Странствия Лагардера - Феваль Поль Анри. Страница 20

Она исчезла так же стремительно, как и в первый раз, а девушки, держась за руки, с тревогой спрашивали себя, не об­манет ли их снова едва зародившаяся надежда.

– Можно ли верить этой женщине? – тихо сказала мадемуазель де Невер. – Что она задумала… и что произойдет сегодня ночью?

– Не знаю, – отвечала донья Крус. – У нее прямой взгляд, и она говорит искренне… Сестренка, в нашем положе­нии приходится рисковать. Нельзя отвергать протянутую ру­ку…

– Боже сохрани! Ведь она говорила, что спасет Анри… Но это значит, что он тоже в опасности?

– В опасности? Конечно! Как может быть иначе, если мы все еще находимся в руках Гонзага…

Аврора опустилась на колени.

– Спасибо, спасибо тебе, Господи! – произнесла она, молитвенно сложив руки.

– За что ты благодаришь? – со страхом спросила Флор, вглядываясь в подругу и спрашивая себя, не помешалась ли та.

– За посланную мне добрую весть!

– Какую весть?

– Весть о том, что Анри жив… что его боятся! А раз они боятся его, значит, он близко, он идет по следу, он скоро будет здесь!

– Ты права! – вскричала восхищенная Флор. – Вот уж не думала, что ты до такой степени сохранила присутствие духа, сестренка… Ты все поняла гораздо быстрее, чем я! Но и я была права: мы находим друзей там, где не ожидали, – ста­ло быть, никогда нельзя терять надежду!

Тем временем басконка вновь спустилась в зал для гостей.

Она вошла, держа в руках поднос, на котором стояли кув­шины и бутылки самой замысловатой формы; в центре же вы­делялся бурдюк с очень старым мавританским вином.

– Вот и я, – сказала она весело. – Ваши дамы уже спят. Вы можете смеяться, петь и пить… Ночная стража вас не побеспокоит.

– Мы спустим штаны с ночной стражи и выпорем, если только она сунется сюда! – закричал Носе.

– Пейте, господа! Вот малага, вот херес, вот вальядолидское и мурсийское вино… Такого вам не подадут даже за сто­лом испанского или французского короля, храни Господь их обоих! Пейте, господа, и подайте мне стакан…

Ей подали кубок, вмещавший примерно полбутылки.

– Пригубите вина из этого бурдюка, – обратилась Хасинта к Пейролю. – Видите, я налила вам всего на донышко. В Байонне принято, чтобы хозяйка, пока молода, пила наравне со своими гостями.

Эти слова были встречены шквалом рукоплесканий. Интендант наполнил бокал басконки, а затем разлил и ос­тальным.

– Вы лишь пригубите, – повторила Хасинта, – и я обязуюсь допить до дна!

В бурдюке было по меньшей мере три пинты… От востор­женного вопля содрогнулись стены. Если эта красавица ока­жется столь же пылкой и в делах любви, то празднество превзойдет все ожидания.

Не обращая внимания на липкие похотливые взоры подвы­пивших дворян, басконка уселась, поставив рядом с собой едва начатый бурдюк: она заявила, что всем винам предпочитает мавританское…

– За здоровье прекраснейшей из женщин! – возгласил Носе, поднимая стакан.

Барон фон Бац был уже пьянее, чем три ландскнехта [32], – но ему все же удалось кое-как подняться на ноги. Ориоль в волнении залил вином скатерть, а Лавалад от избытка чувств вскочил на стол, тогда как Таранн тянул его за полу камзола, чтобы повалить на пол.

– И куда же вы отправитесь завтра, господа? – спроси­ла басконка.

– Поглядеть на восход по ту сторону гор, – ответил Монтобер. – Правда, я не уверен, что увижу там солнце: ведь оно сияет в глазах нашей прекрасной хозяйки!

Она положила руку на плечо принца и пустила свой кубок по кругу со словами:

– Да хранит вас Господь! Но не шутите с Пиренеями! Не всякий, кто поднимается с этой стороны, спускается с дру­гой!

Это предположение было отвергнуто с негодованием.

– Вино не веселит ее, а навевает грусть, – заметил Та­ранн, – потому что нам всем не хватает любви… Красавица, мы все преданно служим маленькому крылатому богу… Хочешь быть со мной? Я буду любить тебя всю ночь…

– Браво! – воскликнули сотрапезники. – Таранн обой­дет Монтобера! Ставим на Таранна…

– Незачем ставить ни на кого, – возразил тот и, поша­тываясь, поднялся. – Слушайте меня! Есть предложение…

Гонзага рассмеялся, глядя на его усилия устоять на ногах.

– Выкладывай! – произнес он. – Заранее одобряю, ес­ли только ты сможешь выговорить хоть пару слов.

Принц также поддался общему настроению. Слова Пейроля, сказанные после встречи с контрабандистами, словно бы сняли камень с его души, и теперь он осушал бокал за бокалом.

После последнего ему почудилось, как, впрочем, и всем ос­тальным собутыльникам, будто свинцовый обруч сжимается вокруг его лба…

– Предложение? – пробормотал Монтобер. – Ах да! Красивая женщина… но она одна… кому достанется женщина? Надо положить ее на стол и разыграть в кости…

Таранн завопил, заглушая невнятный голос Монтобера:

– И у меня есть предложение… Давайте разденем эту женщину… Как ее зовут? Эй, как твое имя, а, милашка?

Она слегка побледнела, однако усилием воли заставила себя улыбнуться:

– Хасинта по прозванию Басконка, – ответила она. – Любили меня многие, но никто не добился взаимности.

– А мы добьемся! – выкрикнул Носе. – Срывайте с нее одежду! Положим ее голую на стол, а кости станем метать между двух грудей…

Он протянул было руку к корсажу, но натолкнулся на под­ставленный Хасинтой кубок с вином и отступил, потряхивая ушибленными пальцами…

На его место тут же заступил Лавалад, но не устоял на но­гах от сильного толчка.

Монтобер, в свою очередь, тоже ринулся к ней: он был сильнее других, и глаза его сверкали от жгучего желания.

Однако и ему пришлось быстро отдернуть руку – тонкая струйка крови текла по ней… Хасинта небрежно вертела ма­ленький каталонский кинжал, который в мгновение ока выхва­тила из-за пояса.

Губы у нее были плотно сжаты, грудь вздымалась, а глаза метали молнии.

– Пейте же, дорогие гости! – ласково произнесла она. – Неужели никто не составит мне компанию? Я умираю от жаж­ды…

Ничего более прекрасного не видели молодые дворяне ни на ужинах регента, ни на оргиях в особняке принца Гонзага: одна-единственная женщина среди мужчин, опьяненных похотью и вином, – и эта женщина не только не пытается скрыться от вожделеющих самцов, но, напротив, бросает им вызов, под­стрекая их тщеславие и бравируя своей неуязвимостью.

По правде говоря, это сильно напоминало ту знаменитую дуэль на бутылках шампанского, когда маленький маркиз де Шаверни бесславно проиграл ненасытной губке, носившей имя Эзоп Второй.

– Пейте, господа! Иначе глотки ваши пересохнут, подобно голым скалам Панкорбо…

При этих словах Пейроль поднял голову и впился взглядом в прекрасную Хасинту. Но та явно сказала это без всякой за­дней мысли, продолжая разливать по бокалам изумительное мавританское вино, которое сама пила стакан за стаканом.

Затем она затянула баскскую песню. Волосы ее размета­лись по плечам; она пела этот полудикарский напев с такой страстью, что корсаж ее приоткрылся, обнажив плечи, чуть более розовые, чем белоснежные вершины Мадалеты, озарен­ные лучами восходящего солнца.

– Пейте же, господа! – повторяла она. – Кто послед­ним устоит на ногах, тот будет полным владыкой здесь.

Она могла без всякой опаски убаюкивать их этим обещани­ем, поскольку видела, как молодые люди, побледнев, один за другим валятся, где придется. Даже Гонзага уже спал.

Прошло еще десять минут. Лишь один Ориоль сидел с от­крытыми глазами.

– За твое здоровье! – сказала Хасинта, протягивая ему полный до краев стакан.

Но и этого ей показалось мало… Она уселась на стол, со­всем рядом с ним, так что он почти ощущал прикосновение сильного молодого тела, положила руку ему на затылок, а дру­гой рукой сама поднесла к губам бокал.

– Пей, – шепнула она, – пей смело. Ты станешь побе­дителем.

У толстяка финансиста закружилась голова, и он попытался чмокнуть ее в обнаженное плечо. Но это ему не удалось… Ви­но ударило в голову, и веки опустились на осоловевшие глаза.