Агафон с большой Волги - Федоров Павел Ильич. Страница 12

Шли дни. Жизнь хороша тем, что она идет без устали и меняется. Совхозные дела, общие, единые у всего коллектива заботы – скорее начать и быстрее закончить сев – увлекали Агафона все больше и больше. Его интересовало здесь все. В свободное от работы время на Хоцелиуса сыпался град вопросов. Умный и опытный Ян Альфредович постепенно и обстоятельно внушал Агафону, что совхоз, успешно развивающий лишь племенное козоводство, по существу, хозяйство однобокое, потому и убыточное. Убытки за пять последних лет выросли до миллиона рублей.

Совхоз располагал обширными сенокосными угодьями и кроме пятнадцати тысяч коз имел еще отделения крупного рогатого скота, молочную, свиноводческую и птицеводческую фермы. По существу, это были карликовые отделения, приносившие убыток. Все отделения, вместе взятые, в просторечии именуемые фермами, засевали 2500 гектаров, в том числе была и кукуруза, занимавшая только 350 гектаров.

Для Агафона это было не только откровением, но и полезной школой. Все, что он видел и слышал на новом месте, будоражило его и не давало покоя. Расспрашивая Яна Альфредовича, он постепенно добрался до самого главного. Ему хотелось прямо спросить своего учителя, как он, старейший коммунист, умный и опытный работник учета, так спокойно рассказывает, а не бьет в набат, не кричит «караул», как любил говорить Карп Хрустальный. Агафон спросил об этом в мягкой и вежливой форме.

– Я тебя понимаю! – рассмеялся Ян Альфредович. – Ты хочешь сказать, что старый хрыч Хоцелиус умеет только болтать языком да копаться в своем садике, а как государственный контролер ни черта не делает!

– Вовсе я так не думаю. Что вы! – смутился Агафон.

– Это, Гоша, к слову пришлось. Я не люблю красные словечки. Может быть, я действительно стар и мне надо переходить на пенсию… Но ты не думай, что я только умею за яблоньками ухаживать. У меня этот миллион убытков в печенках сидит! Мы с директором совхоза набросали свой план, составили докладную записку на имя нашего начальства. Подсчитали: для того, чтобы работать безубыточно, нам нужно иметь дополнительно десять тысяч гектаров удобной пахотной земли. Первую половину мы просим изъять от совхоза «Степной». Это как раз те земли, которые территориально и хозяйственно тяготеют к нам. Вторую половину мы также хотели бы иметь от соседнего колхоза «Урал», который не может обработать всей своей земли.

– Это что – очень слабый колхоз? – спросил Агафон.

– Да, – подтвердил Ян Альфредович. – У него не хватает рабочей силы. Ему помогает город: приезжают студенты, школьники. Если мы получим эту землю, то сможем без дополнительного привлечения государственных средств и штатных добавок увеличить производство мясного и молочного скота. Мы подсчитали, что за счет излишков товарного зерна мы покроем часть наших убытков, полностью используем технику, увеличим посев кукурузы. Даже при теперешних условиях мы можем заложить шестьдесят тысяч центнеров кукурузного силоса и столько же накосим сена. У нас есть колоссальные возможности. Как видишь, мы что-то думаем о нашем будущем!

– А как на это смотрят партийные органы, райком, обком партии? – записывая что-то в блокнот, спросил Агафон.

– Полная поддержка, – ответил Ян Альфредович. – Все упирается в министерство, но там больше всего занимаются реорганизациями. А что ты там записываешь, между прочим?

– Некоторые факты. Вы мне рассказали такие, что над ними следует поразмыслить.

– Я гляжу, ты крепко подрос, – посмеиваясь, говорил Ян Альфредович.

– Подрастаем, Ян Альфредович, и размышляем, но не все еще понимаем, как нужно.

– Что еще тебя волнует? – спросил Ян Альфредович.

– Не только нужды нашего Чебаклинского совхоза. Большинство зерновых совхозов все-таки дают, как вы сказали, прибыль. А жители отдельных деревень едут в город за хлебом. Что вы на этот счет думаете, почему не хватает самого главного – хлеба?

– Отвечать сразу на такой вопрос – это все равно что балансировать на острие ножа. – Ян Альфредович перешел на легкий, иронический тон. – Как финансист, я пользуюсь бухгалтерским термином – балансировать, – раздельно продолжал он. – Всякое хозяйство, какого бы профиля оно ни было, я рассматриваю именно с финансовой точки зрения. Рентабельными должны быть все хозяйства, все колхозы, все фабрики, все заводы. Ты должен понять простую истину: когда есть деньги, легко думать о расширении производства, о новых машинах, о породистых козах и телках, о домиках со светлыми окнами и широкими дверями, чтобы рабочий и колхозник могли протащить в них новую мебель.

– Как финансист, вы богато думаете, Ян Альфредович, – усмехнулся Агафон.

– Да, как финансист, я так думаю, а вот как коммунист…

Ян Альфредович замолчал. В ожидании чая они сидели на веранде. В молодом саду гудели пчелы и чуть слышно шевелилась листва, мягко и ласково заигрывая с горным ветром.

– Как коммунист добавлю, что мы еще не научились хозяйничать, распоряжаться умно на нашей советской земле. Очень и очень плохо относимся к общественным ценностям. Не бережем народное добро, думаем о нем, подсознательно или нет, как паразиты: это «не мое». А вот все, что в его доме, в садике, – это «мое». Вы, молодежь, в первую очередь должны взять себя за горло, вытащить паразита и задавить в самом зародыше. Иначе он вас схватит мертвой хваткой.

– Нас учили быть честными, справедливыми, – начал было Агафон.

– Многие хотят быть честными, да не каждому это удается, – прервал его Ян Альфредович. Поднявшись с плетеного стула и приглашая Агафона к чаю, продолжал все тем же слегка ироническим тоном: – Ты тоже, Гоша, все собираешься честно рассказать, почему удрал из института, а вот не можешь.

– Не могу, Ян Альфредович, – это верно, – смущенно и растерянно ответил Агафон.

– Значит, есть на это причины?

– Есть, Ян Альфредович, – признался Агафон.

– Потерпим. А ты хорошенько подумай.

С гор наплывали сумерки, сад заполнялся ими и постепенно темнел.

Возвращаясь домой, Агафон увидел, что его дожидается на веранде Мартьян. Утром он опять начал возиться с новым своим изобретением. Теща не знала, что зять ладил мотор и трубы к насосу для полива ее же огорода. Она с яростью набросилась на него с упреками, обвиняя в нерадивости к домашнему хозяйству и прочих грехах. В сердцах она позабыла, что вчера Мартьян выкидал из хлева уйму навоза и добрую половину перевез на тачке в огород. Агафья Нестеровна срывала зло на зяте из-за того, что в доме кончилось зерно и нечем было кормить птицу. Предстояло ехать на базар и платить немалые деньги. С утра из сельмага она притащила на загорбке почти полный мешок еще теплого, только что выпеченного в совхозной пекарне хлеба. Разламывая хлеб в корыте, ворчала:

– Целое лето на комбайне чертоломил. А нет чтобы лишнюю пудовку зерна в хозяйство забросить аль охвостья какого для кур.

– Чему учишь, теща? – Труба с просверленными дырками, которую Мартьян прилаживал к муфте, со звоном выпала из его рук.

– Невелик убыток, – продолжала Агафья Нестеровна. – Вон Захарка Пальцев небось охулки на руку не положит. Скота-то не меньше нашего держит.

Возразить теще было трудно. Захар Пальцев кормил свой скот, и все знали, что за счет совхоза. Да и один ли только Пальцев? А кормежка скота магазинным хлебом? Пригородные и сельские хозяйки, где есть свободная торговля хлебом, возят буханки мешками. Это распространилось, как знал Агафон, и в Подмосковье, где пуд сена стоил два с полтиной, а пуд печеного хлеба – дешевле на двадцать шесть копеек. И здесь повелось… Варвара сразу «забросила» на машине два десятка буханок хлеба. Мартьян не вытерпел, заговорил с ней об этом.

– Подумаешь, какой экономист нашелся! От жильца, что ли, набрался? Ты бы лучше добыл для матери, чем ей корову подкармливать. Сметану есть любишь, а зерна не припас, – отрезала Варвара.

Да, и тут она была с ним непримирима, а с матерью единодушна. У Мартьяна же счастливая неиссякаемая потребность вечно служить людям, верить в разумное, доброе. А Варя, как и Агафья Нестеровна, верила в жирный кусок и дарила своей благосклонностью Романа Спиглазова. Поэтому разлад в семье давно уже принял определенные формы, и не только материальные. Умный, откровенно-правдивый Мартьян, по существу, был одинок, если не считать редких встреч с Глафирой. Появление Агафона для Мартьяна было очень кстати. Дружеское сближение этих разнохарактерных людей росло и крепло. В предчувствии близкого и неотвратимого разрыва с семьей Мартьян отшвырнул трубу и пошел к Агафону в боковушку.