Врата войны - Фейст (Фэйст) Рэймонд Элиас. Страница 98
Семь раз гномы Серых Башен атаковали незваных пришельцев, и в каждом из семи тяжелых боев отважные карлики понесли значительные потери. Но численность цуранийских войск, похоже, не сокращалась. Многих из неустрашимых маленьких воинов уже не было в живых. Врагам пришлось дорого заплатить за их безвременную кончину, но разве это могло вернуть погибших в строй или хоть сколько-нибудь облегчить горе, постигшее их близких? Долгожители-гномы поздно обзаводились семьями, и семьи эти, как правило, были небольшими. Разница в возрасте между двумя-тремя сыновьями оказывалась порой весьма значительной. Поэтому людям трудно было даже представить себе, насколько велики и невосполнимы потери, понесенные карликами в боях с цурани.
Всякий раз, когда гномы, пробравшись через свои шахты в долину, нападали на цурани, Томас оказывался в первых рядах атакующих. Его блестящий золотой шлем стал для карликов чем-то вроде боевого знамени. Юный воин возносил над головой огромный меч, а затем обрушивал его на головы неприятеля, собирая щедрую жатву. Оказавшись на поле боя, дворовый мальчик преображался, превращаясь в неустрашимого солдата, героя, чье присутствие сеяло панику в рядах цурани. Если после бегства пещерного духа он и сомневался в магических свойствах своих доспехов, то все его сомнения рассеялись без следа после первого же боя с чужеземцами.
В составе отряда из тридцати вооруженных гномов он тогда прошел через подземные туннели и очутился в южной части долины, оккупированной цурани. Застав вражеский патрульный отряд врасплох, они уничтожили его. Но во время боя Томас был отрезан от своих. Его окружили трое цурани. Когда они бросились на него, подняв над головами свои широкие мечи, Томас почувствовал небывалый прилив сил и мужества. Им вдруг овладел безудержный восторг, опьянение битвой. Бросившись на атакующих, он одним ударом рассек напополам тела двоих из них и заколол третьего, пытавшегося спастись бегством.
После сражения чувство небывалой радости, которое было сродни хмельному угару, все не покидало его. Оно одновременно страшило и радовало его. Никогда еще он не ощущал в себе столько кипучей, неудержимой силы. Никогда прежде не чувствовал такой беззаветной отваги.
Это повторялось всякий раз, когда он принимал участие в боях с цурани. И в каждой следующей битве новые будоражившие его душу ощущения становились все острее и отчетливее. А потом им стали сопутствовать диковинные видения. Теперь эти грезы впервые посетили его вне обстановки сражения. Образы, возникшие перед ним, при всей их отчетливости были проницаемы для взора, и он ясно видел сквозь них и карликов, собравшихся у очага, и тусклый свет пасмурного дня, проникавший в пещеру, и темневший вдалеке лес.
Но он также различал контуры и тени давно умерших людей, их наряды и жилища. Он следил за их жестами и ловил звуки их голосов, умолкнувших много столетий назад. Он видел огромные залы со стенами, украшенными золотом и драгоценными камнями. Свет тысяч свечей отражался в хрустальных кубках и золотых кувшинах, которыми были уставлены массивные столы. Губы, изогнутые в обворожительных улыбках, произносили диковинные слова и пили из чаш, которых никогда не касались руки человеческих существ. Великие воины и короли неведомой расы восседали за пиршественными столами. Они казались Томасу совсем чужими и в то же время какими-то странно близкими. Внешне они походили на людей, но глаза и ушные раковины у них были, как у эльфов. Высокие, как подданные королевы Агларанны, они были широкоплечими и массивными, как гномы. Лица женщин отличались причудливой и странной красотой.
Видение становилось все более отчетливым, заслоняя собой картины настоящего. Томас слышал мелодичный смех и незнакомые слова, произносимые звонкими голосами, он уловил и звуки нежной музыки, которые донеслись до него из огромного зала.
Грезы его были прерваны Долганом. Карлик подошел к нему вплотную и весело проговорил:
— Ты ведь не откажешься поесть, паренек?
Томас поднялся и последовал за гномом. Он еще не до конца очнулся от своих диковинных мечтаний. Видения оставили его, лишь когда он присел у костра и коснулся протянутой ему миски с похлебкой. Он протяжно вздохнул и тряхнул головой, чтобы рассеять владевшее им наваждение.
— Что с тобой, Томас? Как ты себя чувствуешь? — участливо спросил Долган.
Томас не сразу собрался с ответом. Глядя на огонь, он пожал плечами.
— Не знаю, что и сказать тебе. Долган. Вроде бы… а впрочем, я, похоже, просто устал.
Долган пристально взглянул на него. Тяготы битв и походной жизни успели сказаться на его юном открытом лице. Он был уже не отроком, а юношей в расцвете лет. Но с ним произошли и другие перемены, характера и причин которых Долгану пока не удалось разгадать. Гном не мог бы с уверенностью сказать, в хорошую или дурную сторону изменился его юный товарищ и применимы ли вообще подобные определения к тому, что с ним творилось. Он наблюдал за Томасом всего шесть месяцев. По меркам любого из гномов, этот срок нельзя было считать достаточным для того, чтобы делать какие-либо выводы.
Надев доспехи дракона и взяв в руки его оружие, Томас превратился в непобедимого воина, обладавшего сверхъестественной силой и недюжинной отвагой. Кроме того, мальчик… вернее, юноша сильно вытянулся и раздался в плечах. Его налившиеся мускулы отчетливо выступали под тонкой кольчугой. А ведь питался он той же скудной походной пищей, которая помогла многим из гномов избавиться от лишнего жирка, еще так недавно покрывавшего их крепкие тела. Казалось, какая-то неведомая сила заставляла Томаса расти ввысь и раздаваться вширь, чтобы волшебные доспехи поскорее пришлись ему впору. За последнее время изменилось и лицо юноши. На носу появилась горбинка, вырез ноздрей стал более изысканным и прихотливым, густые брови широкими дугами вознеслись над слегка запавшими глазами, которые словно бы сделались светлее. Все это придало его лицу суровое, мужественное и несколько надменное выражение. Словом, гном видел перед собой прежнего и в то же время совсем другого Томаса, в чьем облике вдруг проступили чужие, незнакомые черты.
Долган сделал глубокую затяжку из трубки и взглянул на воинский плащ Томаса. После семи тяжелых боев на нем не появилось ни единого пятна. К нему не приставали кровь и грязь, и он оставался таким же снежно-белым, как в тот момент, когда юноша надел его впервые. Гербы в виде золотых драконов нисколько не потускнели и горели все таким же ярким золотым блеском, как в тот далекий день, когда Томас и Долган сидели у смертного одра Руага. На боевом щите Томаса за все это время не появилось ни одной вмятины или царапины. Гномы всегда слыли искусными оружейниками, и доспехи, сработанные их руками, оказывались намного прочнее тех, что делали для себя люди. Разумеется, здесь не обходилось без волшебства, которому маленький народ отнюдь не был чужд. Но все же доспехи, обладателем которых стал Томас, являли собой нечто необъяснимое и невероятное даже для гномов. Что ж, подумал Долган, выпустив изо рта кольцо дыма, время покажет, какой смысл несет в себе все то, что происходит нынче с Томасом.
Когда они уже заканчивали свой скудный обед, в пещеру вбежал один из часовых, стоявший на посту у края поляны.
— Кто-то идет сюда! — доложил он.
Карлики быстро вооружились и встали наготове у отверстия пещеры. Но вместо отряда цурани, с которым все они готовились сразиться, на поляну вышел один-единственный человек в темно-сером плаще, какие носили следопыты Наталя.
Воин вышел на середину пещеры и хриплым от усталости голосом выкрикнул:
— Приветствую тебя. Долган из Серых Башен!
Гном выступил вперед и с поклоном ответил:
— Рад видеть тебя, Гримсворт из Наталя!
Многие из разведчиков, прежде охранявших подступы к Наталю, с тех пор как цурани овладели вольным городом Валинором, стали гонцами и связными между войсками мидкемийцев. Гримсворт устало кивнул и сел у костра. Ему протянули миску с похлебкой и ложку.
— Какие новости? — спросил его Долган.