полным профаном и кретином. А он сидел в тюрьме и, стиснув зубы, молчал. У него ведь имелась абсолютно точная информация, что, где и когда будет происходить.

Сейчас уже известно, что у нас в ЦРУ и ФБР действовали свои агенты, один из них Олдридж Эймс, руководитель специальной группы ЦРУ именно по Советскому Союзу. Достаточно было Крючкову только намекнуть на источник своей информации, как ценного агента сразу разоблачили бы. Поэтому Крючков сидел в тюрьме и молчал. Ему в лицо плевали, он молчал. Над ним издевались, он опять молчал. Может, это и есть высшее служение своему отечеству, когда тебе плюют в лицо, а ты все терпеливо сносишь. И даже когда Эймса арестовали и приговорили к пожизненному заключению, он все равно молчит. Кремень-человек, он никаких комментариев не дает, ибо знает, что может повредить другим людям. – Генерал перевел дыхание, потом продолжал: – И ведь ни одна газета до сих пор не извинилась перед Крючковым, даже после того, как выяснилось, что Эймс работал на КГБ и, следовательно, все сообщения Крючкова были правдой. Я после ареста Эймса поехал к генералу, спросил, почему он молчит. Знаешь, что он мне рассказал?

Алексеев покачал головой.

– Перед войной в Испании сбежал высокопоставленный сотрудник НКВД генерал Орлов. Это ты должен помнить еще по Высшей школе КГБ. Об Орлове и его операциях говорят до сих пор. Орлов написал обличающее письмо Сталину и Берии, отказался вернуться и был заочно приговорен к смертной казни. Он даже написал за рубежом книгу. Но Крючков напомнил мне не эти всем знакомые факты. Теперь я тебе расскажу то, чего не знает никто. Сбежавшему на Запад Орлову, лишенному всякой возможности вернуться на родину, были точно известны имена знаменитой пятерки Кима Филби. Имена всех агентов. И он не выдал ни одного. Более того, он знал Абеля в лицо. Это сейчас нас просветили, что никакого Абеля-разведчика не существовало. Был Вильям Фишер, советский разведчик, назвавшийся именем своего друга Рудольфа Абеля. Но Орлов не выдал и его. Понимаешь, он никого не выдал! Ни одного агента. Он рассказал на Западе только о тех, кто был известен и без Орлова.