Коготь серебристого ястреба - Фейст (Фэйст) Рэймонд Элиас. Страница 4

Его мучил голод, но, утолив жажду, он сумел привести мысли в порядок. До деревни предстояло шагать не меньше двух часов. Если бежать, то он окажется дома в три раза быстрее, хотя при такой слабости вряд ли ему удастся пробежать весь путь. Вскоре он вошел в густой лес, где было не так жарко, и ускорил шаг, переходя на трусцу на открытых участках тропы и стараясь двигаться бесшумно. Все его мысли занимала предстоящая битва.

На подходе к деревне Киели услышал шум боя. Потянуло дымом. Женский крик пронзил его сердце так, словно в него ударили ножом. Не был ли это крик его собственной матери? Не важно, кто кричал, важно то, что эту женщину он знал всю свою жизнь.

Киели крепко зажал в правой руке ритуальный кинжал. Как он сейчас жалел, что одна рука бездействует и что у него нет меча или копья! Жаркими днями он не испытывал необходимости в обычном одеянии, хотя по ночам вспоминал о плаще и рубахе, но именно в эту минуту он почувствовал себя особенно уязвимым. Тем не менее он поспешил вперед, мысли о битве притупили боль в руке и заставили позабыть об усталости.

Удушающие клубы дыма и треск пламени предупредили о страшном зрелище за секунду до того, как он его увидел. Он достиг той точки тропы, где она выходила из леса и огибала огороды, прежде чем подвести к укреплению. Ворота оказались открытыми, как всегда было в мирное время. Никакой враг никогда не нападал в день летнего солнцестояния, когда объявлялось всеобщее перемирие, даже в военное время. Оглядев деревянные стены и земляной вал, мальчик понял, что враги промчались в ворота еще до того, как прозвучал набат. Большинство жителей в то время находились на центральной площади, готовясь к пиру.

Повсюду полыхал огонь. Киели разглядел в черных клубах дыма всадников и очертания тел на земле. Мальчик замер, обдумывая следующий шаг. Пробежать дальше по тропе означало стать мишенью. Он решил сделать круг вдоль леса и подойти к деревне с другой стороны, где стоял дом Табуна Скакунов.

Он двинулся вправо, откуда дул ветер, и вскоре дым рассеялся. Перед ним предстала картина бойни. Многие из его друзей лежали бездыханными на земле. Он с трудом верил своим глазам.

По деревне, поджигая жилища, носились всадники, облаченные не в форму, а в разномастные одежды. Наемники или работорговцы, решил Киели. Потом он увидел на некоторых плащи с гербом герцога Оласко, правителя всесильного герцогства, расположенного на юго-востоке. Но к чему им помогать налетчикам, напавшим на горное племя оросини?

Достигнув задворок дома Табуна Скакунов, Киели продолжил путь ползком. За углом он разглядел лежавшего неподвижно воина-оласканца. Отбросив в сторону свой кинжал, Киели решил завладеть мечом убитого. Если никто не заметит, то он попытается заодно вынуть круглый щит из левой руки убитого. Держать щит больной рукой будет нелегко, но зато это может спасти ему жизнь.

Шум боя раздавался на другом конце деревни, поэтому Киели рассчитывал напасть на врагов с тыла. Добравшись до солдата, он на секунду замер.

Из-за дыма он едва мог разглядеть двигавшиеся вдалеке фигуры, но до него доносились крики гнева и боли это его сородичи давали отпор налетчикам.

Глаза защипало от едкого дыма, и он заморгал, смахивая слезы. Перевернув тело убитого на спину, он потянулся к ножнам, но в ту же секунду человек открыл глаза. В первое мгновение Киели замер, а когда рванул на себя меч, воин сделал выпад щитом, угодив ему прямо в лицо.

Киели упал на спину, перед глазами все поплыло, земля ушла из-под ног. Его спасла только врожденная быстрота реакции, ибо когда солдат вскочил с земли и, вытянув из-за пояса кинжал, попытался заколоть Киели, мальчишка увильнул.

Сначала Киели подумал, что ему удалось избежать ранения, но боль тут же пронзила грудь, и хлынула кровь. Рана оказалась неглубокой, но обширной — порез шел от левой ключицы к правому соску и спускался до нижнего ребра.

Киели рубанул отобранным мечом и чуть не выронил его, когда солдат ловко отразил удар щитом.

Последовала новая атака, и мальчик понял, что противник превосходит его во всем. Киели едва сумел избежать удара кинжалом в живот. Если бы солдат действовал мечом, а не коротким кинжалом, то Киели лежал бы теперь на земле с вывороченными наружу кишками.

Страх чуть не сковал юного воина, но тут же отступил, когда Киели вспомнил о семье, сражавшейся не на жизнь, а на смерть всего в нескольких ярдах, за дымовой завесой.

Заметив секундную нерешительность юноши, солдат злобно ухмыльнулся и снова начал наступать. Киели сознавал, что его единственное преимущество — длина лезвия, поэтому он подставил под удар свою израненную грудь, а сам неловко занес меч обеими руками, словно собираясь обрушить его на голову солдату. Как мальчик надеялся, так и вышло: солдат инстинктивно поднял щит, чтобы принять удар, и одновременно отвел в сторону руку с кинжалом для решительной атаки.

Киели, однако, рухнул на колени и, прочертив мечом в воздухе дугу, сильно ударил солдата по ноге, отчего тот с криком упал. Из рассеченных артерий брызнула во все стороны кровь. Вскочив с земли, Киели наступил на руку с кинжалом и, нацелив острие меча противнику в горло, положил конец его агонии.

Мальчик попытался вытереть досуха сжимавшую меч ладонь, но обнаружил, что кровь льется в три ручья из длинного пореза на груди, и понял, что вскоре совсем потеряет силы, если не перевяжет рану. А еще он подумал, что ранение, вероятно, гораздо опаснее, чем ему показалось сначала.

Когда он поспешил на шум битвы, порыв ветра на секунду разогнал дым, и Киели разглядел центральную площадь деревни. Столы с яствами и питьем для целого дня празднования были перевернуты, все блюда валялись на земле, цветочные гирлянды втоптаны в почву, щедро политую кровью. Киели замер от ужаса, у него комок подкатил к горлу. Он заморгал, чтобы не пролить слез, хотя что их вызвало — дым, ярость или отчаяние, — он не знал. Невдалеке лежали три маленьких тельца: ребятишек явно убили в тот момент, когда они бежали в укрытие. Потом он разглядел, что его сородичи выстроились стеной вокруг дома, где, как он знал, прятались женщины и дети. У женщин тоже было оружие — ножи и кинжалы, — чтобы защищать детей, если погибнут мужчины.

Мужчины, которых он знал всю свою жизнь, на его глазах падали замертво один за другим, несмотря на то что отчаянно сражались, защищая свои семьи. Нападавшие солдаты тоже сомкнули ряды, выставив вперед копья, а за их спинами возвышались всадники и спокойно разряжали в селян свои самострелы.

Лучники племени оросини отвечали, как могли, но исход битвы был очевиден даже такому юнцу, как Киели. Он понимал, что не доживет до конца этого дня, но все равно не мог оставаться за спинами врагов, ничего не предприняв.

Он двинулся вперед на нетвердых ногах, направляясь к всаднику на черном коне, в котором угадал предводителя налетчиков. Рядом с ним находился другой всадник в черных одеждах. Волосы его были также черны и забраны за уши, спускаясь до плеч.

Всадник почуял сзади что-то неладное и обернулся как раз в тот момент, когда Киели перешел на бег. Мальчик ясно разглядел его лицо: коротко остриженная темная бородка, длинный нос, придававший ему неприятный вид, и поджатые губы, словно он о чем-то задумался, перед тем как услышал сзади шум. Глаза всадника слегка округлились при виде вооруженного окровавленного мальчишки, потом он спокойно сказал что-то офицеру, и тот тоже обернулся. Всадник в черном не спеша поднял руку, в которой оказался маленький самострел, и прицелился.

Киели понимал, что нужно нанести удар, прежде чем палец врага нажмет на курок. Но за два шага до всадника его колени ослабели. Меч в руках внезапно потяжелел, словно был изготовлен из свинца и камня, да и сама рука не смогла выполнить команду — нанести сокрушительный удар по врагу.

Мальчик находился в одном шаге от черного всадника, когда тот выстрелил. Заряд угодил прямо Киели в грудь, чуть ниже первой раны.

От удара мальчика развернуло, и кровь забрызгала обоих мужчин. Меч отлетел далеко в сторону, выпав из обессилевших пальцев. Киели рухнул сначала на колени, а потом на спину, утратив зрение от боли и шока.