Рейнеке-лис - фон Гёте Иоганн Вольфганг. Страница 27
Что оказал на этом же месте отец мой покойный
Вашему некогда [53]? Ваш тяжело заболел в это время,
Мой сохранил ему жизнь! А вы, государь, говорите,
Будто ни я, ни отец мой заслуг не имели пред вами!
С вашего соизволенья осмелюсь напомнить: отец мой
Был при вашем отце-государе в чести и в почете,
Как многоопытный медик: умел по урине больного
Определить и болезнь и лечение он, помогая природе.
Глаз ли болит, иль другой деликатнейший орган — отлично
Все исцелял он. Все рвотные средства он знал, а к тому же
Был и дантистом: шутя, он выдергивал зубы больные.
Не удивительно, если забыли вы это: в ту зиму
Три только года вам было. Слег ваш отец от какой-то
Внутренней боли— да так, что его уж носить приходилось.
Распорядился врачей он созвать отовсюду и даже
Римских светил медицинских, но все от него отказались.
Тут, наконец, он позвал моего старика, и отец мой
Определил, осмотрев государя, недуг тот опасный.
Очень расстроился он и сказал: «Государь мой, король мой!
Как бы охотно расстался я с собственной жизнью, когда бы
Мог этим вашу спасти! Но вашу урину в стакане
Мне посмотреть разрешите». Король указанье исполнил,
Жалуясь тут же отцу, что ему с каждым часом все хуже.
Изображалось на зеркале, как ваш отец, словно чудом,
Тут же и был исцелен. Старик мой решительно очень
Вашему так заявил: «Если быть вы хотите здоровым,
Съесть вам придется немедленно волчью печенку [54], но только
От роду волку должно быть не меньше семи. Не забудьте:
Жизнь драгоценная ваша в опасности — так не скупитесь!
В вашу мочу выделяется кровь, поскорее решайтесь!»
Волк, находившийся тут же, от этого не был в восторге.
Но соизволил отец ваш к нему обратиться: «Надеюсь,
В печени вашей вы мне не откажете, сударь, поскольку
Дело касается жизни моей». А волк отвечает:
«Мне и пяти не исполнилось, — печень моя бесполезна!»
«Вздор, болтовня! — возразил мой отец. — Это вам не помеха:
Сам я по печени все и увижу!» С места на кухню
Волк был отправлен, а печень вполне оказалась пригодной.
Тут же и съел ваш отец эту волчью печенку — и тотчас
Кончились все его боли, тяжелый недуг прекратился.
Щедро отец ваш отца моего наградил, и отныне
Должен был двор величать его доктором — и не иначе.
С правой руки королевской отец мой с тех пор находился,
И королем отличён был (я это доподлинно знаю)
Пряжкою он золотой и бархатным алым беретом,
С правом носить их пред всеми баронами, чтоб воздавали
Все ему высшие почести. С сыном его, к сожаленью,
Вовсе не так обращаются и об отцовских заслугах
Тоже не очень-то помнят. А вот плуты и хулиганы,
Что о своей лишь наживе пекутся, — возвышены ныне!
Но отдувается кто же за них? Беднота, как обычно!
Мудрость, законность—в отставке! Вельможами стали лакеи.
Стоит же выскочке власть получить и могущество, — лупит
Всех без разбора и думать не хочет, кем был он недавно.
Он об одном только помнит: на каждой игре наживаться!
Много вкруг подлинно знатных найдется подобного сброда.
Просьб и не слушают, если прошенье свое подношеньем
Не подкрепишь. А прикажут наведаться — значит: «Во-первых,
Нужно добавить, додать —во-вторых, а в-третьих — дополнить».
Все эти жадные волки себя обеспечивать любят
Лучшим кусочком, а чуть для спасения жизни монарха
Им пустяком поступиться предложат, — увиливать станут.
Ведь отказался же волк послужить королю и печенкой!
Что там печенка! Скажу откровенно: умри хоть бы двадцать
Этих волков, чтобы только подольше и в добром здоровье
Жил наш король обожаемый вместе с дражайшей супругой, —
Плакать не стану: червивое семя — паршивое племя!..
То, что в младенчестве вашем случилось, то вами забыто,
Я же так ясно все помню, как будто вчера это было.
Изображен этот случай на раме зеркальной, согласно
Воле отца. Сколько было там золота и самоцветов!
Где мое зеркало? Если б узнать, — мне и жизни не жалко!»
«Рейнеке, — молвил король, наконец, — ты достаточно много
Здесь разглагольствовал, — слушал я, слушал, и в общем — понятно.
Если и был твой отец столь заметной фигурой и столько
Пользы принес он двору, то ведь этому — давность большая.
Дел его сам я не помню, да ни от кого и не слышал.
Но ведь о ваших проделках, напротив, я слышу так часто.
Вечно вы в чем-то замешаны, вечно о вас разговоры.
Может быть, тут и поклепы и старые сплетни, однако
Рад бы хоть раз я услышать о вас и хорошее тоже…»
«Мой повелитель, — воскликнул тут Рейнеке, — но соизвольте
Мне разрешить объясниться, — я этим задет за живое!
Я ль вам не делал добра? Говорю не в укор вам, конечно, —
Боже меня упаси! Я же сам сознаю, что обязан
Делать для вас, разумеется, все, что я в силах. Надеюсь,
Вы не забыли того эпизода, как с волком однажды
Мы затравили свинью и, как она там ни визжала,
Все же загрызли ее. Тут вы подошли и печально
Нам сообщили, что следует ваша супруга за вами, —
Оба, мол, голодны вы и что, если б из нашей добычи
Выделить хоть бы толику и вам, это б вас поддержало.
Изегрим что-то там вроде «пожалуйста» в бороду буркнул,
Но до чего же невнятно! Я же сказал не колеблясь:
«Мой государь! И на сотню свиней вы имеете право.
Кто из нас должен делить?» И вы указали на волка.
Изегрим, очень девольный, делил, как обычно он делит,
То есть бессовестно: вам оторвал четвертиночку точно,
Вашей супруге — другую, сам ухватил половину,
Стал пожирать ее жадно, а мне уделить соизволил
Уши и рыло, а также пол-легкого. Все остальное
Он приберег для себя. Вы были тому очевидцем.
Мало он тут проявил благородства — вам это известно.
Долю свою вы изволили съесть, но я видел отлично —
Вы не насытились. Изегрим, видеть того не желая,
Сам продолжал себе чавкать, а вам не поднес ни кусочка.
Тут уж вы собственной лапой огрели его по затылку,
Шкуру содрали с башки, и он с окровавленной плешью,
С шишками бросился прочь, завывая от боли жестокой.
Вы ему крикнули вслед: «Возвратись! Научись хоть приличью!
Впредь ты со мной по-иному делись, а не то — пожалеешь!
Ну, а теперь убирайся, — еды раздобудь нам живее!»
«Мой государь, — я сказал, — если так, то я сбегаю с волком —
Кое-чего раздобуду!» Одобрили вы предложенье.
Изегрим плохо держался: кровоточил он все время,
Стонами мне надоел, я его подгонял, и мы вместе
Вскоре поймали теленка — ваше любимое блюдо.
Жирненьким был он, и вы, рассмеявшись, сказали мне много
Лестных, приветливых слов: со мною, по вашему мненью,
Двор не пропал бы. Теленка вы мне разделить поручили, —
Я же сказал: «Причитается вам, государь, половина,
А королеве — другая. Все, что внутри этой тушки:
Легкие, сердце и печень — принадлежит вашим детям.
Ножки возьму я себе, — любитель я ножек телячьих.
Самое вкусное — голову — я оставляю для волка».
Тут вы спросить соизволили: «Где, у кого ты учился
Чисто придворной манере добычу делить? Интересно!»
Я вам ответил: «Учитель мой — рядом: этот вот самый,
С плешью кровавой. Признаться, открыл он глаза мне сегодня.