Стихотворения - Гудзенко Семен Петрович. Страница 2

" Я был пехотой в поле чистом, "

Я был пехотой в поле чистом,
в грязи окопной и в огне.
Я стал армейским журналистом
в последний год на той войне.
Но если снова воевать…
Таков уже закон:
пускай меня пошлют опять
в стрелковый батальон.
Быть под началом у старшин
хотя бы треть пути,
потом могу я с тех вершин
в поэзию сойти.

Действующая армия, 1943-1944

МОГИЛА ПИЛОТА

Осколки голубого сплава
Валяются в сухом песке.
Здесь всё:
                и боевая слава
И струйка крови на виске…
Из боя выходила рота,
Мы шли на отдых, в тишину
И над могилою пилота
Почувствовали всю войну.
Всю.
   От окопов и до тыла,
Ревущую, как ястребок.
И отдых сделался постылым
И неуютным городок.
Мы умираем очень просто,
По нас оркестры не звенят.
Пусть так у взорванного моста
Найдут товарищи меня.

" На снегу белизны госпитальной "

На снегу белизны госпитальной
умирал военврач, умирал военврач.
Ты не плачь о нем, девушка,
                 в городе дальнем,
о своем ненаглядном, о милом не плачь.
Наклонились над ним два сапера с бинтами,
и шершавые руки коснулись плеча.
Только птицы кричат в тишине за холмами.
Только двое живых над убитым молчат.
Это он их лечил в полевом медсанбате,
по ночам приходил, говорил о тебе,
о военной судьбе, о соседней палате
и опять о веселой военной судьбе.
Ты не плачь о нем,
                 девушка, в городе дальнем,
о своем ненаглядном, о милом не плачь.
..Одного человека не спас военврач —
он лежит на снегу белизны
                         госпитальной.

1945, Венгрия

" Мы не от старости умрем, — "

Мы не от старости умрем, —
от старых ран умрем.
Так разливай по кружкам ром,
трофейный рыжий ром!
В нем горечь, хмель и аромат
заморской стороны.
Его принес сюда солдат,
вернувшийся с войны.
Он видел столько городов!
Старинных городов!
Он рассказать о них готов.
И даже спеть готов.
Так почему же он молчит?..
Четвертый час молчит.
То пальцем по столу стучит,
то сапогом стучит.
А у него желанье есть.
Оно понятно вам?
Он хочет знать, что было здесь,
когда мы были там…

1946

БАЛЛАДА О ДРУЖБЕ

Так
  в блиндаже хранят уют
коптилки керосиновой.
Так
  дыхание берегут,
когда ползут сквозь минный вой.
Так
  раненые кровь хранят,
руками сжав культяпки ног.
…Был друг хороший у меня,
и дружбу молча я берег.
И дружбы не было нежней.
Пускай мой след
          в снегах простыл, —
среди запутанных лыжней
мою
 всегда он находил.
Он возвращался по ночам…
Услышав скрип его сапог,
я знал —
      от стужи он продрог
или
  от пота он промок.
Мы нашу дружбу
         берегли,
как пехотинцы берегут
метр
  окровавленной земли,
когда его в боях берут.
Но стал
      и в нашем дележе
сна
  и консервов на двоих
вопрос:
     кому из нас двоих
остаться на войне в живых?
И он опять напомнил мне,
что ждет его в Тюмени сын.
Ну что скажу!
      Ведь на войне
я в первый раз
         побрил усы.
И, видно,
      жизнь ему вдвойне
дороже и нужней,
            чем мне.
Час
 дал на сборы капитан.
Не малый срок,
            не милый срок…
Я совестью себя пытал:
решил,
    что дружбу зря берег.
Мне дьявольски хотелось жить, —
пусть даже врозь,
            пусть не дружить.
Ну хорошо,
      пусть мне идти,
пусть он останется в живых.
Поделит
    с кем-нибудь в пути
и хлеб,
    и дружбу
          на двоих.
И я шагнул через порог…
Но было мне не суждено
погибнуть в переделке этой.
Твердя проклятие одно,
Приполз я на КП
            к рассвету.
В землянке
      рассказали мне,
что по моей лыжне ушел он.
Так это он
      всю ночь
            в огне
глушил их исступленно толом!
Так это он
      из-за бугра
бил наповал из автомата!
Так это он
      из всех наград
избрал одну —
            любовь солдата!
Он не вернулся.
           Мне в живых
считаться,
      числиться по спискам.
Но с кем я буду на двоих
делить судьбу
          с армейским риском?
Не зря мы дружбу берегли,
как пехотинцы берегут
метр
  окровавленной земли,
когда его в боях берут.