О головах - Ветемаа Энн. Страница 49

БЕРТА (удивленно). Папа?!

АБРАХАМ (спохватился. Смущенно.). Прошу прощения! Я как раз готовлю свою речь перед правительством. До чего же мерзкое занятие — произносить речи. Нас с Бертой прикладная сторона дела не интересует. Мы с ней считаем, что смерть — один из прекраснейших даров природы, который не следует отбирать у человека… но есть другие мнения. Каждый человек — сам хозяин своей головы, пусть поступает, как хочет.

ЮНОША (уверенно). Человечество решительно говорит «нет!» Наша молодежная секция за последние годы увеличилась на несколько человек.

АБРАХАМ. Все это очень мило. И тем не менее лояльность к моим работам возрастает. Лет пятнадцать-двадцать назад было куда хуже. Помнишь, мама, мы были вынуждены остужать трупы двадцать четыре часа, прежде чем…

БЕРТА. Как же не помнить. (Растроганно.) Мне приходилось приносить папаше материал буквально под юбкой. Как-то в автобусе упала на пол совсем еще теплая рука, и даже пальцы шевелились. Боже, ну и скандал тогда вышел!

АБРАХАМ. Но мама прекрасно справлялась. Нежная, самоотверженная женщина. Современным девушкам есть чему у нее поучиться…

ДЕВУШКА. Нежная…

БЕРТА (смущенно). Полно тебе, Абрахам…

АБРАХАМ. Все же времена изменились. Только крайне религиозные круги еще оказывают сопротивление.

ЮНОША. Это намек?

АБРАХАМ (дружески). Не знаю… А вы верующие?

ДЕВУШКА (с пионерским энтузиазмом). Мы в существование бога не верим.

АБРАХАМ. Жаль. И я не верю. Верующие очень занятные люди. Верить в недоказуемое — это требует сильного характера. (Из клетки, что висит над головой Абрахама, доносится совиное «ух-хуу».)

ДЕВУШКА. А это кто?

ЮНОША (подходит поближе). Смахивает на обыкновенного петуха…

АБРАХАМ. Не такой уж он обыкновенный. Мы кроссинговером сделали ему семь голосовых связок. Некоторые он, видно, унаследовал от предков…

БЕРТА. Он у нас — птица полифоничная. (Петух кукует кукушкой.)

АБРАХАМ (грустно). Бедная одинокая птичка! Никак не можем ему сконструировать курочку. Уже пять лет он ждет свою Еву.

БЕРТА. Мы очень любим его. Бывало, тихий вечер… Сумерки… И тут он кричит голосом своего далекого предка, словно зовет кого-то, но тот все не идет… А сверху ему вторит Бонифаций. Тишина… Отзвуки… Какие-то чеховские вечера…

ДЕВУШКА. И вам не жаль бедной птицы?

АБРАХАМ (несчастным тоном.) Конечно, жаль. Но с самками эти кроссинги никак не выходят, гены, которые определяют пол… (В комнату входит девушка лет 20. Одета по-богемному небрежно. МАРИЯ — так зовут девушку — не обращает на родителей никакого внимания. Она проходит босиком, с развевающимися полами халата через комнату, что-то ищет. В волосах у нее может быть цветок. Она заглядывает в манифест, который Юноша держит в руках, усмехается.)

МАРИЯ. Такой взрослый мальчик! И протестует! Не протестовать надо, а заниматься любовью…

ЮНОША. Как это?

МАРИЯ. Да как угодно. (Оглядывает Девушку.) Вам видней. И чего вы этот пень уламываете? Пустое дело. (Замечает на ногах у отца свои мокасины. Не долго думая, стаскивает их с ног отца и надевает себе на ноги.) Опять Абрахам мои напялил!

БЕРТА. Мария! При гостях! (Мария пожимает плечами, уходит.) Наш папа очень рассеянный.

ДЕВУШКА (Юноше, тихо). У этой, видать, тоже какой-нибудь кроссинг…

БЕРТА. Это наша дочь. Она проповедует возврат к природе и свободную любовь. Еще она любит ломать лабораторное оборудование.

АБРАХАМ (жалобно). Причем самое дорогостоящее. Как только мы забудем запереть дверь…

БЕРТА. В каком-то отношении она ваш единомышленник.

АБРАХАМ. Только гораздо более опасный. Так на чем мы остановились?

ЮНОША. На том, что человечество перестанет мучить людей и животных, что оно прекратит эти мерзкие опыты.

АБРАХАМ. По-моему, с этого мы начали… (Неловкая пауза.) Но боюсь, что это не удастся запретить. У человека есть одно удивительное и опасное свойство: желание стать умнее. У других представителей животного мира такой страсти нет. Точь-в-точь как у нашей Марии… Их мозг побуждает их к более разумным действиям: еде, размножению, небольшим развлечениям. (Указывает на манифест.) Да и то больше для того, чтобы поточить коготки.

БЕРТА. Он не хочет вас оскорбить. (Абрахаму.) Я пойду взгляну на этого нового трехглавого. (Уходит.)

АБРАХАМ (машинально). Да, прошу прощения. Этот старый Уоллес выразил мудрую мысль: знания — это аномалия мозга, нечто вроде раковой опухоли. И это сущая правда — ничего не поделаешь. (Спокойно.) Возможно, именно мозг и погубит человечество.

ЮНОША. Вы не видите выхода, а мы видим.

АБРАХАМ. Выход, разумеется, существует.

ЮНОША. Какой же?

АБРАХАМ. Тот самый, чем лечат обыкновенный рак.

ДЕВУШКА. Я не понимаю…

АБРАХАМ. Радиоактивное облучение.

ДЕВУШКА (потрясенно). Облучение мозга?

АБРАХАМ. Вот именно, вы сообразительная девушка. Кто знает, может, человечество подсознательно это уже давно делает. Если рассматривать политику и увеличение радиоактивности в природе… Нужно давать такую дозу облучения, чтобы каждое последующее поколение рождалось чуть глупее. Тогда нам не грозило бы светопреставление. Вероятно, к этому все и идет.

ЮНОША. Мы против любого облучения!

ДЕВУШКА. «Нет» всяческим облучениям! В опасности разум наших детей — наше самое большое богатство!

АБРАХАМ. У вас уже и детишки? (Петухообразная птица издает какой-то несуразный звук, отличающийся от предыдущих.) Кроме облучения, есть, конечно, и другие методы. Нарушение природного равновесия химикалиями. Даже самым обычным загрязнением можно сделать многое. И человечество уже пробует это. Бессознательно, разумеется.

ЮНОША. Выходит, вы за загрязнение природы?

АБРАХАМ (чрезвычайно спокойно). Нет. Я ученый. Я просто размышляю о том, что делает человек.

ДЕВУШКА (словно декламируя). В наших костях откладывается ртуть и стронций. Мир утопает в отбросах, все больше рождается уродов. Скоро наш чудесный земной шар станет пустынным заплесневелым мячиком в зияющей бездонности космоса. Все вымрет.

АБРАХАМ. Не верю, что все… Даже в эпоху оледенения вымерла лишь большая часть видов.

ЮНОША. Вы ждете новой эпохи оледенения? Хотите снова захлебнуться в ядах и задохнуться в зловонии?

АБРАХАМ (рассуждая вслух). Оледенение принесло и пользу. Мы с вами многим обязаны ему — оно-то и помогло нас одолеть. От холода погибли деревья — пришлось слезть на землю и стать человеком…

ЮНОША. Ну и софистика! Так рассуждая, можно прийти черт знает к чему. (Стучат. На пороге слуга ФЕРДИНАНД.)

ФЕРДИНАНД. Некий молодой человек с венком требует, чтобы его впустили.

АБРАХАМ. Скажи ему, что сегодня не могу. А венок пусть оставит в прихожей.

ФЕРДИНАНД. Что-то мне его лицо знакомо… Он у нас и раньше бывал. Никак, к хозяйской дочке лип…

АБРАХАМ. Лип?

ФЕРДИНАНД. Ну, ухаживал…

АБРАХАМ. Пусть липнет и дальше… Скажи ему, что я беседую с занятными юными консерваторами, которые пришли ко мне в первый раз. (Фердинанд кланяется и уходит.)

ДЕВУШКА. Консерваторами? Мы же за прогресс, мы изо всех сил боремся за прогресс.

ЮНОША. Раньше вы подозревали в нас верующих, теперь обзываете беззастенчиво консерваторами!

АБРАХАМ (поспешно). Простите, я человек старого поколения, не знаю всех этих модных словечек. Как зовутся эти средневековые телячьи нежности?