Юность Лагардера - Феваль Поль Анри. Страница 26

Эстафе дернул за фартук проходящую мимо рыжую толстуху Марион и злобно прошептал ей на ухо:

— Займись девчонкой!

Отец и дочь вновь обменялись поцелуями.

— Ну же, нам пора! И дались им эти телячьи нежности, — ворчал себе под нос наемный убийца, наблюдая эту сцену. А потом добавил, зловеще усмехнувшись: — Хотел бы я знать, как они станут прощаться перед вечной разлукой?

XIV

МАЛЕНЬКИЙ ПАРИЖАНИН

Сумерки густой синей вуалью окутали Новый мост. Близился час, когда шутовские балаганы закрывались, и акробаты, сложив в повозки свой нехитрый скарб, разъезжались в поисках ночлега по соседним улочкам. Жадные до зрелищ зеваки, что целый день кишат на мосту, рискуя лишиться кошелька, срезанного ловким воришкой, спешили покинуть эти места до наступления полной темноты. Мошенники, завершив свои дневные — не слишком-то праведные — труды, направлялись во Двор Гробье, дабы обрести там пищу и ночлег.

Среди подобного люда были и те, кто по каким-либо причинам желали найти приют в «Сосущем теленке», где у входа постоянно толклось несколько жалких личностей, готовых за самую ничтожную плату оказать любые услуги, вплоть до тех, которые, несомненно, пришлись бы не по вкусу начальнику парижской полиции господину де Ла Рейни. Профессиональные же наемники уверенной походкой направлялись прямо в кабачок.

Для труппы «Очаровательного театра» день выдался не слишком удачный, а посему уныние охватило всех, вплоть до директора, неподражаемой мамаши Туту.

Это была могучая женщина лет сорока, живая, веселая, энергичная. Ее мужеподобное лицо еще сохранило остатки былой красоты. Настоящее имя мамаши Туту было — Роза Текла. Ее судьба сложилась так, что она осталась в девицах, и весь нерастраченный пыл души, всю свою любовь Роза отдала спутникам своей бродячей жизни, как животным, так и людям.

Через одно из окошек фургона, водруженного на колеса и торжественно именуемого «театром», можно было видеть силуэт мамаши Туту, разместившейся напротив своего товарища Плуфа. Они сидели за столом и занимались подсчетом дневной выручки.

— Подведем итоги: за сегодняшний день мы не заработали ни гроша! — грустно произнесла владелица фургона. — Хотя каждый из нас просто превзошел себя. Я, сударь мой Плуф, еще никогда не видела столь восхитительных прыжков, как те, которыми вы нас порадовали сегодня.

Тот, кого назвали Плуфом, или, иначе говоря, господин Изидор, откликнулся на слова мамаши Туту сочувствующим вздохом.

Господин Изидор был высок ростом и тощ, как жердь. Давний товарищ Розы Текла, он успешно справлялся с ролью паяца, или, как говорят теперь, «клоуна». Он сидел грустный, еще не сняв с себя нелепого костюма, в котором обычно смешил зрителей, и не смыв с лица пудры и грима.

— Ваши ученые собаки, — говорил он плаксивым голосом, — превосходно… А наш Анри, наша звезда, наш любимец публики, словом, наш Маленький Парижанин проделывал такие невероятные трюки!.. И всё впустую!

Оба тяжело вздохнули.

— Увы! Наши дела идут все хуже и хуже. Наши представления уже не собирают столько народу, как бывало прежде. Конечно, когда в труппу пришел Маленький Парижанин, этот удивительный мальчик, умеющий управлять своим телом так, что можно подумать, будто оно у него состоит из одних только мышц, а костей нет и в помине, у нас появился зазывала, коему поистине нет равных. Его ловкое, мгновенное превращение в горбуна также несколько улучшило наши дела… Но…

— Но нам чего-то не хватает, — заметила мамаша Туту.

— Понимаю, понимаю… нам нужна девица, этакое трепетное создание, в роли коего можете пока выступать только вы, милая Роза.

— Вот-вот, — грустно улыбнулась распорядительница труппы. — Но чтобы растрогать публику, одной меня явно мало…

— Да уж, когда из балагана «Прекрасная Анни» выпархивает эта хорошенькая куколка, народ валит к ним валом… Вот уж кто всегда имеет полные сборы! Они торжествуют, мы прозябаем… Ах, если бы и мы нашли такого же эльфа, такую же юную фею, то я уверен: фортуна тотчас бы улыбнулась нам…

Как только выступление окончилось, тот, кого мамаша Туту и господин Плуф называли Анри или Маленьким Парижанином, удалился в свою собственную комнату, отгороженную в одном из углов фургона. Он хотел, сменив костюм, пойти погулять и немного подышать воздухом перед сном.

Занавеска, отделявшая апартаменты Маленького Парижанина от остальной части фургона, где размещались хозяева труппы, была сделана из грубого холста, закрепленного на туго натянутой веревке. В так называемой гостиной стоял небольшой стол из светлого дерева, за которым мамаша Туту и ее компаньон как раз и подсчитывали доходы сегодняшнего дня.

Разумеется, мальчик прекрасно слышал весь разговор.

Когда начались вздохи и сожаления о том, что в их труппе нет маленькой прелестной девочки, сердце Анри неожиданно сжалось. Он вспомнил, что именно сегодня видел такую девочку — хрупкую, изящную, с ангельским личиком и волосами, сияющими словно чистое золото. Она сидела на плече высокого молодого человека и от души смеялась, глядя представление их труппы. Не удержавшись, подросток послал ей воздушный поцелуй.

…Анри рассмеялся и выбранил себя за излишнюю чувствительность. Неужели он позволит какой-то незнакомой девчонке так долго занимать его мысли? Да ни за что на свете! «Хватит валять дурака! Вперед!» — сказал себе Маленький Парижанин и бесшумно выскочил из фургона, уверенный, что никто не заметил его ухода. Однако неожиданно ему преградила путь какая-то женщина.

— Будьте осторожны, берегите себя, господин Анри, — раздался голос, в котором наряду с почтительностью звучала неподдельная нежность.

— А! Это вы, госпожа Бернар! — воскликнул мальчик, бросившись к женщине и ласково обняв ее. — Не волнуйтесь за меня. Вы же знаете, что я не боюсь ни Бога, ни дьявола: первого — потому что он исполнен доброты, второго — потому что уверен, что вполне смогу с ним договориться. До свидания!

И он поспешил в направлении ворот Бюси, в то время как госпожа Бернар осталась стоять возле фургона, грустно качая головой.

Госпожа Бернар была служанкой Анри. Добровольной служанкой. Но вы сами слышали, что он вежливо обращался к ней «госпожа», словно это он, а не она, находился в подчиненном положении. Впрочем, иногда он говорил ей — «матушка Бернар».

Хозяева «Очаровательного театра» ничего не знали о прошлом этих двоих — мальчика и госпожи Бернар. Жизнь однажды свела их вместе, и циркачи вполне удовлетворились теми сведениями, что их загадочные спутники сами пожелали им сообщить.

Анри и его служанка совершенно случайно оказались в этой бродячей труппе (где, кстати сказать, их очень любили и уважали). Однажды к мирно беседовавшим на пороге своего фургона мамаше Туту и господину Изидору уверенной походкой подошел паренек. Его сопровождала почтенного вида дама средних лет. Паренек сказал:

— Меня зовут Анри… А это госпожа Бернар. Всю свою жизнь она посвятила заботам обо мне. Она ничего не требует от меня, однако же я считаю своим долгом трудиться, чтобы зарабатывать ей на жизнь. Госпожа Бернар прекрасно шьет и вышивает, великолепно готовит, так что, если вы согласитесь принять ее в вашу труппу, вы никогда не раскаетесь в этом. А вот что умею делать я…

В одну минуту мальчишка исполнил блистательное, поистине небывалое, головокружительное сальто, а затем прошелся на руках, как это обычно делают акробаты, зазывающие зрителей на представление. Сердца госпожи Розы и господина Изидора преисполнились восторгом, и без лишних слов они подписали контракт со столь необычной парой.

Анри было двенадцать лет. Это был белокурый мальчик, с великолепным цветом лица, необычайно живой, сильный, отважный и полный чувства собственного достоинства. Благодаря воспитанию или же природной восприимчивости манеры его были изысканны и пристали скорее отпрыску благородного рода, нежели бродячему циркачу. Взгляд его мог устрашать, но мог и выражать необычайную нежность.