Горянка - Гамзатов Расул Гамзатович. Страница 14
* * *
С ветвей утомившихся свесясь,
Пылают хурма и кизил.
Богатства созревшего месяц —
В права свои август вступил.
И, схожий с зеленой подушкой,
Забытой на старом ковре,
Стог сена с широкой макушкой
Сверкает росой на заре.
Птенцы повзрослели и круто
Взвиваются в небо, парят…
И вызов из пединститута
По почте пришел к Асият.
В надежде она и тревоге,
В сомненьях она и тоске,
У края Хунзахской дороги
Стоит с чемоданом в руке.
Никто ее не провожает,
Стоит у дороги одна.
И руку опять поднимает,
Завидев машину, она.
И вскоре, сжимая баранку,
Ей крикнул водитель: «Садись!
Пешком ты ходила, горянка,
И так уже целую жизнь!»
И скрылась с певучим сигналом,
Вздымая по ветру дымок,
Полуторка за перевалом —
Царица районных дорог.
И в сторону горской столицы
Отправились вслед Асият
Поля невысокой пшеницы,
Гривастый, как лев, водопад.
Сердечные песни Махмуда,
И отчего дома порог,
И гребень вершины, откуда
Срывается шумный поток.
Проклятье отца дорогого,
Кинжала его лезвие,
И матери горькое слово,
И тайные слезы ее.
Читатель, с судьбою не споря,
И мы, оглянувшись назад,
Последуем на берег моря
За нашей с тобой Асият.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Баюкает Каспий мятежный
В объятьях своих небосвод,
Где город Махача прибрежный,
На белый похож пароход.
Я помню, как в солнечных бликах
Сверкал он в преддверии дня,
Когда в остроклювых чарыках
Впервые увидел меня.
Безусый юнец, не без страха
На город глазел я в пути.
Большая, как туча, папаха
Весь лоб закрывала почти.
Окрашенный краской багряной,
С висячим железным замком,
В руке чемодан деревянный
Был с дедовским схож сундуком.
Пустой, но закрытый, он, видно,
Тому из дворов был под стать,
Овец на котором не видно,
Но пса продолжают держать.
Шла улица, как портупея,
Вдоль города наискосок.
И щепкой казался себе я,
В людской угодивший поток.
Хотелось вернуться мне в горы.
Они громоздились вдали,
Но ты удержал меня, город,
Мы вместе с тобою росли.
Влюбляться не раз еще буду
Во многие я города.
А спросят, встречая: «Откуда?»,
А спросят, прощаясь: «Куда?» —
Я гордо тогда — не иначе —
Вновь имя твое назову,
О доблестный город Махача,
Ушедший по плечи в листву!
Лишь на море гляну — и близкий
Встает предо мною моряк,
Что вынес на берег каспийский,
Огнем полыхающий флаг.
Ночные туманы, растаяв,
Росой покрывают причал.
О, если б Махач Даходаев
Из смертного плена восстал!
Он гордо расправил бы плечи,
Увидел бы город в цвету.
И сорок гортанных наречий
Его б окружили в порту.
Пред ним бы предстали впервые —
На нас, военком, мол, взгляни —
И вышки в строю нефтяные,
И лова ночного огни.
Он, помнящий грохот тачанок,
В час утренний встретил бы тут
С портфелями юных горянок,
Шагающих в свой институт.
Снега, на вершинах растаяв,
Несутся по склонам, звеня.
Хочу, чтобы горский Чапаев
На цоколе вздыбил коня.
Хочу, чтобы ночью и днем он
Привычно встречал поезда
И чаек проснувшихся гомон
Над ним не смолкал никогда.
Хочу, чтобы видел он зори,
Бульваров и улиц красу
И то, как в распахнутом море
Братается с Волгой Койсу.
По Цельсию тридцать четыре.
Колышется воздух. Жара.
Как будто бы в каждой квартире
Печь топит хозяйка с утра.
Стал мягок асфальт, как резина,
И, в полной дорожной красе,
Покрытая пылью машина
К почтамту свернула с шоссе.
Водитель в кабине горячей
Сказал, не скрывая тепла:
«Желаю, студентка, удачи!
Пока…» И машина ушла.
Ушла в направленье вокзала
Какой-то разыскивать склад.
И очень тоскливо вдруг стало
На сердце моей Асият.
Ей людная площадь казалась
Шумящим чужим островком.
Она постояла здесь малость
И двинулась дальше пешком.
Зеленый бульвар. На дорожке
Прохладные тени лежат,
И тоненьких веток ладошки
Тянулись к плечам Асият.
И тот, кто так памятен с детства
Приехавшей девушке с гор,
Ее поздравляя с приездом,
Навстречу он руку простер.
И на сердце не потому ли
Растаяла горечь, как снег,
Что встретился, словно в ауле,
Ей этот родной человек.
«Иди! Я надеюсь, что цели
Ты сможешь, горянка, достичь.
Не бойся ни бурь, ни метели», —
Безмолвно сказал ей Ильич.
Прошла еще несколько улиц.
Вот каменный красный фасад.
Заветные двери, волнуясь,
Открыла моя Асият.