Все, что шевелится - Федотов Сергей. Страница 60

Вопросов было много, но, как понял Нов из настроения толпы, хана в столице любили, считали храбрым и мудрым, к его советам прислушивались. Поэтому разговоры свелись в основном к количеству добровольцев, готовых заняться тем или иным делом. Определили потребное число лесорубов, камнетёсов, возчиков груза, плотников и столяров. Создали бригады специалистов и назначили старших.

Наступила зима, и крупных хозяйственных дел у людей, живущих своим трудом, не было. Поэтому они и соглашались принять участие в общественных работах. Каждый сознавал, что укреплением обороны защитит собственную семью от неведомого врага. Многим не терпелось увидеть новое оружие, ощутить его силу.

После обеда Лес отправился узнать, как идут дела у хористов.

В кузнице шёл перестук молотов и молотков. Старший брат, волнуясь, протянул хану первый кинжал, откованный из нового материала. Нов подержал его в руках и резко ударил лезвием по бронзовой наковальне. Осмотрел клинок, но зазубрины не обнаружил.

– Неплохая работа, – похвалил он. – И рукоять удобная. Сейчас мы сделаем её поприглядней.

Левой рукой он поколдовал над кинжалом, наводя кудеса. Рукоятка засверкала в бликах огня. Кузнецы ахнули.

– Как ты этого добился, хан? – спросил Хор.

– Секрет мастера, – ушёл от ответа юноша. – Это пустяки, детские игрушки. Не обращайте внимания. А сейчас мы с вами займёмся главным. Я уже рассказывал, как проводить отжиг и закалку мечей. Хочу рассказать о том, в какой последовательности ковать клинок, чтобы он стал твёрдым и пластичным, гнулся, но не ломался.

И они взялись за первый стальной меч, вытащив из огня заготовку. Лес показывал, как сплетать пластины, чтобы клинок имел несколько слоёв – твёрдых и мягких, объяснял, когда вести отпуск, а когда закалку.

Домой вернулся с восходом луны.

ГЛАВА 18

Страна вечной прохлады, Алтай, Большая Вода

К исчезновению Аран Сотон не имел никакого отношения. Он сам по себе поднялся раненько утром и удалился, потому что спешил сагитировать иные племена на борьбу с племянником. Первым на его пути лежало поселение Когудея.

Когудей, Когудей, припоминал он в дороге всё, что рассказывала ему Чулмасы. Прикидывал, с какого боку подступиться к новому вождю. Придумывал всяческих страшилищ, чтобы напугать племя и заставить с места стронуться, но всё выходил леший. Уж он-то, бесспорно, способен принять любой облик. Обидно только, что свирепости лесовику взять неоткуда. Он сварлив, обидчив, но отходчив и добродушен. Сотон присочинил ему третий глаз во лбу, потом обычные убрал. Одноглазый Колбасы, как решил он наречь новое существо, выходил куда страшней. Можно было приврать и нос, каменный или – значительно лучше! – из красной меди.

– Медный нос – это хорошо! – порадовался путник удачной придумке. И тут же изобрёл способ борьбы с медноносым Колбасы. Пусть тот окажется якобы чрезмерно любопытным и станет совать свой нос, куда и пёс его не суёт. Тогда можно будет просверлить дырочку в дверях и устроить шумное веселье в избе. Колбасы разберёт любопытство, вот он и сунется, чтобы узнать, чем это занимаются хозяева. В этот момент и нужно что есть мочи навернуть по меди. Она загнётся, и Колбасы окажется приколоченным к двери. Сам освободиться не сможет, руки-то через доски ему не просунуть, а человек поимеет очень удобную в хозяйстве дверь, которая станет открываться и закрываться по приказу. Скажешь: «Колбасы, открой дверь!» – он и отопрёт. Велишь: «Колбасы, запри дверь!» – он и закроет.

Автоматическая дверца очень понравилась Сотону, ему тут же захотелось иметь именно такую, хотя по глупости не сообразил, что никакой деревянной двери в его походной юрте не имеется. Да и медных носов у леших отродясь не бывало. Но это уже детали, на них хан отвлекаться не стал. Придумал другое: будто бы сочинённый страхоидол имеет сразу два пола – он как бы мужик, а с другой стороны, как бы баба. Только вот с какой баба – сзади, что ли? Если сзади, то пусть Колбасы станет обладателем невиданно длинных грудей, таких, что приходится их закидывать за спину, чтобы в ногах не путались, бегать не мешали. Волоса этому существу Сотон придумал длинные, жёлтые, хотел приспособить их на птичью голову, но вовремя сообразил, что тогда, с клювом-то, пропадёт замечательный нос из красной меди. А без медного носа отпадает самозапирающаяся дверь. М-да, закавыка!

Ноги Колбасы он сперва надумал с вывороченными вперёд ступнями, так что ходить подобной образине пришлось бы на пятках, но сообразил: от такого страшилища легко убежать, разве ж сумеет оно нагнать добычу? Поэтому переделал ноги на лосиные, уж такой-то побежит долго и неутомимо.

А какой масти Колбасы? Чёрной, как у тех племён, что откололись от северных армий ещё до начала Битвы в Пути? Или жёлтой, как у обитателей страны Инь? Поскрипел мозгами Сотон, поскрежетал зубами да и надумал невиданную окраску: вонючую! Неизвестный' цвет был хотя и невразумителен, зато убедительно отталкивающ.

Местом обитания Колбасы хан почему-то выбрал речные заводи, где чудище сидит по вечерам и чешет длинные жёлтые волосы когтистой пятернёй. Из вычесанных косм плетёт волосяные арканчики, коими ловит блох. На нём почему-то водятся собачьи блохи. От зловонного дыхания Колбасы возникают нехорошие болезни (похмелье и сухостой Сотон относил к хорошим). Любит петь страшные песни; услышав даже словечко из них, человек три дня видит кошмары. Если вовремя не проснуться, то злодей может украсть сердце, лёгкие или печёнку. На кой ляд они сдались, юртаунец никак не сумел объяснить даже самому себе, но придумал, что если Колбасы не нагнать до речных камышей и он успеет сунуть краденое в воду, то человек непременно помрёт.

Ещё, оказывается, злодей падок до охотничьих рассказов, но не о добыче, а о победах над женщинами. Обожает неприличные истории, авторов самых непристойных баек поит своим молоком и кормит мясом, которое отрезает со своих рёбер. Мясо на вкус малоприятное, жилистое да вонючее, как у невыложенного кабана, зато приносит удачу в будущей охоте.

Если завладеть какой-нибудь вещицей, принадлежащей страшилищу, – лоскутком или даже ниткой с одежды, одним волоском, – то Колбасы по невероятной своей жадности становится рабом владельца, исполняет любые его прихоти, лишь бы заполучить вещь обратно, канючит: «Верни моё! Жуть как люблю своё, хотя и чужое присвоить не прочь!»

Вот такого страхоидола сочинил Сотон, пока добирался до Когудея. Племя тихо-мирно занималось весенними работами: пахали очищенную от леса землю, пасли скот, ремонтировали крыши, пострадавшие от зимних снегопадов.

Когудей молча выслушал ужастик пришельца о вредных привычках Колбасы и сказал, что сам с таким не встречался и не шибко-то верит досужим домыслам.

– И откуда он вообще взялся, этот вонючий Колбасы? – совершенно резонно спросил вождь.

– Как это «откуда»? Понятно, что пришёл на мирные земли из Мундарги! – очень даже по делу, по его, разумеется, мнению, приплёл незавоёванное пока ханство гость.

– А где это?

– Далеко на востоке. За Большой Водой, за землями лесичей, неподалёку от Богатого озера.

– И какого же хрена припёрся он так далеко?

– Там объявился у тебя, Когудей, зловещий враг – самозванец Джору.

– Ну и пускай он сам себя и дальше зовёт, я-то при чём?

– Самозванец плодит злодеев Колбасы и рассылает во все земли, чтобы причинить им наибольший врёд.

Когудей почесал стриженый затылок:

– А откуда взялся сам Джору?

– А самозванно родился из яйца, снесённого петухом у бездетного вдовца Кунграта. С первой минуты рождения отказался пить молоко, требовал кумыса и бражки. В три года присмотрел себе семнадцатилетнюю красавицу Барчин и заявил, что желает на ней жениться. Молодых людей обручили, но до свадьбы не дошло из-за явного малолетства жениха. Жил Джору неслухом и бедокуром, грабил и зорил глухариные и утиные гнёзда, гонял собак, отрезал хвосты лисам и белкам. Был у него дядька, весьма мудрый мужчина, всё пытался наставить племянника на путь истинный. Но сорванец не слушал добрых советов, руководствовался только худыми.