Бумеранг фаталиста (СИ) - Кириллов Юрий Александрович. Страница 10

-Понял, не дурак. Дурак бы не понял.

- Ну, тогда все. До завтра.

Пришел я в квартиру (где договорился у знакомой свои кости кинуть на восемь дней), сел за стол, взял бумагу и ручку и начал заглядывать в свою детскую память.

Странно мне это, но вспоминается, почему-то случай, когда мне было 3-4 года. Я посещал детский сад. В детском саду был тихий час, то есть когда дети укладывались спать днем. Детский организм он ведь быстро перевозбуждается и его клонит ко сну. А во время сна, мы восстанавливаем силы. В общем, к чему это я. Да к тому, что, однажды просыпаясь, понял, что еще не могу эффективно контролировать свой организм. Как ни прискорбно сейчас это сообщать, но я сходил по большому в трусы, под одеялом, во время тихого часа. Маленький ребенок, когда это осознал, то ему было крайне стыдно и неприятно, что он так сделал. Пошли нравственные страдания о необходимости соблюдать личную гигиену. Но при этом, машиной времени я не владел, и повернуть часы вспять не мог. Однако надо было принимать решение. Пока раздумывал над этой дилеммой и известным вопросами русской интеллигенции что делать, и кто виноват? Время шло. Потом пришел к такому решению, что можно не принимать никакого решения. Это ведь, по сути, тоже решение. Доверившись судьбе, все-таки явно переживал, что скоро тихий час закончится, и дети будут вставать с кроватей, как же должен буду действовать я. Но тут вмешался случай. То ли по интуиции, то ли по запаху, воспитательница обнаружила или унюхала доносившейся от меня запах амбрэ (который очень тяжело спутать с другим запахом) и немедленно приступила к осмотру ребенка. Ребенок был несколько перепуган, нервно дышал и сопел, думая, что его будут ругать и морально обличать. Но, к счастью это ничего не произошло. Но тут я понял, что наступает следующий этап, то есть передвижение тела от кровати к ванной комнате. Дорога, которую я должен проделать в не совсем чистых трусах на виду у любопытствующего населения. Все бы было хорошо, если бы все дети спали, но в нашем случае половина детей не спала и с некоторой внимательностью и любознательностью наблюдала за передвижением воспитательницы по спальной комнате. Да… Я практически не помню, как я встал с кровати, но я отчетливо запомнил эту дорогу. Я не могу сказать, что эта была моя дорога на Голгофу, но далась она мне нелегко. Идя по этому пути, мне было невыразимо стыдно, за то, что я сделал. Я боялся насмешек и унизительных взглядов со стороны части группы. «Мол, обосрался». Однако, несмотря ни на что, присутствовала некая поддержка со стороны воспитателя, которая ни словом, ни поведением не упрекнула меня. Каждый шаг давался мне с трудом. Моральным трудом. Время остановилось. Я побледнел, я покраснел, я вспотел. Я шел вне пространства и времени по своей дороге на Голгофу, правда, вместо креста, у меня были полные штаны. Идущий по своему пути, я все-таки испытывал нравственное угнетение, при этом физические, этические неудобства вызывали большое нервное напряжение. Что самое странное, дети, лежавшие в своих кроватях, не издали ни одного возгласа и не осудили меня.

Не знаю, почему это осталось в памяти, но как говорят французы «се ля ви». Такова жизнь.

Первый день семинара прошел в обыкновенной болтовне, кто и как да почему суда пришел. Да и второй практически точно также. Я уже прикидывал, что надо попросить деньги обратно, да свинчивать обратно. Когда вдруг, я понял, что где то, непонятно где, начинает оживать моя душа. Мне становится интересно и просыпается радость к жизни. Мне стало стремительно интересно. В третий день семинара я начал потихоньку понимать, что вся моя судьба сформировалась в детстве. Все мои подсознательные программы идут отдута. И когда я в трехлетнем возрасте не сдержал свой организм, то чувство стыда и унижения я перенес и в свою взрослую жизнь. Люди то всегда относятся в большинстве случаев, к ошибкам других людей добродушно, а это мое глубинное подсознание говорит, что они меня осуждают. Самое интересное, что я то, мелкая душонка, когда кто-то совершил ошибку, внутри себя со снисхождением и некоторой издевкой фиксирую тот факт «ну что брат обосрался». «То-то мол, братец, жизнь ведь такая вся говенная, а ты лезешь вверх, посиди уж там, в низу в говне.

Ну ладно о грустном хватит. Самый замечательный день был в последний день, седьмой день семинара. Только тогда я понял, что человек знает все о своей жизни, если он, конечно, живет душой. Отключая свой ум и разум. Я попробовал. Я отключил свое сознание, и доверился памяти своей глубинной памяти. Тем паче представился великолепный шанс. Мы танцевали африканские танцы. Группе дали намек, что мы будем ходить по саванне, наверное, танцевать, желательно слушать свое тело. Как мне кажется, половина группы поняла их, половина нет.

Женщины, ведущие семинар, не собирался нас учить, они попытались разбудить уже существующие умения. На что они рассчитывали? Наверное, на память души, которая знает, как поступить в тех или иных ситуациях. За памятью души я рванулся внутрь себя. Я качнул тело, представляя себя черным танцором и созерцая себя со стороны. Но вместо этого пошла волна. Волна захлестнула. Ударила в голову, в руки, в ноги, разбежалась на сотню ручейков, пронизывая тело, и сразу накрыло все мое человеческое существо. Я участвовал в танце вокруг костра. Самое интересное, я уже был главным, наверно шаманом. Хотя, я ведь, давно уже не был любителем танцев. Мои руки и ноги жили отдельно и делали такие африканские движения, что мой мозг давался диву (тля, я танцевал не хуже, а может быть лучше тех кенийских сусликов, который я видел в телике). Странное дело, я чувствовал ритм всех плясавших. Общее состояние наивной, незамутненной никакими материальными расчетами радости наполняло меня. Все мы почувствовали себя, какой-то родней, близкой родней. Пространство освещали слабенькие светильники. Вместе с нами танцевали наши причудливые тени. Я чувствовал прохладный ветер. Я чувствовал даже горячее дыхание раскаленного солнца на своей коже? Я танцевал душой, тело само знало что делать. Мне пришлось это по вкусу, своей умиротворенностью и непривычным чувством безопасности мира. Я делал то, что нужно было делать. Я… даже не сомневался в этом. Знал, что именно так, только так, кто-то танцевал давным-давно, в прародительнице всего человечества, в далекой и далекой Африке. Такие коленца выгибал. Ихнему главному шаману, наверное, было бы стыдно передо мной, потому что я танцевал круче, чем те, которых я видел по телику из их племен. Мои руки устремлялись к вверх (к Богу), и плавно опускались, затем поднимались и вновь устремлялись вверх.

Наверное, в каждом человеке похоронена генная память десятков, а может сотен воплощений. Те, кем я был раньше. Наверно я был хорошим шаманом в Африке. В каждом из нас спрятан и делец и вор, и душегуб и святой, и военный и пацифист. В нас легко уживаются, правда и ложь, верность и предательство, беспримерное мужество и жалкая трусость. Тот дух, который находиться внутри нас, дает прожить нам сотни жизней. Мы ошибаемся, иногда. Но для того духа, который внутри нас, одна жизнь это песчинка. Но раз уж мы здесь надо попробовать вспомнить, что мы очень много знаем и очень много умеем. Надо попробовать нести в себе все свои жизни. Мы все знаем, и это очень грустно осознавать.

Сегодня вечером закончился семинар. Мы обнимались и целовались так, как будто не виделись несколько лет. Потом, застолье. Человек двенадцать нас. Всеобщее уважение и любовь. Гармония. Жаль, поэта не хватает. Мы беседовали лежа на полу, и пили вино, коньяк или водку. Никто никуда не спешил. Все друг друга уважали. Все друг у друга что-то бесплатно брали. Оазис любви в нашем рыночном и капиталистическом мире. Там, где можно набраться сил и понять себя. Понять, почему жизнь складывается не так, как хочется. Познай самого себя. Прости себя. Побеждай любовью. Не надо ненавидеть войну, а надо просто любить мир.

Сегодня, вечером, после окончания семинара, мне кажется, что я люблю людей и окружающий мир. Странные ощущения. Впервые в жизни мне нравится люди, я хочу им делать приятные вещи.