Все, что шевелится - Федотов Сергей. Страница 58

Первая мысль у него была – пробиваться в страну Лин. Он быстро спохватился, что на встрече с далёкими предками ему нечего рассказать, не о чем предупредить. Сообщить о ютроллях? Но как ни расписывай ужасы грядущего нашествия, вряд ли кто поверит в существование невиданных существ. А даже и поверят, всё равно за тридцать-то веков сказанное позабудется, никто и не вспомнит, что был такой Лес, он-де предупреждал. А вот доброе дело здесь, в Юртауне, он может сделать, если обучит местных кузнецов секретам изготовления доброй стали. Именно такие сведения и сумеют преодолеть многовековой рубеж, сделают потомков более умелыми и готовыми к любым неожиданностям.

Если не сумею вернуться в своё тело, решил он, то не стану гоняться за призраками, искать несуществующее. Сейчас у меня есть семья – мать, жена, есть власть, люди, желающие и готовые заниматься производством металла и оружия. Вот и воспользуюсь обстоятельствами. Буду выполнять свою задачу хорошо, потомки встретят врага во всеоружии. А пока займусь-ка я травами и лечением.

– Ты скажи Эйлик-Мулак, пусть вечером придёт ко мне, хочу собрать травников. Пусть посмотрит, послушает знатоков.

– Конечно передам. Смотрю, у тебя, Гессер, слова не расходятся с делом, – похвалил хозяин.

Юноша распрощался с Хором, рассказав напоследок, какие стоит сделать ванны для закалки стали и как переделать печи для отжига. Кузнец смотрел ему в рот и внимал каждому слову. Дома он принялся расспрашивать матушку Булган: а есть в Юртауне знаткие травники и лекари? Попросил, чтобы та позвала их всех к нему в юрту.

– И пусть каждый травник принесёт с собой образцы сборов, – сказал он. – Хочу узнать, где растут травы, в какую пору их рвут, как сушат или варят, как используются, что лечат.

– А на что это тебе, Джорочка? – забеспокоилась Булган.

– Да вот хочу поучиться у знатоков, хотя чему-то, возможно, и сам их смогу научить.

– Вообще-то, не ханское это дело.

– А какое – ханское?

– Не знаю в точности, но… Да ладно, занимайся чем хочется. Только пора бы тебе сходить на охоту. Мяса у нас в доме, считай, совсем не осталось. Сходил бы, убил сохатого. Зима наступила, можно морозить, не пропадёт. Впрочем, у нас и ледник неплохой, в нём и летом ничего не портится. Копчёную медвежатину, что ты с собой привёз, мы уже съели. Забивать коров нельзя, их у нас всего пять. Баранов и коз тоже немного, только на приплод. Съездишь, добудешь марала?

– Хорошо, матушка. Отчего и не поохотиться?

К вечеру слух о том, что молодой хан собирает лекарей и травников, разошёлся по столице, и в юрту командирского сынка набилось столько народа, что едва поместились. Пришёл даже Арапчор, ветеран, глава лекарской дюжины заслонного полка. Лес объяснил, зачем всех собрал, что надеется услышать и увидеть. Сперва травники отнекивались, не хотели делиться секретами, но юноша рассказал им о припутнике, мощном противовоспалительном средстве. Оказывается, траву эту многие встречали, да не знали применения, а потому и не собирали. А услыхавши, что пучки жар-цвета используются для освещения жилищ, до того удивились, что надолго замолкли. Сидели и хлопали глазами. А затем кто-то рассказал о другой редкой траве, которая быстро затворяет кровь. И пошло, и пошло. Делились случаями из жизни. Вспоминали, как удалось одолеть ту или иную болезнь. Арапчор обстоятельно излагал, как следует помогать раненым, чем колотая рана отличается от рубленой и другие специфические подробности. Многие действительно принесли с собой образцы трав, их пустили среди толпы, чтобы желающие могли осмотреть и запомнить.

Эйлик-Мулак сидела с широко разинутым ртом. Она впервые попала к людям, которые занимались её любимым делом, и не просто занимались, а были специалистами. Она жадными глазами рассматривала образцы, нюхала и пробовала на зуб, затаив дыхание выслушивала способы сбора, сушки, назначения и применения. Рассказы и споры продолжались до глубокой ночи, взволновали всех, хотя одни не успели высказаться, а другие не принесли ничего, чем могли бы похвастаться. Поэтому решили собраться и завтра вечером. Люди понимали, что от такого общения смогут очень многое получить, научиться лечить болезни, которые сами считали смертельными.

– А это – самое главное сейчас, – сказал Лес на прощание, – когда к нам могут пожаловать враги.

Воодушевлённые знахари расходились, продолжая спорить, чей метод лечения лучше. Только Эйлик-Мулак задержалась и о чём-то тихо советовалась с его золотой Другмо.

– О чём это вы шептались с Эйлик? – спросил он супругу, когда унтайки Мулак заскрипели снегом за стенами юрты.

– Очень уж она тебя хвалила, – призналась Другмо. – Говорит, тебе такой умный муж достался. Я, говорит, мужиков терпеть ненавижу, но Гессер – это действительно неуловимый Джору, умом за ним никто не угонится. А что это за «неуловимый», почему она так сказала?

– Сам не знаю, – признался Нов, который не был силён в языке леших.

– А ещё она сказала, что никакому мужчине не дала бы засадить свою деляну, а вот тебе бы позволила копать её хоть со всех сторон. Но я возразила, что мне и самой твоей лопаты мало…

– Неужели мало? – испугался Лес, вспомнив вчерашние сладкие истязания.

Зря спросил, решил он позднее. Потому что разбудил вулкан. Другмо словно взорвалась. Её юбки и шаровары взлетели в воздух, и через два удара сердца она оказалась обнажённой. Последовала очередь хана. Она срывала с него одежды, как кожуру с луковицы. При этом рассказывала, что за время долгого отсутствия супруга узнала от местных женщин новую замечательную песню, которую тут же и промурлыкала:

– Никогда-никогда? – спросил Нов.

– Сейчас увидишь, – пообещала супруга, увлекая его в постель.

Способ, с которого она начала сегодняшнюю ночь, назывался «три мандарина беседуют под луной о солнечных затмениях». Сама изображала поочерёдно то луну, то солнце, демонстрировала затмения, а Лес должен был представлять трёх мандаринов.

– Этот вот – толстый-толстый, – прислушивалась к себе и делилась впечатлениями Другмо. – А этот – согнутый, как лук, но с туго натянутой тетивой. А третий – хромой на одну ногу и кривой на другой глаз мандарин. Он смотрит на Алую пещеру, видит Драгоценную башню и моргает-моргает.

От кривого мандарина юноша совсем обалдел, в своих нечастых и, как оказалось сейчас, однообразных любовных ласках они с Кали и представить не могли, что доставить удовольствие любимому человеку можно не только пальцами и губами, но и моргающим глазом.

А неуёмная на выдумку золотая красавица применяла язык, зубы, уши, нос, пальцы ног и даже локти и колени. В этом хан быстро убедился.

Следующая позиция называлась довольно просто – «козочка на горе», но в исполнении оказалась очень сложной. Лесу пришлось встать и, чтобы не свалиться, упереться спиной о шест, поддерживающий крышу. Очевидно, мужчина должен был изображать горную кручу, а Другмо воображала себя козочкой. Она карабкалась на супруга и прыгала, блеяла от удовольствия и пощипывала губами.

– По-моему, ты больше похожа на медвежонка, карабкающегося на дерево, – сказал Нов.

– О нет, милый, – промяукала женщина. – Мишка совсем не так. Сейчас я покажу тебе, как «панда лакомится сладкими побегами бамбука».

Поза не изменилась, зато партнёрша стала вести себя по-другому. Она хватала ртом его уши, проникала в ушную раковину языком, раскачивалась на муже, как на тонкой смолистой лесинке. Панду сменил «поползень в поисках червячка». Другмо перевернулась вверх ногами и деловито поползла вниз. Червячка она нашла быстро, склевала и встала на голову. Встретились «водопады и фонтаны». Когда обессиленный Нов рухнул на четвереньки, женщина применила способ «лазутчики проникают с тыла». Ко «всеобщему разоружению» чародей подошёл, когда все арсеналы были исчерпаны.