Всеобщая история искусств. Искусство древнего мира и средних веков. Том 1 - Алпатов Михаил Владимирович. Страница 8

Изучая смену стилей, приходится постоянно прибегать к сравнению стилей, не только смежных по времени, но и отделенных друг от друга целыми историческими периодами. Сближения эти служат не только приемом литературного изложения, но и методом исследования и познания, так как через сближение и противопоставления мы яснее представляем себе своеобразие изучаемых явлений.

В новейшей истории искусства сравнение различных стилей получило самое широкое распространение, но ему дается при этом различное истолкование. Сближение мастеров Возрождения с античностью, и в частности с греческой классикой, основано на том, что сами люди Возрождения были исполнены страстного желания возродить античную традицию.

Сближение это приобретает иной смысл, когда в развитии искусства нового времени обнаруживается сходство с развитием всего античного искусства в целом и с его отдельными ступенями. Сближение это восходит еще к идее Вико о круговороте культуры. В современной' науке об искусстве эта идея породила воззрение, будто через всю историю проходят всего два основных стиля; их называют то классицизм и романтизм, то Ренессанс и барокко. Исследователи выискивали эти Два стиля, точнее^ две художественные категории в развитии и античного, и нового искусства. Каждая из этих культур (а некоторые полагают и культуры Востока) свершает свой путь согласно этой универсальной схеме. Для ее обоснования было потрачено немало усилий; на службу ей был поставлен художественный анализ многих явлений. Однако искусственность этой схемы была уже давно замечена.

Недаром еще сам Вико, который впервые бросил мысль о сходстве античного развития с развитием в новое время, говорил не о параллельности кругов развития, а о движении, восходящем как бы по спирали. Он желал этим отметить невозможность полной повторности исторических явлений. Мысль о развитии по спирали была значительно позднее подхвачена французским археологом Деонна, однако и в его толковании учение о повторяемости развития грешит значительной долей схематизации.

Правда, потребность раскрыть закономерность в художественном развитии прошлого вполне оправдана, но это развитие приобретает обычно слишком схематический характер и выглядит как рисунок, основанный на одних простейших формах, вроде круга, прямой и зигзага, и неспособный передать живой организм. Историк искусства ближе подойдет к пониманию своего предмета, если он в поисках закономерности художественного развития допустит, что самые законы развития меняются в процессе исторического движения вперед всего человечества.

Все это, однако, не исключает возможности сближения и сравнения различных областей истории искусства. Только следует различать вопрос о сходстве хода развития искусства от вопроса сходства самых художественных явлений.

Когда внешние условия и случайности этому не препятствовали, художественное творчество проходило обычно несколько закономерных ступеней. Складываясь, оно было полно огромной жизненной силы и дерзаний, хотя не располагало еще всеми средствами выражения, не умело вполне выразить себя в материале, — стадия эта полна особенного юношеского задора. Следующая ступень — это ступень наиболее законченного выражения стиля; чувство жизни еще не утрачено, вдохновение не покинуло творцов, но оно выливается в зрелые, чеканные формы; мастер знает, как сообразовать порывы своего вдохновения с накопленными традицией и опытом приемами. Третья ступень характеризуется возникновением противоречий между кристаллизовавшимися формами и содержанием искусства; жизнь никогда не могла остановиться на месте, но искусство, достигнув внутренней зрелости, не в силах было угнаться за нею и начинало противостоять действительности, оно уходило в поиски самодовлеющей формы, пока его не взрывали в конце концов новые силы жизни.

Можно называть эти три стадии «ранняя», «зрелая» и «поздняя» или «архаика», «классика», «манера».

Эти стадии заметны и в античности, и в средневековье, в искусстве Возрождения, на Западе и на Востоке, и в более позднее время. Но, конечно, эта схема не может считаться универсальным ключом для расшифровки развития всех стилей. Не следует забывать, что она не затрагивает самого содержания отдельных периодов искусства·. К тому же в истории немаловажное значение играли и другие привходящие обстоятельства, которые не только задерживали переход от одной ступени к другой, но и порой придавали этим ступеням новое содержание.

Недаром такая смена трех ступеней ясно различима лишь в наиболее несложные эпохи художественного развития и античности и на заре европейской культуры. В древнем Востоке и в средневековом Востоке, с медлительностью их культурного развития, его зрелая ступень затягивалась на столетия; это мешало возникновению третьей ступени, но вместе с тем наложило печать застойности на классическую ступень и сильно препятствовало дальнейшему обновлению искусства. Позднее эти соотношения ступеней коренным образом изменились.

Общность различных стилей не ограничивается закономерностью их хода развития. Она определяется еще стремлениями отдельных мастеров и художественных направлений освоить художественное наследие в целях более полного выражения своих творческих исканий. Они делали это порой через голову многих столетий. В XVII–XVIII веках во Франции родился вкус к китайскому прикладному искусству, и Андре Шенье, которому, судя по характеру его собственного творчества, следовало ценить лишь одних классиков, восторгался китайскими лириками. Так случилось, что Делакруа наряду с Рубенсом жил впечатлениями от Рафаэля и Пуссена, а Стендаль объявил Расина романтиком, чтобы оправдать симпатию к нему своего поколения. В XVIII веке, в пору засилия классической доктрины, французский архитектор Блондель восхищался готическими зданиями, Баженов в XVIII веке высоко ценил древнерусскую архитектуру.

Время в истории искусства не всегда исчисляется по календарю. Недаром барбизонцы после почти двухвекового перерыва подхватывают нить, выпавшую из рук голландских пейзажистов XVII века. Порою художники разных эпох близки друг другу, даже не подозревая об этом. Реймский мастер XIII века не знал скульптуры Парфенона, но на основании виденных им скудных римских мраморов он глубже проникся духом эпохи Фидия, чем это могли сделать европейские мастера Канова и Торвальдсен, свидетели водворения скульптур Парфенона в Британском музее. Микельанджело не видел раскопанного только в XIX веке пергамского фриза, однако развенчанный последующими открытиями «Лаокоон» помог ему создать произведения, во многом конгениальные поздней античности. Рембрандт никогда не бывал в Италии, но в свои поздние годы он создавал образы, своим чистосердечием напоминавшие Ван Гогу Джотто. Китайские статуэтки эпохи Тан со своей милой грацией похожи на греческие танагры, а скульптура олимпийских фронтонов— на фрески Пьеро делла Франческа. Историк искусства не может обойти молчанием родство этих явлений, хотя непосредственной связи между ними не существовало.

Разделы мировой истории искусства не отделены преградами стилевых категорий. Глубокая уверенность во внутреннем родстве великих произведений искусства разных эпох подсказала русскому писателю начала XIX века Одоевскому прекрасный образ «поэтов, разделенных временем и пространством и отвечающих друг другу, как отголоски между утесами». Эта уверенность внушила ему мысль, что в конечном счете все великие художественные создания построены по законам большого стиля, и позволила назвать страсбургскую колокольню «пристройкой к египетским пирамидам».

В старину смотрели на всю историю искусств как на историю отдельных мастеров, индивидуальных дарований, которые своим творчеством определяли содержание всего художественного развития человечества. Вразрез к этому впоследствии зародилась мысль, что история искусств может обойтись «без художников». Весь ход художественного развития человечества стали рассматривать как закономерную смену отдельных направлений, выразителями и проводниками которых служили в меру своих сил и способностей великие и малые мастера. Между тем в истории искусства отдельные творческие индивидуальности и даже индивидуальные произведения должны занять подобающее положение. Больше того, в ряде наиболее примечательных созданий мы явственно видим плодотворные усилия выйти за узкие пределы стилевых категорий, к вершинам общечеловеческих ценностей.