Ирано-таджикская поэзия - Рудаки Абульхасан. Страница 66
РАССКАЗ
Сын нищего, что век в нужде влачился,
Увидев шах-заде, в него влюбился.
В каких мучениях,- поймешь ли ты? -
Бедняк лелеял тщетные мечты…
На всех путях царевича стоял он,
У стремени коня его бежал он.
Он проливал потоки жгучих слез,
Не внемля ни насмешек, ни угроз.
Придворные его с дороги гнали:
«Эй ты, бродяга, отойди подале!»
Он уходил. Но вновь, презрев позор,
Близ шах-заде свой разбивал шатер.
Его избили слуги. «Убирайся! -
Сказали.- На глаза не попадайся!»
Ушел факир. Но вновь вернулся он,
Покоя и терпения лишен.
Хоть в двери изгонялся он, как муха,
В окошко возвращался он, как муха.
Ему сказали: «Эй ты, дуралей!
Ты сколько терпишь палок и камней?»
Ответил он: «Погибель друга ради
Приму! И не взмолюсь я о пощаде!
Пусть ненавистью полон он ко мне,-
В него влюблен я! Брежу им во сне!
Пусть на любовь мою он не ответит,
Я жив, пока он мне, как солнце, светит.
Всех этих мук снести я не могу.
И прочь – увы! – уйти я не могу.
«Прочь от шатра его!» – не говорите,
Хоть голову у входа пригвоздите.
Не лучше ль мотыльку в огне сгореть,
Чем в пустоте и мраке умереть!»
«Мяч! Ты получишь рану от човгана!»
Факир ответил им: «А что мне рана?»
«Тебе отрубят голову мечом!»
А он им: «Голова мне нипочем!
Кто о пути своем грядущем знает,-
Венец его иль плаха ожидает?
Увы! Терпения лишился я,
И от покоя отрешился я!
Пусть, как Иаков, я ослепну, все же
К Юсуфу приведешь меня ты, боже!
Не будет прахом мира ослеплен
Тот, кто любовью вечной опьянен».
Раз к стремени царевича припал он.
Разгневался царевич. «Прочь!» – сказал он.
Факир с улыбкой молвил: «Никого
Не гонит шах от солнца своего!
Из-за тебя свою забыл я душу.
Коль от тебя уйду, обет нарушу!
Тобой одним живу я и дышу,
Будь благосклонен, если я грешу!…
Твоих стремян коснулся я рукою
Затем, что я не дорожу собою!
Любви к тебе я предан целиком
И ставлю крест на имени своем.
Я насмерть поражен стрелою взгляда
И обнажать свой меч тебе не надо!
Ты сам зажег меня. Так не беги.
И все леса души моей сожги!»
*
Раз на пиру под звуки струн и ная
Кружилась в пляске пери молодая.
Не помню: жар сердец иль огонек
Светильни полу платья ей поджег.
Она, увидев это, рассердилась.
«Не гневайся! – сказал я.- Сделай милость!
Ведь у тебя сгорела лишь пола,
А весь мой урожай сгорел дотла».
Влюбленные друг в друга – дух единый.
Коль суть цела – не жаль мне половины
*
Есть люди, чистой преданы любви,-
Зверями ль, ангелами их зови,-
Они, как ангелы, в хвале и вере
Не прячутся в пещерах, словно звери.
Они воздержанны, хоть и сильны,
Они премудры, хоть опьянены.
Когда они в священный пляс вступают,
То в исступленье рубище сжигают.
Они забыли о себе. Но все ж,
Непосвященный, ты к ним не войдешь
Их разум – в исступлении, а слух
К увещеваниям разумным глух.
Но утка дикая не тонет в море.
Для саламандры ведь пожар – не горе.
Нот так и многотерпцы,- ты скажи,-
В пустыне живы божии мужи!
Они от взоров всех людей сокрыты,
Они не знатны и не имениты.
Не добиваются людской любви,
Довольно вечной им одной любви,
Они – плодовый сад щедрот безмерных,
А не злодеи в облаченье верных.
Они скрываются от глаз людских,
Как жемчуга в жемчужницах своих.
Не хвастаются, не шумят, как море,
Блестя жемчужной пеной на просторе.
Они – не вы! Вы – внешне хороши,
Но в обликах красивых нет души.
И не прельстите вы царя вселенной
Ни красотой, ни роскошью надменной.
Когда бы стала перлами роса,
То перлов не ценилась бы краса.
Как по канату, доблестный и верный
Пройдет и без шеста над бездной скверны.
Дервиш в блаженном хмеле изнемог,
Внимая зову: «Эй! Не я ль твой бог?»
Кому любовь – стекло, а ужас – камень,
Не страшны ни мечи вражды, ни пламень.