Вавилон - Фигули Маргита. Страница 120

Движимый этим желанием, Кир пригласил Хризанту сесть на царское ложе, хотя та открыто выражала ему свою неприязнь.

Когда девушка опустилась возле, он наклонился к ней и ласково спросил:

— Или не веришь ты царскому слову и думаешь, что впустую царь говорит о любви и блаженстве, когда его войско проливает кровь?!

— У меня нет никого, с кем бы я могла жить в любви и блаженстве. Мне нечего ждать и незачем радоваться твоим победам, царь. Ты убил избранника моего сердца.

— Я велел казнить смутьяна, не ведая, что он — твой возлюбленный. Да если бы я знал это, то не пощадил бы его. Пойми, я не мог поступить иначе, Хризанта. У себя дома, в Сардах, ты с детства слышала разговоры о войнах. Вспомни, как скифские племена разграбили ваш край. Моя твердость по сравнению с их жестокостью — все равно что капля в море. Подними же голову и посмотри мне в глаза.

Взяв ее за подбородок, он привлек девушку к себе.

— Ради царя Креза, — продолжал он, — я хочу сделать тебя счастливой. Невозместимых утрат нет. Быть может, найдется знатный перс, который заменит тебе твоего избранника. Я же из уважения к твоему царю готов отдать тебе в мужья одного из самых замечательных людей Персии. Ты видела в Экбатане князя Устигу, которого я полгода тому назад послал по военным делам в далекие края. Мне кажется, ты полюбишь моего славного Устигу. Изгони из своего сердца ненависть — и он твой. После царя Кира в Персии нет человека достойнее.

— Нет, царь, — ответила Хризанта, — вместе с моим избранником умерла и свободная Лидия. Теперь ничто для меня не имеет цены.

— Женщины часто бывают опрометчивы, — заметил Кир, — ты плохо знаешь мое сердце. Я не только человек, но еще и воин и царь. Я предложил тебе то, что в силах дать человек, и то, что под силу царю. Остается дар воина. Так вот же он — получай свободу, ты можешь покинуть мой лагерь. Когда ты хочешь уйти, Хризанта? — спросил он. — Я велю солдатам проводить тебя, куда ты пожелаешь.

— На рассвете, — отозвалась она, — чтоб не идти по жаре.

Наутро под охраной нескольких воинов Хризанта покинула лагерь. Она направлялась к берегам Евфрата. Переночевав в рыбацкой хижине, Хризанта на следующий день выменяла у хозяина на золотую пряжку от сандалии челн и поплыла вниз по течению, в надежде добраться до Вавилона. Она задалась целью раскрыть Набусардару местонахождение Кира и, главное, сообщить ему о предательстве Сан-Урри: наложницы царя шептались о каких-то важных табличках, привезенных халдейским князем. В Вавилоне, конечно, поймут, о чем шла речь. Предатель Сан-Урри и завоеватель Кир должны понести наказание, а народы — избавиться от персидского рабства. Вырвется из пут и ее родина, родина мужественных лидийцев.

Однако Хризанте не суждено было добраться до Вавилона. Горная стремнина опрокинула сплетенную из вербовых прутьев и обмазанную смолой утлую лодчонку. Хризанта стала тонуть, и когда волны вынесли ее на поверхность, царевна была мертва.

О случившемся с Хризантой Кир узнал не сразу. Скорбью наполнилась его душа. Увы, таков удел человека: одна жизнь угасает, другая зарождается, любовь умирает и воскресает вновь, и все же Хризанта не должна была уйти в царство теней с ненавистью в сердце.

Перед тем как вступить туда, она должна была освободиться от чувств, которые в глазах бога добра и правды порочат человека.

Так считал царь.

Гости же не заметили, ухода Хризанты. Их настроение после выпитого вина стало еще веселее.

Один Сан-Урри не был вполне доволен, его томило ожидание — каково будет царское вознаграждение? Наконец Кир подозвал его к себе и собственноручно надел ему на шею золотую цепь.

В подтверждение своих верноподданнических чувств, Сан-Урри сказал:

— Считай меня своим преданнейшим слугой, царь царей, я преисполнен желания служить тебе верой и правдой. Можешь рассчитывать на мою помощь в войне с царем Валтасаром. Я готов повести в сражение любой отряд, какой ты мне доверишь.

Но Кир не спешил доверить Сан-Урри отряд, решив воспользоваться его военными талантами после штурма Мидийской стены. По ту сторону заслона найдется дело и для халдейского князя.

Занимался рассвет.

Звезды, деревья и трава словно впивали темноту. Посветлело на востоке, забрезжило на севере, и вот настало утро, пронизанное золотистыми лучами солнца.

Отшумело лагерное пиршество, ушел единственный за весь немилосердно знойный август день отдохновения и веселья.

Персидское войско готово было выполнить задачу, возложенную на него его полководцем. Сплоченное, стояло оно к северу от Мидийской стены в ожидании высочайшего повеления.

В тот же день Кир стянул войска к центру лагеря.

После жертвоприношений, сопровождавшихся благоприятными прорицаниями магов, он обратился к воинам с ободряющими словами:

— Настало время, верные мои воины, померяться силами с Вавилоном. У вас отменные мечи, копья и стрелы со стальными наконечниками и непробиваемые щиты; вы неуязвимы. Нет на свете воина, более доблестного, чем персидский. Под его ударами рушатся государства, его волею созидается новая могучая империя. Рабы стали повелевать миром, так судили боги, чтобы вознаградить персов за тысячелетия чужеземной тирании. Нам осталось преодолеть последний рубеж, и я убежден, что моя непобедимая армия возьмет его с честью. Чем сильнее вы себя окажете, тем больше достанется вам из того, что принадлежит слабым. Наградою вам будет Халдейское царство, ибо я верю — с божьей помощью и с вашей отвагой мы победим. Ждите приказа ваших начальников.

Начальники получили тайный приказ начать штурм Мидийской стены на четвертый день, пополуночи.

Вавилон будто воскресал из мертвых, медленно и тяжко освобождаясь от оцепенения, в которое поверг его августовский зной.

Жара постепенно спадала. Прохладой повеяло с севра, где прошли дожди.

Вода в Евфрате поднялась, и каналы снова наполнились. Растения и люди набирали сил. Все оживало на глазах, пробуждались дома и холмы, камни и кусты, приходил в себя человек. Жизнь возвращалась и к былинке, и к речной волне, распространяясь по всему краю, вливаясь в мускулы людей, питая собой листву на иссохших ветвях; картина эта напоминала второе сотворение мира.

На улицах опять сновали пешеходы. Над крышами Храмового и Царского Городов взметались стаи голубей. Веселее защебетали птицы в густых кронах деревьев. Наконец и вельможи отважились покинуть свои дворцы, благодатная прохлада которых спасала их от нещадного зноя. Словно из тысячелетних гробниц, все живое выползало из своих укрытий. На полях среди налившихся, тяжелых колосьев ячменя и пшеницы, замелькали первые жнецы. Урожай был невиданный, и чтобы не дать зерну осыпаться, надо поторопиться с жатвой. В роскошных паланкинах земледельцы устремлялись на поля полюбоваться богатством, которое таил в себе каждый колос, пухлый как новорожденный младенец.

Встречаясь на вавилонских нивах, вельможи величественно, боясь уронить достоинство, кланялись друг другу из-за занавесок.

Обозреть свои владения отправилась и Телкиза. Четыре молодых рослых раба несли ее паланкин, следом шли прислужницы.

Со скучающим видом восседала Телкиза за воздушной занавеской, рассеяно отвечая на приветствия вельмож.

На смену наслаждению, которое она пила большими глотками, пришло мучительное отрезвление, пустота, горечь, боль и страдание. Страдание…

— Да, это так… — произнесла она вслух в подтверждение собственных мыслей и выглянула в окошечко.

У рта ее пролегли две глубокие морщины, которых еще месяц назад не было, теперь никакой мазью не разгладить их.

— Увы, это так, — повторила Телкиза дрогнувшим голосом.

Но вдруг она оживилась и в нетерпении устремила взор навстречу носилкам, в которых к ней приближался Сибар-Син.

Сибар-Син, тоже снедаемый жгучим нетерпением, сошел с носилок и поклонился Телкизе.

— Ты был у Набусардара? — поспешно спросила она.

— Как ты нетерпелива, благородная и возлюбленная Телкиза.