Горячее селение Амбинанитело - Фидлер Аркадий. Страница 9

Несмотря на отрицательный ответ французских властей, Бенёвский не переставал думать о возвращении. Но прошло немало лет, пока он снова попал на Мадагаскар, и то по поручению англо-американской компании. В июне 1785 года Бенёвский с двумя десятками друзей снова прибыл на Мадагаскар.

Восстанавливая после почти десятилетнего отсутствия дружеские отношения с мальгашами, Бенёвский принялся кропотливо создавать основы своего государства. Прежде всего он построил над морем вблизи Ангонцы и залива Антонжиль укрепленное селение. Правителям Иль-де-Франса он послал официальное сообщение о своем прибытии с уверением, что готов сотрудничать с французской колонией и предоставляет ей преимущественное право поставки продуктов на остров. Французы не пожелали такой расстановки сил. Они выслали против Бенёвского вооруженный отряд под командой капитана Ларшера. Поход его был удачен. Если на Мадагаскаре так и не образовалось государство под управлением Бенёвского, то в этом целиком повинен непредвиденный случай. Французская пуля сразила его в самом начале стычки. Это был удивительный каприз судьбы. Никто не погиб, кроме него, невластвовавшего короля Мадагаскара.

Вопреки бешеной клеветнической кампании, которая велась против него в течение полутора веков шовинистическими кругами Франции, доброе имя и слава Бенёвского победили. Большую услугу оказали его дневники. В конце восемнадцатого столетия они были переведены на многие европейские языки и были очень популярны. Немало поэтов, писателей, драматургов всех стран брали темы для своих произведений из жизни Бенёвского.

Однако во всем этом есть какая-то нелепая, тревожная загадка. Нынешние мальгаши совершенно не помнят истории Бенёвского, не знают ни легенд, ни былин о нем. Я пытался разузнать о нем в Мароанцетре — ничего; расспрашивал здесь, в Амбинанитело — никаких следов.

В нескольких сотнях метров от нашей хижины высится гора, на которой согласно подробному описанию современников стоял построенный Бенёвским форт Августа и где некоторое время жил он сам. Ныне, понятно, там непроходимый лес, а на склонах — мальгашские плантации гвоздики, — это все. Ничто не напоминает о Бенёвском.

Как-то я пригласил учителя Рамасо на чай. В разговоре спросил, что он знает о Бенёвском. И Рамасо выложил всю его историю, как по книге, да и в самом деле по книге: историю Бенёвского он изучил в школе по французским учебникам. Других источников — местных — он не знает. Гора Бенёвского хранит молчание.

— Это действительно непонятно! — говорит Рамасо и, подумав, излагает объяснение, странное, но не лишенное правдоподобия.

— Племя бецимизараков, — говорит он, — так же как и другие племена на Мадагаскаре, все еще очень отсталое. Мальгаши не знают истории в европейском значении этого слова. События они воспринимают в рамках собственной семьи или рода, и то в виде религиозного культа предков.

— Правильно! — прерываю я. — Припоминаю факт, который значительно способствовал укреплению влияния Бенёвского среди мальгашей. Его мальгашские друзья распустили слух, будто Бенёвский — потомок влиятельного на Мадагаскаре королевского рода рамини. Будто он был внуком последнего короля, дочь которого некогда была похищена и привезена на Иль-де-Франс и родила там сына. Вот этим сыном и был якобы Бенёвский. Дружественные племена быстро подхватили эту весть (разумеется, сам герой не очень опровергал эти слухи), и, таким образом, культ предков был использован для укрепления дружбы мальгашей с Бенёвским.

— Вот именно, — оживленно подтверждает Рамасо, — бецимизараки знают точно, что делал даже самый отдаленный предок, зато они совсем равнодушны к делам чужих. Бенёвский не создал мальгашской семьи, здесь у него нет наследников по крови, поэтому можно предполагать, что память о нем предана забвению. Нет потомков, которые обязаны были бы напоминать о его деятельности.

ЛЕС СБЛИЗИЛ НАС

Лес пел мне детские песенки, когда отец водил меня еще за руку. Потом был лес над Ивахой в Паране. Потом он учил любить грозу на Укаяли. Потом издавал душистый запах смолы в Канаде. Лес для меня больше, чем друг: он вошел в мою жизнь благожелательным, мудрым советником и руководит моей судьбой. Мои пути идут сквозь лес.

Лес, окружающий нас в Амбинанитело, покрывает горы, спускается к самой долине и задерживается только у края болотистых рисовых полей. Лесная чаща, живая, душная, воинственная, насыщена зеленью алчных растений и звуками звериных голосов; ежедневно при восходе солнца в нашей хижине слышен хор лемуров, под вечер — хор лесных птиц, ночью — таинственные крики я загадочный гул. Лес мы видим в разное время дня и ночью при звездах, но совершенно исчезает он в час дня. Ежедневно, точно в это время, на долину обрушивается знойный ураганный ливень. После дождя появляются радуги.

Я не хожу пока в лес, выручает Богдан Кречмер, мой товарищ — зоолог. У меня много работы дома — пишу. К тому же все внимание поглощает деревня, которая объявила нам тихую, упорную войну. Но все же с лесом знакомлюсь: многое оттуда попадает в мою хижину.

Богдан приносит новости о своих многочисленных открытиях. В полдень, во время обеда, отчитывается в утренних походах, а так как мы душой и сердцем связаны друг с другом, не требуется много слов. Я переживаю его лесные приключения, в которых участвуют задиристые насекомые, редкие птицы, папоротники величиной с дерево, диковинные пальмы, кишащие жизнью лужи, — словом, весь созидательный, пленительный и возбуждающий мир естествоиспытателя.

К вечеру — это вошло в привычку — заходят ко мне на чай с сухарями несколько соседей-мальгашей. Они приносят с собой дыхание леса, но как этот лес не похож на лес Кречмера! В их рассказах лесная чаща мрачная, злая, предательская, кишащая злыми духами. Так могут говорить о лесе люди, выросшие в долине, привязанные к рисовым полям, а может быть, враждебно настроенные к чужим, пришельцам. Может быть, хотят нас запугать?

Удастся ли это? Я достаю свои старые книги о лесе и вооружаюсь. Война с деревней бессмысленна и утомительна, а вид амазонских дебрей вселяет бодрость. Старик Джинаривело прав: с растениями можно заключать союз. Однажды Джинаривело зашел ко мне невзначай покурить и поболтать. Случайно взглянув на мою укаяльскую книгу, он внезапно оживился. На иллюстрации изображены были собиратели каучука возле дерева с надрезанной корой. Он спросил, что означает эта иллюстрация. Я рассказал ему трагическую историю бразильских собирателей каучука, которые из нищих становились миллионерами, а потом — снова нищими. Я не узнаю Джинаривело: он весь просиял и тут же объяснил, в чем дело. Отец его тоже был искателем каучука, и он, будучи еще мальчишкой, часто сопровождал его. Это были хорошие времена, он очень любил ходить в лес…

— А лесные духи не приставали к тебе? — спрашиваю удивленно.

— Лесные духи всегда были ко мне благосклонны, — отвечает.

— Значит, ты странный бецимизарака! — признаюсь я.

— Почему странный?

— Потому что не боишься леса.

Нет, леса он не боится. Напротив.

— Ах! — вздохнул он и тут же устыдился своего вздоха. Схватил соломенную шляпу и смущенный ушел.

Но час спустя он возвращается. Успокоенный. Он хочет знать, что я думаю о лесе. Я решил не рассказывать, а показать репродукции фотографий из моих книг. Тропический лес на Укаяли вызывает восхищение его, а пейзаж в книге «Канада пахнет смолой» просто ослепляет. В торжественном молчании впитывает он в себя красоту группы канадских елей. По его мнению, это предел лесной красоты. Он смотрит как зачарованный. Впервые житель Амбинанитело с дружеским вниманием слушает мои слова, воспринимает мои мысли без предубеждения и подозрения.

— Ты долго там был? — спрашивает Джинаривело, показывая на канадский пейзаж.

— Я был там много месяцев, пока не познакомился со страной, людьми и животными.

— А жители тебя любили?