Остроумие мир. Энциклопедия - Артемов Владимир Львович. Страница 46
— Но ведь это выходит 80 снопов, а ты говоришь — 100?
— А я еще сегодня собираюсь утащить 20 снопов, так уж заодно и каюсь.
* * *
Молодая дама-католичка была на исповеди. Патер Дебре, задав несколько вопросов, заинтересовался ею и пожелал завести с ней знакомство. Поэтому он и обратился к даме с вопросом, как ее имя.
— Мое имя вовсе не грех, — отвечала дама. — Зачем же я буду вам его сказывать?
* * *
Ростовщик Дибук был очень опечален тем, что его доходы день ото дня уменьшаются. Он приписывал это тому, что в городе, где он жил, завелось слишком много ростовщиков, которые и отбивают у него хлеб. Он отправился к патеру Дебре, который славился как очень искусный и убедительный проповедник, и усердно просил его произнести слово против ростовщичества. Патер, хорошо знавший его, конечно, подумал, что старый скряга сам прежде других покаялся в своем ремесле, и начал его поздравлять и хвалить. Но ростовщик холодно остановил его.
— Вы совсем не так меня поняли, — сказал он. — Я прошу вас сказать проповедь потому, что у нас в городе развелось слишком много ростовщиков и это занятие перестало приносить доход. Ко мне, например, почти совсем перестали ходить. Я и думаю, что, если вы вашим словом проймете хорошенько ростовщиков и они все бросят дело, тогда опять весь народ повалит валом ко мне.
* * *
В 1854 году было полное солнечное затмение, видимое во Франции. Слух о нем заранее распространился по деревням и, как это часто бывало, возбудил чрезвычайные опасения среди народа. В одной деревне жители порешили, что 31 июля, в день, назначенный для затмения, наступит светопреставление, и все люди погибнут. Поэтому вся деревня от мала до велика кинулась к патеру Дебре исповедоваться. Злополучный священник не знал покоя ни днем ни ночью и совершенно выбился из сил. И вот чтобы успокоить своих взволнованных прихожан, он собрал их и сказал:
— Дети мои, не спешите, времени для исповеди всем хватит, потому что затмение отложено на две недели.
* * *
Мужичок исповедовался у патера Дебре. Пришел он на исповедь первый раз в жизни, и когда патер спросил его, какие за ним есть грехи, он начал без всякого порядка рассказывать один за другим разные случаи и приключения в своей жизни.
— Мне ничего этого не надо знать, — с нетерпением перебил его Дебре. — Я говорю тебе, чтобы ты сказал мне свои грехи.
— Почем я знаю, что грех, что не грех, — отвечал крестьянин. — Я человек неученый. Я рассказываю все, а вы уж сами выбирайте, что вам надо.
* * *
Какой-то молодой человек, редкостно тупоумный, должен был держать экзамен для поступления в духовное звание. Патер Дебре, желая позабавиться, задал ему вопрос:
— У Ноя было три сына: Сим, Хам и Иафет. Кто их отец?
Глупый малый был поставлен в тупик и совсем ничего не ответил. Его, конечно, прогнали, и, вернувшись домой, он рассказал отцу о своем приключении.
— До чего ты глуп! — воскликнул отец. — Как же ты не мог этого сообразить? Ну, подумай сам. У нашего соседа мельника три сына: Пьер, Жан и Якоб. Кто их отец?
— Конечно, мельник! — вскричал сынок.
— Ну, понял теперь!
Сын вновь пошел на экзамен, и патер Дебре, предчувствуя новую забаву, задал ему тот же самый вопрос: кто был отец сыновей Ноя?
— Наш сосед мельник.
* * *
Патер Дебре ехал в карете по большой дороге, а навстречу ему попался воз, чем-то нагруженный, около которого шел молодой, очень плотный на вид деревенский парень. Кучер Дебре еще издали кричал ему, чтобы он посторонился, но парень спокойно вел воз, не сворачивая в сторону. Патер, слыша громкую брань своего кучера, высунулся из кареты и, посмотрев на здоровенного парня, сказал ему:
— Друг мой, судя по наружности, ты, кажется, гораздо лучше упитан телесно, нежели духовно.
— Чего мудреного, святой отец, — отвечал умный парень. — Ведь телесно мы сами себя кормим, а духовную-то пищу от вас получаем.
* * *
Патер Дебре во время обеда протянул руку к блюду, не приняв в расчет, что блюдо было очень горячее, и, разумеется, сильно обжегся, при этом не мог удержаться и весьма энергично выбранился, употребляя выражения, в высшей степени неподобающие духовному сану. Один из его гостей сейчас же вынул карандаш и бумажку и начал записывать.
— Что это вы пишете? — спросил его патер.
— Я записываю на всякий случай ту молитву против ожогов, которую вы сейчас изволили произнести.
* * *
У ростовщика Дибука была дочь, до такой степени некрасивая, что надо было сосредоточить в себе всю отеческую нежность к собственному детищу, чтобы любить ее. Но отец, как и подобало, очень дочь любил и, желая пристроить замуж, порешил выдать ее не иначе как за слепого. Женихи, без сомнения, нашлись бы и зрячие, потому что невеста была страшно богата, но любящий отец хотел избавить свою дочку от того неизбежного отвращения, которое питал бы к ней всякий зрячий муж. И вот через некоторое время после свадьбы в ту местность, где жили молодые, заявился какой-то знаменитый окулист, который, по слухам, совершал настоящие чудеса, делал зрячими слепорожденных. Многие начали тогда советовать богачу-тестю, чтобы он обратился к этому целителю и поручил ему своего слепого зятя, авось он его вылечит.
— Никогда я этого не сделаю, — отвечал Дибук. — С какой стати? Доктор вернет зрение зятю, а зять вернет мне дочку. Нет, пусть лучше все останется так, как есть.
* * *
Умирающий ростовщик Дибук уговаривал свою молодую жену, чтобы она после его смерти выходила замуж за кого ей угодно, только не выходила бы за такого-то, потому что тот человек причинил ему при жизни много огорчений.
— О, будь спокоен, мой друг, — сказала жена, — за него я не выйду, потому что я уже дала слово другому.
* * *
Купец продавал свое торговое заведение. По объявлению к нему явился Дибук, осмотрел лавочку и остался совершенно доволен.
— Мне ваш магазинчик нравится. Он такой маленький, уютный, скромный на вид. Я человек уже пожилой, мне не по возрасту возиться с большим предприятием. Мне надо занятие тихое, спокойное.
— О, милостивый государь, — утешил его продавец, — ручаюсь вам, что не найдете лавочки спокойнее нашей: к нам иной раз целыми днями никто и не заглянет.
* * *
Однажды министр Пасси, рассердившись на двух служащих в его ведомстве, назвал одного из них сумасшедшим, другого вором. Этот отзыв, конечно, поспешили передать обоим чиновникам, но вышло как-то так, что невозможно было с точностью разобрать, кого именно из них назвали сумасшедшим, кого вором. Оба ужасно обиделись, долго судачили о министре, совещались, что им предпринять. Один из них особенно горячился и настаивал на объяснении, другой же держался осторожно.
— Во всяком случае я этого так не оставлю, — шумел первый.
— Однако что же, в сущности, вы можете сделать с министром?
— Как что? Потребую объяснений, вызову, наконец, на дуэль.
— Да вы с ума сходите!
— Что, что?.. Как вы сказали?..
— Я говорю, что вы сумасшедший.
— А ну, коли так, то и не о чем объясняться с министром.
— Как так? Что вы хотите этим сказать?
— Господин Пасси сказал, что один из нас сумасшедший, другой вор. Вы сами говорите, что сумасшедший я; следовательно… вор не я. Мне не на что обижаться.
* * *
Марешаль издал очень странную книгу «Словарь атеистов». В ней он причислял к числу безбожников Паскаля, Боссю, Фенелона и даже Иоанна Златоуста! Для доказательства же безбожия он выбирал из этих авторов отдельные слова и фразы, не стесняясь и переделывать их по мере надобности. Так, к числу безбожников им был между другими притянут известный поэт Делиль. У него в стихотворении, посвященном птичке колибри, есть такая строфа:
— Если боги имеют капризы, то она (т. е. колибри) — очаровательнейший из этих капризов.
Марешаль же изменил эту строфу так:
— Если есть боги, то колибри — очаровательнейший из их капризов.
В таком виде он и послал свою книгу Делилю. Тот, прочитав искажение своего стиха, написал Марешалю письмо, в котором говорит: