Первородство - Мартынов Леонид Николаевич. Страница 11

А потом в Лукоморье зовите на флейте! —

Флейту прятал в карман.

Почему ж до сих пор я

Не уехал с экспрессом туда, в Лукоморье?

Ведь давным бы давно уж добрался до гор я.

Уж давно на широкий бы вышел простор я.

Объясните знакомым, шепните соседу,

Успокойте, утешьте — я скоро уеду!

Я уеду, и гнев стариков прекратится.

Злая мать на ребенка не станет сердиться,

Смолкнут толки соседей, забулькает ванна,

Распрямятся со звоном пружины дивана.

137

Но сознайтесь!

Недаром я звал вас, недаром!

Пробил час — по проспектам, садам и бульварам

Все пошли вы за мною, пошли вы за мною.

За моею спиною, за моею спиною.

Все вы тут! Все вы тут! Даже старец крылатый,

И бездельник в пижаме своей полосатой,

И невинные дети, и женщина эта —

Злая спорщица с нами, и клоп из дивана...

О холодная ясность в чертоге рассвета,

Мерный грохот валов — голоса океана.

Так случилось —

Мы вместе!

Ничуть не колдуя,

В силу разных причин за собой вас веду я.

Успокойтесь, утешьтесь!

Не надо тревоги!

Я веду вас по ясной широкой дороге.

Убедитесь: не к бездне ведет вас прохожий.

Скороходу подобный, на вас непохожий, —

Тот прохожий, который стеснялся в прихожей,

Тот приезжий, что пахнет коричневой кожей,

Неуклюжий, но дюжий в тужурке медвежьей.

...Реки, рощи, равнины, печаль побережий.

Разглядели? В тумане алеют предгорья.

Где-то там, за горами, волнуется море.

Горы, море... Но где же оно, Лукоморье?

Где оно, Лукоморье, твое Лукоморье?

138

ЧИСТОЕ НЕБО

Не ювелирные изделия.

Не кости для пустой игры,

Не кружевные рукоделия

И не узорные ковры,

Не шелка облако душистое,

Не цирк и даже не кино, —

Я покажу вам небо чистое.

Не видывали давно?

Быть может, книгу перелистывая,

Вы скажете:

— Какое мглистое,

Какое смутное оно! —

Бывает так...

Но все равно

Я покажу вам

Небо чистое.

1947

139

♦

О лес!

Он был густ.

Ловил ты птиц в сетку.

Ветвей любил хруст.

И ты нашел куст!

И, выбравши ветку.

Не вырезал хлыст

И сделал не клетку,

А, внемля рассудку.

Ты выдолбил дудку.

Вот лист.

Он был чист.

Тут все было пусто.

Он станет холмист.

Скалист и ветвист

От грубого чувства.

И это — искусство!

Мое это право!

Я строю свою

Державу,

Где заново все создаю!

140

ЦАРЬ ПРИРОДЫ

И вдруг мне вспомнилось:

Я — царь!

Об этом забывал я годы...

Но как же быть?

Любой букварь

Свидетельствовал это встарь,

Что человек есть царь природы!

Одевши ткани и меха,

На улицу я молча вышел.

Прислушиваюсь.

Ночь тиха.

Себе я гимнов не услышал.

Но посмотрел тогда я ввысь,

Уверенности не теряя,

И вижу:

Звезды вдруг зажглись,

Как будто путь мне озаряя

И благосклонно повторяя:

■— Ты — царь природы! Убедись!

Что ж, хорошо!

Не торопясь,

Как будто просто так я, некто,

Не царь и даже и не князь,

141

Дошел я молча до проспекта.

Как убедиться мне скорей,

Высок удел мой иль плачевен?

При свете фар и фонарей

Толпу подобных мне царей.

Цариц, царевичей, царевен

Я наблюдал. Со всех сторон

Шли властелины без корон.

Я знал, что в этот поздний час

Царь воздуха, забыв про нас.

Витал меж туч. Владыка касс

Свои расчеты вел сейчас.

Царь лыж блуждал по снежным тропам,

Царь звезд владычил телескопом.

А царь бацилл над микроскопом

Склонился, щуря мудрый глаз.

Я наблюдал. Издалека

Заметил я: царь-оборванец.

Великий князь запойных пьяниц

Ничком лежит у кабака.

А тоже царь. Не самозванец.

А вот я вижу пешехода.

Одетого вдвойне пестрей

Всех этих остальных царей

И при короне. Брадобрей

Ему корону на полгода

Завил, как то диктует мода.

Эй, вы! Подвластна вам природа?

Ну, отвечайте поскорей!

142

Вам сотворили чудеса

В искусствах, равно как в науке,

Вам покорили небеса.

Вам атом передали в руки.

Цари вы или не цари,

А существа иной породы?

Быть может, врали буквари,

Что человек есть царь природы

Во множестве своем один?

Эй ты, природы господин!

Скажи мне: царь ты или князь?

Дерзаешь ты природой править?

А он в ответ: «Прошу оставить

Меня в покое!» И, боясь,

Что, может быть, его ударю.

Что кулаки я, вздрогнув, сжал,

Он, недостойно государя,

По-мышьи пискнув, отбежал.

О царь! Прошу тебя: цари!

Вынь из ушей скорее вату!

К тебе, возлюбленному брату,

Я обращаюсь — посмотри!

Разбужен оттепелью ранней,

Услышишь завтра даже ты:

Она трубит из темноты

Со снежных крыш высоких зданий

В свой серебристый звонкий рог,

Сама Весна! Ясак, оброк —

Как звать не знаю эту дань —

И ты берешь с природы. Встань!

Ведь это же твоя земля!

Твои обрубки — тополя

143

Стоят, сучками шевеля.

Тебя о милости моля!

Прислушайся к хвале ручьев.

Прими посольство соловьев

И через задние дворы

Иди, о царь своей свободы.

Принять высокие дары

От верноподданной природы!

144

♦

Ночь.

Где-то там, на страшной вышине.

Спят кратеры и цирки на луне.

А на земле, конечно, тоже спят.

Да, многие разделись и легли.

Объяты негой с головы до пят.

Но на обратной стороне земли,

Где ровно в полночь полдень на часах.

Под раскаленным солнцем в небесах,

Бушует день в жарище и в пыли.

И стоит передвинуть рычажок.

Чтоб ветер нескончаемого дня

Из сумрака нахлынул и ожег

Меня!

И безвозвратно истекла

Секунда-ночь, пахуча и тепла.

Как пепел дня, сгоревшего дотла.

Да! Спят, конечно, мертвые тела.

Да в гулких урнах жирная зола.

Да где-то на огромной вышине

Спят кратеры и цирки на луне,

А все земные кратеры кипят!

Л Мартынов

♦

Тень

Телевизорной

Антенны,

Похожая на букву «Т»,

Легла на мраморные стены,

Напоминая о кресте.

Но

Не о том

Кресте соборном

У Бауманского метро,

А — древнем, трехконечном, черном,

Как в шкуру вросшее тавро.

Известно

Из литературы,

Да и понятно без нее,

Что могут

Древние фигуры

Менять значение свое.

И дни придут,

И кто-то снова,

Увидев вещь, как буква «Т»,

Но назначения иного,

Припомнит уж не о кресте,

146

Но

О другом изобретенья

Давным-давно минувших дней,

О телевизорной

Антенне

И всем, что делалось под ней!

147

СНЕГ

Снег,

Весь истыканный лучами.

Нахохлился и в землю врос,

Но все ж студеными ночами

Кой-что дарит ему мороз.

Почти тепло,

Но только исе же

Взгляни:

В тени.

Когда идешь.

Поверженная стужа,

Лежа,

Еще в руке сжимает нож.

Там в тишине

Лежит

У ног,

А в пятерне

Дрожит клинок.

Как полумертвыми врагами

В такие дни, среди весны

Мы полумертвыми снегами

Окружены.

148

Они

В тени

Лежат

У ног,

Но ты взгляни:

Зажат

Клинок!

ЛЬВЯТА

Сад

Нас встречал

Все теми же дубами.

Но пыльными древесными губами

Дубы сказали:

«Не припоминаем!

Ты нам чужая!»

Будто угрожая,

Они шумели: «Мы тебя не знаем!»

И показалось:

Все уже забыто.

Но в это время, будто вспомнив что-то,

Лениво встал,

Изваян из гранита,