Спанки - Фаулер Кристофер. Страница 3

— Собираешься проветриться вечерком? — спросил Зак.

Понимая, что со своей дракульей внешностью он едва ли дождется от меня приглашения зайти в комнату, Зак продолжал торчать в дверях.

— Да вот думаю наведаться в некий клуб, — ответил я, — получил бесплатное приглашение.

— От кого же это?

— От кого! От подруги. — Мне не хотелось признаваться, что бумажку эту мне сунули в руку на Тоттенхэм-Корт-роуд неподалеку от “Бургер-Кинга” — бродя по Вест-Энду, можно было стать невольным коллекционером подобных рекламных листков, приглашавших всех желающих на различные клубные мероприятия. В конце двадцатого столетия появилась масса развлечений на любой вкус.

— А ты почему спрашиваешь? — в свою очередь поинтересовался я. — Тоже хочешь пойти?

— Не-а, — качнул головой Зак, и его прямые темно-русые волосы упали ему налицо, подобно складкам занавеса. — Дэбби должна прийти, мы будем смотреть видео. Знаешь, у тебя на шее вскочил здоровенный прыщ. Хочешь, дам тебе мазь?

— Спасибо, не надо. — Мне уже доводилось видеть ту слизистую дрянь, которую Зак хранил в коричневых стеклянных баночках на полке в ванной. — На всякий случай я оставлю тебе пригласительный билет — если ты вдруг передумаешь и захочешь тоже пойти.

Зак тем временем уже пристально рассматривал концы своих волос.

— Спасибо, мужик.

Чтобы наконец избавиться от него, я осторожно прикрыл дверь, поскольку знал, что Зак может часами стоять на месте, глядя в одну точку — ему были чужды такие понятия, как “спешу” или “мне некогда”.

Надев влажные джинсы и тонкий голубой свитер, я взглянул на себя в зеркало. Было бы неправильно назвать меня несимпатичным; впрочем, я подошел бы под множество определений с частицей “не”: не низкорослый, не толстый, не застенчивый, не тугодум. И вообще, черты моей личности более отчетливо проявлялись как бы is сравнении с противоположным, и все же одно качество было абсолютно бесспорным и непререкаемым, своего рода проклятием — я имею в виду мое чрезмерно богатое воображение. В школе я порой пропускал мимо ушей объяснения учителей по истории или географии, потому что в это время мои мысли блуждали где-то далеко-далеко. Все, что происходило в классе, было скрыто от меня словно туманом; я с увлечением рисовал на обложках учебников эпизоды звездных войн. Сотни раз учителя застигали меня за этим занятием и грозили наказанием. Но — тщетно. Просто я был мечтателем. Кто-то однажды сказал, что мир принадлежит именно таким людям, хотя это не очень-то мне помогало, когда надо было припомнить на экзамене дату битвы при Эджинкорте. Естественно, я с треском проваливал один экзамен за другим. Отец возмущался, мать плакала, после чего приходилось нажимать, и оценки постепенно улучшались. Учителя улыбались и говорили: “Так держать, Мартин, и ты все же сможешь окончить школу”.

И окончил бы, если бы не умер Джои.

Ну ладно, вернемся к тому вторнику. Перед уходом я заправил постель, свалил в бак для прачечной грязное белье, позвонил матери, выпил весьма подозрительно пахнущего молока и проглотил единственное, что удалось найти в холодильнике, — замороженную сосиску, на упаковке которой значилось: “Изготовлено в день продажи” — правда, со вчерашней датой. Затем заглянул к Заку, который, скрестив ноги, сидел перед телевизором, созерцая, как бабуины выковыривают из зубов мясо, кивнул ему на прощание и удалился.

Дождь по-прежнему лил как из ведра, а перед входом в клуб выстроилась длиннющая очередь — судя по всему, устроители торжества раздали слишком много пригласительных билетов. Над входом красовалось оранжевое полотнище с надписью: “БЛЮТОПИЯ”. Я встал в хвост очереди и, медленно подвигаясь вперед, промок до нитки. Мое “бесплатное” приглашение оказалось чушью собачьей: стоявший в дверях орангутанг окинул меня надменным взглядом и содрал десятку, в обмен на водочный талон и пару разменных монет. “Ну что ж, — подумал я, — внутри, по крайней мере, хоть тепло и сухо”. Глянув на собственное отражение в висевшем у лестницы зеркале, я увидел человека, который словно бы только что выбрался из реки. Мои коротко остриженные волосы прилипли к голове, сильно смахивая на дешевый парик, а над курткой уже начинал куриться пар.

Внизу гремела техно-бредово-гаражно-домашняя или как-там-она-называется-в-этом-месяце музыка, завлекавшая публику на танцплощадку. Вообще-то я любил танцевать и, как правило, без особого труда находил себе партнершу. Дуэт получался весьма эфемерный — мы с партнершей двигались автономно, не глядя друг на друга, а когда музыка смолкала, расходились в разные стороны навсегда, и тем не менее я получал от этого занятия определенное удовольствие.

Что касается секса, то я ограничусь информацией о том, что, не имея постоянной подруги и отнюдь не считая себя героем-любовником, я тем не менее не был девственником — опять эти “не”! — и даже нравился женщинам, наверное, потому, что был внимателен к своим подругам, а может, и потому, что они считали меня достаточно честным парнем. Особым умением обращаться с ними я, конечно, не отличался, видимо, из-за отсутствия должного опыта. Мы с сестрой вообще редко обсуждали вопросы, касавшиеся нас самих.

В тот вечер я не танцевал, чувствуя себя довольно неловко в непривычной обстановке — кое-где на стенах еще виднелись пятна непросохшей краски, а судить по первому дню о клубе было попросту невозможно. Я наблюдал, как с кем-то переругивается бармен; как какие-то, видимо, важные гости протискиваются в специально отгороженный для них закуток; как под ноги застигнутых врасплох танцующих вдруг вылетели клубы не вовремя пущенного “дыма” — взирая на все это, я задавался вопросом, зачем я вообще сюда пришел? В своих притязаниях на экстравагантность и некую исключительность этот клуб отнюдь не преуспел и, в сущности, всего лишь пополнил ряды десятков таких же. И я ничем не отличался от других гулен, явившихся сюда в поисках чего-то нового и интересного, а может, и для того, чтобы самому измениться к лучшему.

Помню, я не то что испытывал некий дискомфорт от пребывания там, я попросту чувствовал себя не в своей тарелке. Ветер переменился, и небо приняло странный вид, а я все стоял у танцевальной площадки, пытаясь уловить ритм грохочущей музыки, от которой, казалось, прыгали заклепки у меня на джинсах. Осушив третью бутылку пива, я ощутил, как внутрь меня холодком прокралась непонятная тревога. Я попытался было разобраться в собственных чувствах, но от этого мне стало только хуже.

— Странное ощущение, не правда ли? Как будто вот-вот должно что-то произойти.

Я быстро обернулся, окинув говорящего взглядом. Придвинувшись ко мне почти вплотную, стоял мужчина, и первое, что я увидел, были его глаза — зеленые, лучистые, как у кошки, и одновременно обольстительные. Нижняя половина его лица оставалась в тени.

— Ветер изменил направление. Под воздействием прилива и лунного притяжения. В такие минуты может произойти что угодно.

Человек шагнул вперед и оказался и полосе яркого света. Одну руку он держал в кармане смокинга покроя двадцатых годов, лацканы которого блестели, как черное зеркало. Его одежда находилась в явном противоречии с современным стилем, но, как ни странно, не производила впечатления старомодной. И ростом и телосложением он был примерно как я, а на редкость правильные черты лица, сродни искусно отретушированной фотографии, придавали его облику неповторимое обаяние. К тому же он источал необыкновенный, терпкий аромат.

Я совершенно не представлял себе, как следует реагировать на его слова. Мне доводилось порой заговаривать с одинокими женщинами, но чтобы с мужчинами — такого еще не бывало. Тем более что в заведениях подобного рода мужчины чаше всего оказываются самыми заурядными толкачами наркотиков.

— А знаешь, Мартин, в чем твоя беда? Ты ненавидишь жизнь, поскольку совершенно не умеешь распоряжаться ею. Ты поступаешь так, как тебе говорят, — впрочем, то же самое можно сказать и о других людях. Ты выбираешь из того, что тебе предлагают другие, вместо того чтобы самому поискать что-нибудь новое. А в итоге получается, что все люди действуют на один лад.