Принц крови - Фейст (Фэйст) Рэймонд Элиас. Страница 51

Джеймс оперся о мраморный парапет, словно разглядывая амфитеатр.

— Гамина… — тихо произнес он.

Гамина закрыла глаза, ив ушах Эрланда словно зазвучал ее голос.

— За нами следят.

Эрланд хотел оглянуться, но сдержался.

— Мы этого ожидали, — ответил он.

— Нет, за нами следят при помощи магического искусства.

— А они могут подслушать наш мысленный разговор?

— Не знаю. Отец мог, но немногие сравнятся с ним по силе. Думаю, нет, — ответила Гамина.

— Очень живописное зрелище, — вслух сказал Джеймс, а мысленно добавил:

— Мне кажется, они не могут нас подслушать, иначе ты бы это почувствовала. И скорее всего, теперь за нами меньше следить не станут. Можно считать, что все в порядке.

— Да, — согласилась Гамина. — Я не знала наверняка, что это магия, пока не стала специально искать ее. Она едва ощутима. И довольно сильна. Думаю, тот, кто это сотворил, может слышать, о чем мы говорим, может быть, даже видеть, что мы делаем. Ноя бы знала, если бы он подслушивал наши Мысли.

Гамина на минуту прикрыла глаза, словно ее утомила жара. Джеймс повернулся к ней.

— Это не взгляд. Скорее всего, на нас смотрят через какое-то устройство — кристалл или зеркало. Отец пользовался в некоторых своих занятиях зеркалом. Если и здесь это так, то нас видно, и заметны. движения наших губ, которые легко может читать подготовленный человек. Но мысли наши они не слышат.

— Интересно, сколько нам придется стоять на этой церемонии? — рассеянно произнесла Гамина.

— Не один час, — отозвался Джеймс.

— Мы попали в заварушку, — обратился он к Эрланду. — Скоро тут такое начнется! Существует заговор против императрицы — об этом мне сообщил агент.

Принц притворно зевнул, словно от скуки:

— Надеюсь, мне удастся не уснуть. — В это время он мысленно спросил:

— Каким образом это связано с попытками втянуть Кеш в войну с Королевством?

— Если бы знать это, мы бы узнали, кто руководит заговором. У меня плохие предчувствия, Эрланд.

— Почему?

— С этого дня в городе, соберется очень много солдат. Каждый правитель приехал в сопровождении своей почетной гвардии. Целых два месяца в сердце Империи будут находиться тысячи солдат, которые непосредственно императрице не подчиняются.

— Это мило, — ответил Эрланд. — Может быть, нам отдохнуть, пока не началась церемония?

— Да, думаю это было бы неплохо, — отозвался Джеймс.

— Джеймс, что мы. будем делать? — спросила Гамина.

— Ждать. И быть начеку. Вот и все, что мы можем сделать, — был его ответ.

— Кафи идет, — предупредила Гамина.

— Ваше высочество, — сказал Кафи, — ваши слова оценят вдвойне — за их искренность и краткость. После церемоний, боюсь, вы обнаружите, что имперскому слогу не присуща лаконичность. — Эрланд собрался ответить, когда Кафи воскликнул:

— Смотрите! Начинается!

Высокий пожилой, но все еще стройный человек подошел к краю ложи императоров. Одет он был как все чистокровные — в короткую юбку и сандалии, а кроме того, на нем было еще массивное золотое ожерелье, которое, как решил Эрланд, весило не меньше, чем кожаные доспехи. В руке мужчина держал необычного вида жезл, украшенный золотыми листьями. Жезл венчался золотой фигуркой сокола, сидящего на диске.

— Сокол Кеша, символ Империи, — прошептал Кафи едва слышно, хотя Эрланду показалось, что вряд ли кто-нибудь смог бы их подслушать. — Его можно видеть только на самых главных праздниках. Сокол, держащий солнечный диск, — святыня для всех чистокровных.

Мужчина поднял жезл и ударил им о камни; Эрланд удивился, до чего громким получился звук.

— О Кеш, величайшая из стран, внемли мне! — заговорил мужчина.

В амфитеатре была превосходная акустика. Звуки голосов толпы постепенно замирали, и теперь даже те, кто сидел на крышах, могли слышать каждое слово.

— Она пришла! Она пришла! Та, Которая Есть Кеш, пришла и благословляет жизнь вашу своим появлением! — При этих словак процессия, состоящая из нескольких сотен чистокровных, начала медленно входить в ложу императоров. — Она шагает, и звезды меркнут перед ее великолепием, ибо она, — сердце величия! Она говорит, и птицы умолкают, потому что слова ее — истина! Она размышляет, и ученые мужи смущены, ибо она — кладезь мудрости! Она судит, и виновные приходят в отчаяние, ибо умеет она читать в сердцах людских! — Перечисление качеств императрицы продолжалось в том же духе, а в ложу входили все новые и новые высокородные.

Эрланд подумал, что он видел большинство вельмож, но сейчас перед ним мелькали десятки незнакомых лиц. И только с одним человеком ему довелось беседовать больше, чем единожды, — с лордом Ниромом, дородным вельможей, в котором было что-то комическое, — это он тогда встречал принца и его свиту на въезде в верхний город. Эрланд удивился, узнав, что Ниром — тоже родственник императрицы. Потом, поразмыслив, он решил, что это, видимо, объясняет, почему человек такой неатлетической внешности занял высокий пост при дворе. Мужчины и женщины, члены королевской семьи, входили и рассаживались в ложе, а мастер церемоний продолжал перечислять добродетели императрицы.

— Впечатляет, — подумал Эрланд, пытаясь наладить мысленный контакт с Гаминой.

Жена Джеймса тронула его за локоть и молча ответила:

— Да, и Джеймс тоже так считает.

— Кафи, — сказал Эрланд.

— Да, ваше высочество?

— Можно ли нам побыть здесь еще немного?

— Вы можете оставаться здесь до самого времени вашего выхода, ваше высочество.

— Хорошо, — произнес Эрланд, улыбаясь своему сопровождающему. — Вы не могли бы ответить мне на несколько вопросов?

— Если мне удастся, — ответил уроженец пустыни.

— А ты, Джеймс, помоги мне разобраться, — подумал Эрланд.

Гамина передала его слова, и Джеймс кивнул.

— Почему так много народу в императорской ложе, а еще нет никого из Галереи?

— В ложе императоров могут находиться только те, кто связан с императрицей кровными узами, — ответил Кафи. — Слуги и стража в счет не идут.

— Конечно, — заметил Эрланд.

— Это значит, что есть, по меньшей мере, сотня людей, которые могут претендовать на трон на вполне законных основаниях, — добавил Джеймс.

— Если учесть, что остальные погибнут в нужном порядке, — заметил Эрланд.

— То-то и оно, — ответил Джеймс.

Когда вошли все родственники, произошел небольшой сбой — внезапно появились воины, одетые в черные доспехи. На каждом был и черный тюрбан с покрывалом, оставлявшим неприкрытыми только глаза. Длинные просторные плащи не мешали быстрым движениям, на поясе у каждого воина висела длинная кривая сабля. Эрланд только слышал о них — это были измали, легендарные кешианские воины-тени. Слухи выросли в легенды, и теперь измали представлялись существами сверхъестественными. Их считали превосходными воинами и непревзойденными шпионами, молва гласила, что они могли быть и наемными убийцами.

— Господин мой Кафи, — нарочито небрежно спросил Джеймс, — разве императрица выходит не в окружении своей личной гвардии?

Кафи немного прищурился, но, не колеблясь, ответил:

— Считается, что более благоразумно пользоваться охраной измали. Они несравненны.

— То есть, — передала Гамина Эрланду мысли Джеймса, — императрица уже не может доверять даже своей гвардии.

Измали встали по местам, и крепкие рабы — десять человек — внесли паланкин, где сидела императрица. Эрланд вдруг услышал, что в ритуальной речи церемониймейстера что-то изменилось, и стал прислушиваться.

— …Сокрушила восстание в Малом Кеше, — произнес мастер церемоний. Эрланд вспомнил из курса истории, что примерно в то время, когда он родился, все народы, жившие к югу от Пояса Кеша — горной гряды, делящей континент пополам, — были приведены в повиновение императрице после двадцати лет независимости. Самопровозглашенная Кешианская Конфедерация дорого заплатила за свое упрямство. Тысячи людей были убиты, и по скупым сообщениям, попавшим в Крондор, можно было понять, что опустошения не могли сравниться ни с чем подобным в истории Королевства — целые города предавались огню, а их население продавалось в рабство. Люди, расы, языки исчезали, существуя разве что только среди рабов. И по недоброму шуму, поднявшемуся не среди простого народа на улицах, а среди мелкопоместных дворян, принц догадался — старые обиды не были забыты.