Вавилон - Фигули Маргита. Страница 69

— Халдеи! — вскричал Набусардар. — Вы убиваете друг друга, хотя ваш долг обратить мечи против главного врага нашей державы, против Эсагилы.

Назови он главным врагом державы персов, египтян, лидийцев, греков, римлян, никто, пожалуй, даже не услышал бы его. Но имя Эсагилы обрушилось на них огненным дождем. Смешались и безоружные, и те, в чьих руках были мечи.

— Халдеи, — призывал Набусардар, — выслушайте меня еще раз. Не дожидаясь их согласия, он воспользовался заминкой и, стоя рядом с Валтасаром, заговорил:

— Не проливайте кровь напрасно, рассудите прежде, за кого, за что вы боритесь. Эсагила, нарушив закон, тайком пронесла сюда оружие. Обманом и хитростью она хотела добиться перевеса. Она хотела с помощью мечей добиться от вас одобрения своих позорных дел.

— В каких позорных делах вельможа Набусардар осмеливается обвинять Храмовый Город и его божьих служителей? — угрожающе двинулся к нему Исме-Адад.

— Терпение, святейший, — отвечал он. Среди жрецов поднялось беспокойство.

— Хотите ли знать правду, халдеи? — повторил Набусардар, боясь, что жрецы помешают ему высказаться.

— Хотим!

— Я, Набусардар, верховный военачальник армии его величества царя Валтасара, владыки Халдейской державы и нашего повелителя, клянусь памятью моих предков и своей честью, что из моих уст не выйдет ни одного лживого слова. И теперь перед лицом всего совета я обвиняю жрецов Эсагилы в действиях, идущих во вред нашей стране. Возможно многие из вас не знают, что Сан-Урри похитил в доме командования план Мидийской стены и скрылся с ним. Пока не удалось напасть на его след. Мы не смеем скрывать от вас истину, и потому наш долг напомнить вам, что царь Кир кует враждебные замыслы против Халдейской державы. Три мощные армии уже стоят на левом берегу Тигра и готовы пересечь наши границы. Верховный военачальник армии его величества царя Валтасара убежден, что персам не удастся вторгнуться в нашу страну ни с юга, ни со стороны Тигра. Опасность грозит Вавилону только с севера, как это предвидел уже великий Навуходоносор. Отныне Мидийская стена не является неприступной твердыней, мы не можем надеяться на нее. Сан-Урри украл план Мидийской стены по приказу Эсагилы, которая собирается передать его персам.

Это сообщение настолько потрясло всех, что они не сразу пришли в себя. Больше всех был ошеломлен сам царь, слышавший об этом впервые. Не меньшее изумление отразилось и на лице верховного жреца, который твердо полагал, что похищенный план Мидийской стены и договор с персами является священной тайной Эсагилы. Но у него уже не было времени строить догадки, каким образом Набусардар узнал об этом. Надо было срочно оправдаться перед советом и царем и опровергнуть обвинения Набусардара.

Не сомневаясь в успехе, он заговорил:

— Халдейские вельможи, обвинение, предъявленное нам Набусардаром, конечно, было бы тяжким и вы были бы вправе негодовать, если я не объясню вам суть дела. Эсагила до сих пор не признала власть наследного царевича Валтасара, который захватил престол, воспользовавшись старинной традицией, а именно, коснувшись рук великого Мардука во время новогодних празднеств, когда его величество царь Набонид не принимал участия в торжествах из-за великого открытия на раскопках вдали от Вавилона. Эсагила не смеет признать законной власть, захваченную таким образом.

Кровь бросилась в лицо Валтасару, он не мог произнести ни звука.

Вместо него отозвался верховный судья Вавилона, которого возмутило произвольное толкование законов жрецами:

— Мардук сам прикосновением руки избрал его величество Валтасара царем Халдейской державы. Или Эсагила отрицает божественную власть Мардука, вопреки своему учению о том, что небо, земля и всякая власть человеческая проистекают из его воли?

У верховного жреца на лбу вздулись вены. Намек судьи Вавилона на несоответствие между словами и делами жрецов задел его за живое.

И все же Исме-Адад попытался спасти положение: — Да, всякая власть проистекает от Мардука, но у Эсагилы свои доводы, по которым она не признает власть царевича Валтасара.

У Валтасара дрогнули губы, глаза налились кровью, от волнения он не находил слов.

Судья возразил:

— Значит, Эсагила противится воле Мардука, а сопротивление воле Мардука карается смертью.

— Верховному судье Вавилона, знатоку законов, не мешает знать, что жрецы, как служители богов, подлежат не суду мирскому и не суду Храмового Города, а только суду божьему. — осадил его Исме-Адад.

Судья ответил на это презрительной усмешкой.

Верховный жрец продолжал:

— Итак, Эсагила не обязана признавать власть Валтасара и не признает ее. Она не признает и его армию и единственной армией державы считает войско Храмового Города, которому принадлежат все военные планы, в том числе и план Мидийской стены. Таким образом, нет ничего противозаконного в том, что Эсагила завладела военным документом, хранившимся в доме командования.

— Однако Эсагила не имеет права предпринимать никаких действий без ведома совета, а потому и объяснения Эсагилы противоречат законам, — отрезал Набусардар и посмотрел на царя, продолжавшего хранить молчание.

— Впрочем, — самоуверенно продолжал Исме-Адад, — исходя из того, что Эсагила не признает царевича Валтасара правителем, Эсагила не признает ни Верховного военачальника его армии, ни его советников.

Это заявление вызвало рев негодования, и Набусардару не пришлось больше никого убеждать в предательстве Эсагилы. Всех, как пламя, охватило возмущение подлостью жрецов, среди которых суетился и дрожащий старец Набонид. Почуяв перемену в настроении зала, жрецы поспешили спасти Набонида, который был им нужен для будущих попыток захвата власти. Часть жрецов с мечами в руках заняла оборонительную позицию. К ним примкнули их единомышленники, теперь уже совсем малочисленные.

Пока в зале лилась кровь, сановник по делам справедливости, прикрыв лицо париком, из малодушия не покидал своего места за столом. Всем было не до него, и только Набусардар вскользь обратил на него внимание.

Когда жрецов и их приверженцев вытеснили из тронного зала, взору открылась неприглядная картина. Кресла перевернуты, дорогая обивка забрызгана кровью. С выходных дверей, открывающих подземный ход в Эсагилу, во время рукопашной схватки был сорван занавес. Из-под занавеса торчали чьи-то ноги. Когда его убрали, то увидели лежащего в луже крови сановника по хозяйству. На груди у него блестели наследственные награды, заливаемые теплой кровью,

Набусардар склонился над ним и окликнул:

— Светлейший!

Сановник приоткрыл глаза и беззвучно шевельнул губами.

— Он хочет что-то сказать, — произнес царь, стоявший с мечом в руках в окружении оставшихся верными советников.

Раненый приподнял руку, подзывая Набусардара. И тот склонился к нему еще ниже. Сановник зашептал ему почти в самое ухо:

— Береги Халдейское царство, Набусардар. Лучше погибнуть, чем утратить свободу. Скажи это всем халдеям. Скажи, что это завещают им мертвые.

Губы его замерли. Глаза закатились, и взор потух. Жизнь ушла из него. Он отправился в обитель вечного покоя, вслед за своими предками, чьи награды носил на груди. К этим наградам прибавилась и его собственная: ярко-красное пятно, из которого сочилась струйка крови.

Набусардар тронул его за плечо:

— Светлейший!

Но тот был мертв.

В зале лежало еще восемь трупов, среди них — писца первого советника и двоих жрецов.

Царские солдаты унесли трупы, и заседание продолжалось уже без жрецов Эсагилы и перешедших на ее сторону.

Набусардар произнес еще одну пламенную речь. Однако тайное соглашение Эсагилы с экбатанскими жрецами о сдаче Вавилона персам без сопротивления, если Кир возьмет под свою охрану их жизнь и имущество, Набусардар на время оставил в секрете. Он только сообщил, что по халдейской земле рыщут, словно шакалы, персидские лазутчики. И в доказательство этого прибавил, что ему удалось арестовать одного из них, князя Устигу.