Вавилон - Фигули Маргита. Страница 131

— Господин, — рыдала женщина, с мольбою воздев руки, так как халдейки стали плевать в неё.

— Перестаньте! — повелительным тоном произнесла Нанаи и подняла руку к шлему.

Не поднимаясь с колен, персиянка вскинула голову.

— Благодарю тебя, господин.

— Не смейте ее трогать! — добавила Нанаи и повернула коня.

Только теперь заметила она служителя бога Эа. Облаченный в долгополую белую ризу, стоял он возле столба, на котором были высечены своды законов. Проскакав мимо него, Нанаи стала пробираться к мосту через Евфрат.

Улицы бурлили, Вавилон напоминал развороченный муравейник.

Маршировали солдаты, у внешних и внутренних ворот сменялась стража, тянулись повозки, груженные военным снаряжением, раскидывались станом войсковые части; сновали женщины, дети, старики. От городских стен, где жили и умирали в грязи поколения неимущих, голодными глазами взирая на дворцы вельмож, толпами валили нищие. Голытьба хлынула с окраин к центру города, покидая лачуги из глины и тростника, которые прыщами на теле аристократа уродливо и робко лепились возле роскошных палат богачей. Хотя Набусардар позаботился и об этих подданных великой Вавилонии, выделив для них убежища, однако множество бедняков запрудило улицы, сея панику и мешая марширующим солдатам.

В конце концов. советники царя подали мысль установить в разных концах города десять глиняных досок с призывом к спокойствию и благоразумию. Люди ринулись к доскам. Каждому хотелось знать, что там написано. Каждому хотелось видеть их собственными глазами. Шум, гам, перебранка от этого только усилились.

Тогда власти прибегли к другому средству — разослали царских глашатаев умиротворять народ. Те подняли на ноги весь город, население покинуло дома, чем не преминули воспользоваться грабители — они убивали слуг и дворцовых невольников и уносили в свои притоны несметные богатства. Похозяйничала во дворцах и городская голытьба.

Возвращавшаяся из дома командования Нанаи стала свидетельницей смятения в городе. Пугая гнедого жеребца, толпа несла ее от улицы к улице, бурливших, как река в половодье. Конь шарахался и фыркал, подгоняемый криками, плачем, причитаниями. Отчаявшись пробиться к мосту, Нанаи отдалась на волю людского потока, который вынес ее на просторную Базарную площадь.

Там, посреди базальтовых столбов, перед рабами, торговцами, носильщиками, ремесленниками, богатыми горожанами и вельможами витийствовал царский глашатай.

Нанаи остановилась, чтобы переждать, пока схлынет толпа.

До слуха ее донеслось:

— Персы — не первые, кто замышляет покорить весь мир и властвовать даже над Вавилоном. История знает великих и могущественных властелинов, мощь и слава которых разбились о стены нашего Священного Города. Так случилось с правителями Мидии, Элама, Египта и Ассирии. Боги покарали их, сокрушив их империи. В отместку за то, что они дерзнули посягнуть на Бабилу, Ворота Неба, через которые боги нисходят с небес на землю, вседержители разрушили Тебы, Сузы, Ниневию и Сарды. Надменный Ашшурбанипал, царь ассирийский, покорил почти весь Старый Свет. Завладел Эламом, Армянским царством, Палестиной, Египтом и уже зарился на Вавилон. Спасаясь от него, эфиопский царь, могучий Тиргак, покинул родину и укрылся в Верхнем Египте. Фараона Нехо Ашшурбанипал насильственно увез в Ниневию. Гордому тирскому царю Балу пришлось мириться с ним. Арвадский царь Якинлу заискивал перед Ашшурбанипалом. Иудейский властелин Манезес, как и прочие палестинские владыки, был вынужден уступить ему свои корабли и армию. Киликийский царь из страха перед Ашшурбанипалом добровольно стал его данником. Правители всех государств, чтобы снискать расположение непобедимого царя, слали царевен для гарема в Ассуре. Весь мир лежал у его ног, ни один властелин не мог мечтать о большем. В честь своих побед хвастливый Ашшурбанипал устроил триумфальное шествие. В свою роскошную колесницу он впряг трех пленных эламских царей — Тамарита, Пою и Хумбахалдаша — а также аравийского царя Ваити. Богоравный, правил он своей империей до тех пор, пока не замыслил покорить Вавилон. Ашшурбанипал пошел на него войной, но у стен нашего города пошатнулась его мощь. Вавилон — не Тебы! Завоеватель пал, а Бабилу, Город Богов, и поныне стоит во всей своей красоте и силе. Та же участь постигнет и надменного варвара Кира, задумавшего поставить нас на колени.

Оглушительный рев восторга прокатился по площади, Толпа шумела, сотрясая воздух, словно буря — деревья. Царский глашатай поднял руку, на его запястье полыхнул браслет из рубиновых карбункулов. Но призывный жест не возымел действия. Площадь снова огласили ликующие клики.

«Неужто и вельможи согласны с царским златоустом и воздают ему хвалу? — подумала Нанаи. — Ведь это неправда, будто Ашшурбанипал потерпел поражение у стен Вавилона! Простой человек этого может не знать, но вельможи — люди образованные, им-то известно, какая трагедия разыгралась в Вавилонии сто лет назад».

Тогда Вавилоном правил Шаосдухин. Его отец Ашшур Асаргаддон недолюбливал сына и наследником назначил Ашшурбанипала, внука; Шаосдухину пришлось довольствоваться северной частью теперешней Вавилонии. Но он не мог примириться с положением вассального владыки, укрепил Вавилон и вступил в союз с Эламом — который был в ту пору могучей военной державой, — с Псаметихом Египетским, Гигесом Лидийским, с царями Сирии, Палестины и Аравии. Он готовил мятеж, полагая, что империя Ашшурбанипала некрепка. Но Ашшурбанипал опередил его. Напав на Элам, он двинулся к Вавилону, которым овладел после двухлетней осады, когда обезумевшие от голода защитники начали поедать собственных детей. Шаосдухин вместе со всей семьей бросился в огонь и тем закончил свое существование. Ашшурбанипал с триумфом вступил в Вавилон и стал править им.

Для чего же царские глашатаи искажают правду? Какая в том нужда? И кто дал им на это право? Знают ли об этом сановники? Царь, Набусардар? К чему обманывать народ? Иль еще мало лжи в жизни? Или не было в славной истории халдеев великих людей, чьи имена в ненастные дни излучают ярчайший свет?»

Нанаи не понимала этого. Облик Вечного Города, столь не похожий на тот, каким он рисовался ей когда-то под ветвями олив, надрывал душу. Кажется, Устига был прав, называя Вавилон городом распутства. Сознание этого причиняло девушке такую боль, что она готова была скрипеть зубами, как это делал Набусардар.

Нанаи разглядывала стоявших рядом людей. Вероятно, в другое время они не поверили бы царскому глашатаю, но сейчас принимали за чистую монету каждое его слово, убеждавшее их в несокрушимости Бабилу. В эти трудные минуты им была отрадна даже ложь, лишь бы она поддерживала слабеющую веру в несокрушимость Вавилона, ведь Вавилон — город богов, а боги бессмертны. Бабилу! Город Городов! Столица мира! Его великолепие вызывает восхищение у ценителей красоты; самые выдающиеся полководцы восхищаются его стенами-крепостями.

Пылкие речи разожгли людей. Возбужденные толпы растекались по улицам. Одни звали глашатаев вести их в храм, другие двинулись к Муджалибе, третьи останавливались перед Набопаласаровыми башнями, словно перед всемогущими богами.

У ворот муджалибского дворца собрался народ, горя желанием видеть и слышать своего властелина. Глашатай отправился во дворец передать царю волю народа.

Нанаи задержалась в толпе. Ей тоже хотелось увидеть халдейского царя. Хоть разок увидеть своего владыку, в статном теле которого, да простит его Энлиль, дремал слабый и безвольный дух. Затаив дыхание, она смотрела на террасы дворца.

Но Валтасар не появлялся. Вместо него перед глазами людей маячила, уходя в самое небо, сверкающая крыша над пиршественным залом — ападаной; вместо его голоса до слуха доносился шум евфратской волны.

Отчаявшийся царь тем временем предавался скорбным размышлениям о том, что произошло с ним под Холмами. Он был в полной растерянности. Мысль, что он самолично послал на смерть двадцать тысяч лучших воинов, терзала его. Совесть не давала ему покоя.