Горе от ума. Пьесы - Сухово-Кобылин Александр Васильевич. Страница 85

Тарелкин  (Варравину). Однако, милостивый государь, замечу вам, о мертвых говорить так нельзя.

Варравин. Ну как же прикажете свинью-то назвать?

Тарелкин. Как вы разумеете?

Варравин. А вот как: если у вас где-нибудь — в хлеве или подвале — свинья, и так, не большая и не сытая, — но вообще свинья — околеет, — то ведь вы не скажете, что у меня, мол, в подвале человек дух испустил.

Расплюев  (хохочет). Однако он это хорошо вонзил.

Варравин. Итак, представьте себе, господин квартальный поручик, что этот подлец Тарел…

Тарелкин. Нет, нет, позвольте.

Варравин. Что-ооо? Что позволять-то? Я оскорблен, оскорблен на самом сокровеннейшем дне моей души, а вы мне не даете сколько-нибудь облегчить себя!.. Да кто же вы сами-то — после этого; позвольте спросить? — а?

Тарелкин. Кто я? (Показывая на Расплюева.) Вы вот у кого спросите -

Расплюев делает утвердительный жест.

а вы-то кто?

Варравин. Я кредитор покойного.

Тарелкин. Да у него никогда такого кредитора не было!..

Варравин. А как вы, сударь, смеете? Я — я капитан — капитан Полутатаринов, я — видите? (показывает хромую ногу) кавказский герой, — я Шамиля брал.

Тарелкин  (горячится). А я все-таки говорю…

Расплюев. Шшшш — господа! не шуметь… (Варравину.) Продолжайте.

Варравин. Итак, представьте себе, милостивый государь, этот негодяй, вероятно, уже чувствуя, что скоро умрет, назанимал у знакомых денег, вещей, — что только мог, — а вот у меня самым предательским образом выманил часы, и превосходнейшие — верите ли, брегет.

Тарелкин  (в сторону). Он, бездельник, на меня, как на мертвого, лжет.

Варравин. Взял он у меня эти часы и говорит: в театр, братец, еду; цепочка есть, а часов-то нет; одолжи, — я ему по дружбе — верите ли, только по дружбе…

Тарелкин  (в сторону, сжав кулаки). Вот ярость! Знать, что врет, и не мочь сказать — ты врешь!.. (С иронией.) Ну, и вы ему так и одолжили?

Варравин. Да, и одолжил. И что же он, ракалия и сын всякого ракалии, сделал? Часы взял; сам умер; и я — как рак на мели! А потому и состою его кредитором на сумму двести рублей серебром. Но теперь где же эти часы? (Осматривает комнату.) В полиции их нет; стало, здесь, — непременно, здесь. А потому позвольте мне все эти закоулки обшарить; не засунул ли он их из одной лишь пакости куда-нибудь в щель, или не оставил ли разбойник промеж книг, бумаг, документов. Все возможно! (Ходит по комнате и осматривает.) Все возможно!!!

Расплюев. Так! это мое правило: всему верь, ибо все возможно! (Указывая на дверь.) Там кое-какой хлам еще остался — посмотрите…

Варравин. Прошу вас на все это наложить строжайший арест.

Расплюев. Вот так уж лишнее.

Варравин. Как?

Расплюев. Да и без того по копейке на рубль не хватит.

Варравин  (с жаром). Так! И не удивлен! Верите ли — какой он был от природы или уже по рождению пройда! Верите ли, что он на то только и бил, чтобы занять и потом естественно, чувствуя, что ему умереть надо, то, следовательно, не отдать. Всемилосердый господи! Если бы он теперь мне в лапу попался, да я бы его, мошенника, в лапшу искрошил…

Тарелкин  (с негодованием). Однако позвольте!

Варравин  (Расплюеву). Верите ли, благородный человек, что по этим обстоятельствам ему неоднократно и в рожу-то плевали.

Тарелкин  (теряя терпение). Да это невыносимо.

Варравин. Вот выносил же.

Тарелкин. Вы, наконец, мое нравственное чувство оскорбляете.

Варравин. Что-оо? Нравственное чувство? А это что за настойка? На каких ягодах? Деликатесы какие? Нравственное чувство. Нет — вот он ракалия — так все чувства оскорблял.

Тарелкин. Какие же чувства оскорблял покойник?

Варравин. Все, говорю вам, все! Зрение, ибо рожа его была отвратительна. Слух, ибо голос его дребезжал, как худая балалайка. Осязание, ибо кожу его по самые оконечности рук покрывал ослизлый и злокачественный пот! Обоняние, ибо от него воняло дохлым мясом.

Тарелкин. Лжете, сударь, никогда.

Варравин. Пахло, сударь, пахло.

Тарелкин  (отбежав в сторону). Да что за сатана такая??! Откуда навязался?

Варравин  (Расплюеву). Так видите, благородный человек, — все чувства! Все. И этот бандит у кого пронырством, у кого силою…

Расплюев  (перебивая). Стойте!! Дело — хитрейшего свойства! Эти приметы, что вы с такою ясностию изложили, приходятся как раз на Силу Копылова.

Варравин. Как так? Благодетельный человек, что вы говорите?

Тарелкин. Как на меня?.. Как вы смеете? Какое основание? Где право?..

Расплюев  (с важностию). Позвольте, позвольте. Вы у меня не ораторствуйте — горла не драть!

Варравин. Та, та, та! Позвольте, благодетель, позвольте. Мы рассмотрим. А у меня вот предчувствие, что я свои бумаги, то бишь — часы, отыщу — непременно отыщу.

Расплюев  (подпирается в боки и становится насупротив Тарелкина). Первое — лицо. (Варравину.) Ну что? По-моему, лицо, можно сказать, неприятное.

Варравин. Гм! — лицо? Скажите, что это рожа, что это рыло — но лицом — нет, лицом не зовите — вы меня возмущаете!

Расплюев  (та же поза). Почти, почти.

Тарелкин. Мало ли непривлекательных наружностей. Это не доказательство.

Варравин. А голос — слышите ли голос.

Расплюев. Худая балалайка — так! так!!

Варравин. Так, — совершенно так!

Расплюев  (та же поза). Вы его как бы Рафаелевой кистью описали.

Варравин  (жмет руку Расплюеву). Благодарю.

Тарелкин  (старается говорить басом). Позвольте, господа, — позвольте, что за опрометчивость.

Варравин  (взявши его за руку). Руки потные и ослизлые.

Расплюев  (в духе). Запах?

Подходят оба и нюхают Тарелкина.

Варравин, Расплюев. А чем пахнет?

Расплюев. Будто пресность какая.

Варравин. Да. Но ведь это близко.

Расплюев. Очень близкие признаки. Хитрое обстоятельство.

Тарелкин  (с жаром). Однако, милостивый государь: не угодно ли принять на вид более фундаментальные приметы. (Варравину). Что вы воздухом и запахом стали доказывать! (Расплюеву.) Покойный Тарелкин имел прекрасные волосы и превосходнейшие зубы; а я — как видите, и без волос (показывает совершенно лысую голову), и без зубов (открывает рот) а… а… а… а…

Расплюев. Ну вот это так — это так!.. Молодец, Сила Силич, срезал. (Варравину.) Что, милостивый государь? Стало, домой идти.

Варравин. Нет, — я иду далее и говорю: дайте ему волосы и дайте ему зубы… и тогда…

Расплюев. Э… э… Капитан — зарапортовался. Ни, ни. Воспрещено и воспрещаю!.. Волосы и зубы в паспорте стоят, их, брат, колом не выворотишь, — а Антиох Елпидифорыч так говорит: их и царь не дает — их, говорит, дает природа… Да…

Тарелкин  (берет его за руки). Прекрасно сказано!..

Кланяются и жмут руки.

Скажу более: их дает бог!..

Расплюев  (в форсе). Го, го, го (поднимает палец) — высоко пошло!

Варравин  (несколько сбитый). Что ж? Может быть; может быть. Однако мы вот тово (ищет) — авось-либо господь бог и поможет… как бы этого право… (Открывает комод.)

Тарелкин  (подбегая). Как вы, сударь, смеете здесь рыться?

Варравин. Ба, ба, ба! (Вытаскивает из комода парик и зубы.) А это что?

Расплюев  (смотрит с удивлением). Парик и зубы!

Тарелкин  (бросаясь на него). Как вы можете…

Варравин  (увертываясь). Да это не те ли, которые в паспорте стоят. Ха, ха, ха…

Расплюев. Ха, ха, ха… Казусная штука… Что ж нам делать?