Вавилон - Фигули Маргита. Страница 124

Отныне он, Валтасар, — единственный законный царь, единственный сын богов, единственный и достойный преемник великого Навуходоносора, единственный непогрешимый судья и верховный военачальник халдеев, единственный, кого боги наделили своей мудростью и волей.

Отныне ему не на кого оглядываться, незачем считаться с чьими бы то ни было желаниями. Пусть знают о том советники, народ и вельможи, а в особенности Эсагила.

Он упивался мечтами о будущем, пока головной отряд не достиг равнины под Холмами. Там он приказал стать лагерем, чтобы изготовиться к решительному броску.

Вечерело.

Сумерки медленно наползали с пологих холмов, скрывая халдейское войско. Лишь на западе алел горизонт, озаренный лучами заходящего солнца.

Снаряженные в разведку всадники не встретили вокруг ни одного персидского солдата — добрый знак! По крайней мере, можно спокойно подготовиться к внезапному нападению. Остается выслать лазутчиков к лагерю Кира, выведать, к чему готовится неприятель и как выгоднее нанести ему смертельный удар.

Валтасар держал совет с Наби-Иллабратом, когда дозорные подняли тревогу. Сторожевой отряд неожиданно натолкнулся на пятерых незнакомцев в одеждах, какие носили в окрестностях Сиппара. На допросе незнакомцы назвались халдеями из Сиппара, спасшимися бегством от расправы персидского тирана, который отдал город на разграбление. Персы убивают ни в чем не повинных стариков, насилуют беззащитных женщин, детям разбивают головы о стены домов. Все, что было в Сиппаре ценного, возами отправляется в Персию. Связанных пленников гонят, избивая плетьми, за Тигр, в рабство. Сиппар и его окрестности стали юдолью ужаса и насилия.

Валтасар дотошно расспросил беглецов о кровавых злодеяниях новоявленного властелина мира. Царя будоражило каждое их слово; Наби-Иллабрат выслушивал их сдержанно и настороженно. Он с недоверием отнесся ко всей этой истории, предполагая подвох. Только истинной цели его он не смог разгадать. Валтасар же, напротив, принял за чистую монету услышанное о злодеяниях персидских солдат на севере Вавилонии. Приказав отвести всех пятерых в свой шатер, царь заставил их слово в слово повторить рассказ.

Говорил преимущественно один, остальные лишь поддакивали. Хотя говорил просто и — на первый взгляд — убедительно, однако подозрений Наби-Иллабрата не рассеял. Трудно было поверить, будто Кир отдал на разграбление сдавшийся без боя город, ворота которого были услужливо открыты ему. Ведь он тоже был заинтересован в том, чтобы Сиппар понес как можно меньше ущерба и послужил не только надежным убежищем для его армии, но и выгодной опорой для нападения на юг страны, на Вавилон. Сиппарец рисовал картины ужасов, и у него самого лицо было все иссечено, обезображено шрамами. Он уверял, что это дело рук. персидских солдат, и на коленях молил Валтасара позволить ему отомстить Киру за себя и за всех халдеев, которых постигла та же участь. Валтасар вскричал вне себя:

— Значит, это они так изувечили тебя?

— Да, мой царь, — ответил сиппарец, почти касаясь земли окровавленным лбом, — дозволь отомстить им. Прими в свое войско меня и четверых моих товарищей.

Те тоже стали просить и тоже склонились до земли.

— Возьми нас в свое войско, царь наш, поверь мы сослужим тебе добрую службу, ты убедишься в нашей отваге. Кто видел смерть, тому не страшно встретиться с нею снова. Поручи нам самое опасное дело, чтобы мы смогли доказать тебе нашу преданность и бесстрашие.

Слушая это, Наби-Иллабрат взглядом пытался предостеречь царя, но тот смотрел лишь на пленников и придумывал для них задание.

Наконец он проговорил:

— Нынешней ночью отправитесь в лагерь персов и до рассвета дадите мне знать, что замышляет неприятель. Если злоупотребите моим доверием, доверием царя царей, сына богов, то велю схватить вас и отрубить вам головы.

— О, царь наш, единственный владыка мира, как может халдей изменить своему властелину?

— Разумеется, не может, — успокоился Валтасар и тотчас распорядился снарядить их в путь к вражескому стану.

Тут Наби-Иллабрат не выдержал:

— Опасно, государь, посылать на такое дело случайных людей. Они могут предать тебя так же, как предали Кира.

— Но они говорят на чистом халдейском наречии.

— Это еще ничего не значит.

— Зачем подвергать опасности своих воинов, когда можно послать этих пленников? Ты же знаешь, у меня на счету каждый воин.

— Лучше пожертвовать пятью воинами, чем обречь на гибель все двадцать тысяч, ваше величество. Валтасар вспыхнул.

— Ты, кажется, забываешь, с кем говоришь! — обрушился он на своего полководца, хватаясь за меч и скрежеща зубами.

По-солдатски прямой, Наби-Иллабрат не обладал обхождением Набусардара, умевшего найти подход к царю, поэтому он лишь скрестил на груди руки и низко склонил голову в знак почтения и преданности.

— То-то же, — примирительно проворчал Валтасар и снял руку с эфеса. — Впрочем, совет твой не плох. Ты старый солдат, тебя вокруг пальца не обведешь. Что, если они и впрямь нас выдадут? Ты мудр, скажи, как бы ты поступил на моем месте?

— Я послал бы наших воинов.

— Но эти знают дорогу к лагерю Кира. Мне на руку, если они быстро, попусту не плутая, доберутся до персидского лагеря. Они должны вернуться до рассвета.

— Пошли пятерых воинов и дай им в проводники двух пленников. Пятеро всегда управятся с двумя. А трех других оставь заложниками.

— Это дельно, — обрадовался царь, — так будет вернее.

Вскоре из лагеря на отменных скакунах отбыли семь вооруженных всадников, среди которых находился и сиппарец с обезображенным лицом.

На остальных пленников надели оковы, которые скобами прибили к деревьям.

Пока войско отдыхало после длительного марша, Валтасар совещался с Наби-Иллабратом. Словно осознав важность момента, царь наконец внял здравым суждениям своего полководца. В тот вечер они о многом договорились. Но несмотря на возражения Наби-Иллабрата, Валтасар все же не отказался от намерения лично возглавлять передовой отряд.

Перед сном Валтасар вздумал провести учение, но после того как несколько солдат свалилось от усталости, он отпустил воинов и сам отправился отдохнуть. Почти всю ночь царь не сомкнул глаз, глядя на звезды в отдушине шатра.

Забрезжил рассвет, откуда-то издалека пробились первые лучи солнца, густая мгла летней ночи медленно отступала перед ними. Близилось утро, но лазутчики не возвращались. Валтасаром овладело беспокойство. Он упрекнул было себя за то, что не послушался Наби-Иллабрата, но потом махнул рукой, отгоняя черные думы. Видно, не выдержали долгой дороги или погибли от персидских стрел — худшее, что могло с ними случиться. Надо подождать еще час, а затем трубить сигнал к наступлению.

И царь повалился на ложе, окруженное многочисленной стражей. Сперва он бодрствовал, но вот наконец смежил веки — телохранители словно растаяли, и Валтасар погрузился в сон, дыша прохладным воздухом севера.

Ему приснилось, как к его ложу подкрался жрец. Пристально глядя на царя, он спросил, знает ли Валтасар человека с изуродованным лицом, которого послал во вражеский стан.

— Я никогда его не видел, — пробормотал Валтасар, заставив телохранителей обернуться.

Жрец стоял перед ним как воплощение ужаса. Лоб Валтасара покрылся испариной. Капельки пота поблескивали в пламени факелов, будто мерцающие звезды.

— Так знай же, царь Вавилона, что это был персидский шпион, он сам обезобразил себе лицо, чтобы провести тебя.

Валтасар заметался и глухо застонал; пошарив вокруг рукой, он сел.

Растерянно озираясь, спросил:

— Я спал?

— Спал, царь царей, — ответил главный телохранитель.

Тогда он закричал:

— Разве не известно вам, что сейчас не время спать?

И, сбросив покрывало, Процедил сквозь зубы:

— Еще не вернулись? Ступайте поглядите. Я видел дурной сон.

Двое телохранителей удалились, чтобы оглядеть окрестности.

Едва они вышли за шатер, как увидели на склоне холма, под прикрытием которого стоял царский шатер, с трудом ползущего на животе человека. Телохранители вскинули было луки, но человек в изнеможении зарылся лицом в жухлую траву и остался недвижим. Видимо, силы его были на исходе. Солдаты подбежали к нему. Несчастный не мог шевельнуть языком. Тогда они внесли его в шатер и влили в рот несколько капель гаомы, которая ненадолго привела его в чувство. С трудом выговорив одно-единственное слово: «Персы!» — неизвестный испустил дух.