Спецслужбы и войска особого назначения - Линник Татьяна Ивановна. Страница 42

(Р. Роуан. Очерки секретной службы. — М., 1946.)

БЮРО ВНУТРЕННИХ ДОХОДОВ

29 ноября 1971 года Мартин Леви, исполняющий обязанности заведующего отделом борьбы с организованной преступностью в министерстве юстиции США, признал связь преступности с экономикой. Цитируем: «Организованная преступность — не просто присваивание денег. Когда бизнес развивается вяло, открывается простор для организованной преступности. Начавший кредитором становится партнером».

Умозаключения Леви, хоть и были связаны с текущим моментом, абсолютно применимы к ситуации, сложившейся в стране после 29 октября 1929 года — «Черного вторника». В этот день Уоллстрит охватила паника, и эпохе, начавшейся с Гардинга и «возвращения к нормальной жизни» и включившей в себя период «гуверовского процветания», неожиданно пришел скандальный конец.

В последовавшие за «Черным вторником» месяцы и годы Великая депрессия постепенно охватила всю страну, неся с собой безработицу, банкротство, нищету. Условия жизни неуклонно ухудшались: кризис достиг наивысшей точки в начале 1933 года, когда захлопнулись двери последних уцелевших банков. Деньги — по горькой иронии судьбы — сохранились лишь у бутлегеров.

Это был самый важный момент в истории организованной преступности, который проморгали блюстители законности, первым обратил на него внимание Леви только в 1971 году. У бутлегеров скопились наличные деньги — многие миллионы долларов, спрятанных в коробках от обуви под кроватями, в домашних тайниках, в чуланах, в зарытых во дворе консервных банках. Иными словами, появились ликвидные, то есть легко реализуемые средства.

Дельцы, пытавшиеся поставить преступный бизнес на организованную основу, успели разбогатеть до наступления «Черного вторника», что, конечно же, давало определенные преимущества, хотя и не слишком значительные: многие бизнесмены, не нарушавшие законов, тоже обладали немалыми состояниями. Другое дело — иметь наличные, когда ни у кого больше их нет, когда банкиры, брокеры, крупнейшие воротилы бизнеса выбрасываются из окон своих контор или, укрывшись от людских глаз, пускают себе пулю в лоб.

В дальнейшем на протяжении трех лет — пока Франклин Д. Рузвельт не убедил своих сограждан, что бояться им некого, кроме самих себя, — тысячи дельцов, не наложивших на себя руки, поневоле стали обращаться к единственным кредитоспособным людям — а такими людьми были гангстеры. Бизнесмены приходили к ним униженными просителями и уходили, обзаведясь оборотным капиталом и партнерами. Вот тогда организованная преступность начала проникать в большой бизнес, особенно в те его отрасли, где происходила постоянная циркуляция наличных денег (например, в сферу потребления, кинопроизводство, швейную и пищевую промышленность, рестораны и прочее). Начав с малого, лидеры организованной преступности подчинили себе целые компании. Превосходной стартовой площадкой для этого оказалось бутлегерство. Когда после отмены сухого закона в 1933 году — уже совершенно легально — стали возникать новые компании, в правления многих из них вошли такие гангстеры, как Торрио, Лански и Костелло.

Происшедшие за это время существенные перемены на политическом фронте также определялись диктатом денег. Прежде всего политики обращались к бизнесменам, когда нуждались в средствах для проведения предвыборных кампаний. Гангстер тоже в той или иной степени зависел от избранного должностного лица. До введения сухого закона политические лидеры часто прибегали к помощи городских банд для укрепления внутрипартийной дисциплины. Однако внезапно рычаги управления оказались в руках у гангстера. Теперь он отдавал распоряжения политику. Больше того: со временем он стал указывать партиям, каких выдвигать кандидатов.

Отныне кандидаты домогались поддержки гангстеров и в случае победы на выборах расплачивались за прошлую и будущую поддержку не словами, а делами.

Изменение традиционных порядков наглядно проиллюстрировал съезд Демократической партии, состоявшийся в 1932 году в Чикаго. Подавляющее большинство делегатов считали, что выдвинутый съездом кандидат станет очередным президентом. Претендентов было двое: Рузвельт и «веселый боец» Эл Смит, баллотировавшийся в президенты на выборах 1928 года. В нью-йоркской делегации произошел раскол. С. Маринелли из Таммани-холла возглавил группу, выдвинувшую Смита, а вестсайдский лидер Джимми Хайнс — другую, намеренную бороться за Рузвельта. В этом не было ничего необычного, но на сей раз Элберта Маринелли поддерживал «Счастливчик» Лучано, а Хайнса — Фрэнк Костелло. Кто бы ни выиграл в этой борьбе, у гангстеров в лагере победителя имелись надежные друзья.

После победы в Чикаго и затем на всеобщих выборах Рузвельт приступил к планомерному подрыву могущества политических магнатов в больших городах. Сосредоточив управление благотворительными программами в Вашингтоне, он лишил боссов старого пошиба одного из источников популярности: бедняки привыкли рассчитывать на их помощь — или деньгами при крайней нужде, или углем в суровую зиму. Больше всего — при Рузвельте разведывательной службе Бюро внутренних доходов было поручено искоренить банды гангстеров и крупных городах. Первым делом специальные агенты занялись Хью Лонгом, губернатором Луизианы, поскольку тот одно время грозил превратиться в опасного соперника Рузвельта. Другой мишенью был Накки Джонсон, председательствовавший на съезде гангстеров в Атлантик-Сити в 1929 году. Под обстрел попала также организация Пендергаста в Канзас-сити.

Все эти акции, хотя и преследовали прямо противоположные цели, сыграли на руку гангстерам. По мере разрушения старых порядков последние все активнее выходили на сцену и мало-помалу захватывали невидимые бразды правления. Перемены в разных городах и штатах протекали по-разному, однако в целом порочный союз преступности, бизнеса и политики упрочился (что было недоступно пониманию среднего американца). Одно, правда, оставалось неизменным: всеобщее стремление к максимально быстрому обогащению.

Другим переломным моментом этого переходно го периода стала отмена сухого закона. Самые здравомыслящие лидеры преступного мира, предвидя, что золотой поток рано или поздно иссякает, приготовились к неизбежному. Хотя Директор Федерального бюро расследований Дж. Эдгар Гу вер предупреждал, что основным видом рэкета те перь станет похищение людей, такие мудрецы, как Лански, переключились на азартные игры. Экс плуатация этого, схожего с пьянством социального порока — при отсутствии реального противодействия общества (если не считать формальных ограничений со стороны закона) — сулила большие прибыли. На секс и азартные игры, полагал Лански, можно ставить всегда. Эту точку зрения разделяли его друзья из Кливленда: на четвертой, и последней, стадии эпохи сухого закона Кливлендский синдикат занялся игорным бизнесом.

Тем временем наличные капиталы истощались, а налоги на легальные производство и торговлю спиртным грозили стать непомерно высокими для страны, страдающей от экономической депрессии. Отсюда следовало, что рынок сбыта дешевых, но качественных напитков сохранится даже после отмены сухого закона. Новым связанным с торговлей спиртным компаниям, многие из которых контролировались гангстерами, понадобятся больше количества товара, и они не станут интересоваться его происхождением.

25 ноября 1933 года — дата официального рождения акционерного общества «Моляска»; ровно через десять дней торговля алкогольными напитками вновь обрела законные права. Председателем правления «Моляски» стал Джон Дрю (настоящее имя — Джейкоб Стейн) — человек, в «благопристойные» времена президентства Гардинга заключивший тайный союз с Гастоном Б. Минсом. Позднее обнаружилось, что и другие члены правления — за одним исключением — были ставленниками главарей Кливлендского синдиката: Далица, Таккера и «Чака» Полицци. Исключение составлял Мозес Сайтрон из Нью-Йорка, помощник казначея. Он оказался тестем Мейера Лански.

Таковы официальные данные. Впоследствии кропотливое расследование показало, что с «Моляской» были связаны и другие главари банд как Восточного побережья, так и Среднего Запада: Питер Ликаволи, «Большой Эл» Полицци, Джо Адонис, «Верзила» Цвиллман и прочие. В действительности акционерное общество «Моляска» стало стартовой площадкой для образования Национального преступного синдиката — с его помощью был проведен заключительный эксперимент на пути установления межрегионального сотрудничества.