Каббала - Уэйт Артур. Страница 34

Когда мы исследуем роль Авицеброна в каббалистическом движении, нас не должны обескураживать ученые вроде Исаака Майера, которые явно преувеличивают его вовлеченность в Каббалу. Правда, налицо неотъемлемые от еврейской мистики учения о непостижимости Бога, о посредниках между Богом и универсумом, об эманации мира и даже об универсальном знании, присущем предсуществующей душе человека. Однако в теософе XII в. нам хотелось бы обнаружить не просто указания на связь с теологией Сефер Йециры, системой сфирот и их соответствий и т. п., а, скажем, четко выраженный след типично зогарической доктрины Шхины. Первые две достаточно типичны для своего времени, а вот последняя встречается не так часто. Остается, конечно, достаточно оснований, если не прямых доказательств, позволяющих включить Ибн Гвироля в число предтеч зогарической Каббалы, почему мы считаем оправданным желание закончить эту главу кратким очерком жизни и деятельности этого писателя.

В эпоху, когда арабское поэтическое воображение привнесло свой особый колорит в романтическую литературу Западной Европы, схоластическая философия и теология также были окрашены арабской мыслью; но поскольку, с одной стороны, происхождение этого влияния не всегда правильно осознавалось, постольку, с другой стороны, эти влияния приписывались арабским источникам, которые на самом деле были еврейского происхождения и исходили от испанских евреев, живших на Пиренейском полуострове под владычеством мусульманских халифов. Речь прежде всего идет о знаменитом Авицеброне; то, что это Соломон бен Иегуда Ибн Гвироль, еврей из Кордовы, лишь в начале XIX в. доказал Мунк²³. Его главный философский трактат «Источник жизни» был широко распространен в латинском переводе, как считается, середины XII в. На него ссылаются и Альберт Великий, и святой Фома Аквинский, и Дунс Скотт, и его считали суммой философии XIII столетия. По Ренану, Авицеброн заложил основы школы арабской философии в Испании. Он писал философские произведения на арабском, а стихи на иврите; евреи высоко ценили его поэзию, но его философская спекуляция не почиталась в среде ученых раввинов; христианские схоластики обсуждали его философские взгляды, но ничего не ведали о его поэтическом творчестве. Одни восхищались им как поэтом, другие превозносили его как мыслителя. Номиналисты опровергали его идеи; реалисты вроде Дунса Скотта приписывали ему их опровержения; хотя он, как полагают, оказал влияние на мистиков Средневековья, Парижский университет осудил его в период появления Зогара на том основании, что он симпатизировал Аристотелю. Когда о себе заявила школа Аверроэса, философы этой школы ничего не знали о нем; позже он не был известен Маймониду; ничего не слышал о нем и энциклопедист Пико делла Мирандола; и можно сказать, что на пороге Реформации память о нем была почти окончательно истреблена на костре Джордано Бруно.

Авицеброн родился около 1021 г. в Малаге; образование получил в Сарагосском университете и ушел из жизни в Валенсии в 1070 г. Ему покровительствовал Нагдила – то есть Шмуэль ха-Леви бен Йосеф Ибн Нагрела – князь Изгнания, бывший первым визирем Испании в халифате Хабуса. Нагдила был центральной и влиятельнейшей фигурой еврейской учености в этой стране; считается, что именно от него Авицеброн получил знание о священной древнееврейской традиции в то время, когда Зогар и литература этого круга еще только формировались. Во всяком случае, не приходится сомневаться, что многие концепции и система, воплощенная в этой литературе, обнаруживается в его произведениях, особенно в «Источнике жизни» и «Венце Царства». «Источник жизни» считается первым произведением, в котором говорится о «секретах спекулятивной Каббалы»²⁴. «Венец Царства», написанный на закате жизни, представляет собой гимн, «превозносящий Единого и Истинного Бога и чудеса Его творения».

Существование зогарической традиции до Моше де Леона, человека, якобы создавшего фальшивку Зогара, подтверждается, помимо других свидетельств, произведениями этого испанского еврея, а то, что он был знаком с Книгой Творения, неоспоримо. Во второй книге и двадцать втором разделе его «Источника жизни» есть такой пассаж: «Посему говорят, что создание мира было совершено начертанием чисел и букв в воздухе», что полностью соответствует основной теме этого каббалистического трактата. Схема из Тридцати двух путей из Книги Творения является темой одной из его поэм. Нельзя в точности определить, черпали ли позднейшие каббалисты из Авицеброна, или и он и они обращались к общему источнику, хотя, вспомнив о безразличии евреев к его философским произведениям и о вероятном существовании огромной массы эзотерической традиции, не приходится сомневаться, в каком направлении следует искать²⁵.

Связь Авицеброна и Каббалы не лежит на поверхности в «Источнике жизни», чтобы привлечь внимание ученых вроде Эрнеста Ренана: если одни критики Каббалы относят развиваемую в нем систему к доктрине десяти сфирот, другие считают, что она основывается на десяти категориях Аристотеля, и видят в ней пантеизм, аналогичный пантеизму ранних реалистов²⁶. «С одной стороны, – пишет Ренан, – его применение перипатетических принципов к Моисееву вероучению обеспокоило богословов; с другой – его уступки ортодоксии в вопросе о творении и свободной воле Творца не удовлетворяли крайних евреев-перипатетиков». О связях Гвироля с Каббалой Ренан, как уже говорилось выше, либо ничего не знал, либо он их игнорировал.

Объективный анализ «Источника жизни» делает панетеизм Гвироля менее явным, чем его переклички с каббалистическими идеями. Отнюдь не отождествляя универсум и Бога, «Источник» выстраивает достаточно четкое их противопоставление. Дабы преодолеть эту бездну и попытаться помыслить, что одно получает бытие от другого, автор высказывает предположение о девяти посредниках плюс Божественная Воля, «коей Абсолютно Сущий, который выше числа» «скреплен со Своей материальной вселенной». Аналогии этой концепции с учением о сфирот слишком очевидны и не требуют доказательств, даже если беспристрастный анализ подводит нас к выводу о том, что лицо у философии Гвироля скорее греческое, чем еврейское. Ясно, по крайней мере, что Fons Vitae, построенный на манер диалогов Платона, сильно окрашен эллинской мыслью.

Современная иудаика выделяет три главные школы, ведущие к зогарической Каббале, а именно: а) школа рабби Ицхака Слепого, к которой принадлеждит Азриэль (из Героны. – Пер.) с его знаменитым толкованием на Сефер Йециру; б) школа рабби Элеазара (бен Йегуда) из Вормса, интересы которого были скорее теургического характера; и в) школа Абулафии, в известном смысле объединяющая первые две и для единения с Богом использовавшая теургические формулы в сочетании с созерцанием, – иначе говоря, практиковала экстериоризацию мысленных образов для достижения одной цели: обрести внутреннее видение и выйти за пределы всех мыслимых форм.

Примечания

1 Думаю, не приходится сомневаться в том, что Каббала была некой «рецепцией» мистики Берешит и Меркавы, упоминаемой в Талмуде, или что так всегда понимали это еврейские каббалисты. По этому вопросу читатели могут ознакомиться с важной статьей доктора Kaufmann Koehler, раввина храма Бетэль в Нью-Йорке, и Louis Ginzberg, профессора Талмуда в Еврейской теологической семинарии Америки, Нью-Йорк-Сити, в Jewish Encyclopaedia.

2 Существует два варианта, из которых А старше, по мнению Йеллинека, но младше, по мнению Греца. Третий мидраш об украшении букв также приписывают рабби Акиве.

* См.: Шолем Г. Указ. соч. Гл. II: Мистика Меркавы и еврейский гностицизм. Раздел 6. С. 100—104.

* Не путать с произведением, упоминаемым Бартолоччи и приписываемым им рабби Элиэзеру, посвященным измерениям земного Храма. В трактате Пирке Халкут, иначе Пирке Меркава, есть рассказ о семи небесных Храмах, или Дворцах, которые должны посетить последовательно избранные, прежде чем вступить в сферу Священной Колесницы. Это, по-видимому, стадии экстатического состояния и видения. Ср. Дворцы (или чертоги) Зогара.