Девчонки на луне (ЛП) - Макнэлли Дженет. Страница 54

– Просто воды, – сказала я. Отец кивнул, и официантка отправилась на кухню.

Я попробовала посмотреть на улицу, чтобы не пришлось смотреть на отца, но из-за сгущающихся сумерек в окне отчётливо были видны лишь наши собственные отражения. И всё же, за отражениями я смогла разглядеть женщину со светлыми косичками, в чёрном платье, которая несла две набитые одеждой наволочки для подушек. Из-за занятых рук она не могла открыть дверь в прачечную. К ней на помощь подоспел пожилой мужчина, выгуливавший маленькую коричневую собачку. И когда я настроилась понаблюдать за этой сценой, или за тем, что смогла бы увидеть, как отец решил начать беседу.

– С Луной всё в порядке?

– Всё хорошо, – я посмотрела на него, потом на солонку. – Она очень устала за день, а я нет.

Он провёл рукой вдоль края стола.

– Она ведь не знает, что ты здесь?

Я чувствовала, как он продолжал смотреть на меня, поэтому тоже подняла глаза. Да и к чему было обманывать.

– Нет. Она взбесилась, когда узнала, что я была у тебя тогда, – я улыбнулась. – Поэтому совершенно логично, что я опять пришла к тебе.

Он тоже улыбнулся и повернул голову в сторону прилавка. Официантка шла к нам с водой. На короткое мгновение его профиль напомнил мне ту крошечную фотографию с заднего оборота его пластинки, только крупнее.

– Если тебе важно моё мнение, то я рад, что ты пришла.

Мама ненавидела эту фразу – если тебе важно моё мнение. «То есть ты хочешь сказать, – говорила она мне, – что то, что ты думаешь, не так уж важно? Тогда просто не говори это!»

Наверное, она права, но я не хотела цепляться к нему. К тому же, мне это было важно. Важно, что он сказал мне, что он рад мне. Я достала из сумки журнал и положила его перед отцом.

– Ух-ты, – сказал он, взяв его в руки. – Давненько же я его не видел, – он развернул журнал обложкой к себе, скрыв её от меня на секунду, а потом снова положил журнал на стол. – Смотри-ка, какой красоткой была твоя мама, – он посмотрел на меня. – Ты очень похожа на неё.

– Я? – я машинально дотронулась до своего лица, как тогда Джессика в самолёте, потому что решила, что изменилась с тех времён. – По-моему, не я, а Луна.

Он кивнул.

– А, да, она тоже, но больше всего в Луне от мамы – это её голос.

Я подняла пакетик с сахаром и стала мять его между пальцев. Что я на самом деле хотела сделать, так это разорвать его и высыпать на стол, чтобы рисовать из крупинок узоры. Понятия не имею, почему.

– Мама говорит, что у Луны лучше.

Он немного поразмыслил над этим, склонив набок голову.

– Может, и так. Но иногда я думаю, что нет никого лучше, чем ваша мама, – он посмотрел в окно, в отражение, словно проверял, нормально ли у него лежат волосы. – Если бы она выпустила сейчас альбом, люди бы бросились его раскупать.

Я засмеялась, но мой смех был больше похож на насмешку. Насмешливый смешок.

– Она бы отказалась. Мама вообще почти не поёт.

– Даже представить себе этого не могу, – он улыбался, и я заметила на щеке ямочку, зеркально повторявшую мою. – А, может, я просто не могу в это поверить. Спорим, она поёт, когда никого нет рядом?

– У нас не такой большой дом.

Он пожал плечами, и я не знала, что он имел в виду: что не думает, что величина дома имеет значение, или что он просто не помнит, какой величины наш дом.

Вернулась официантка и поставила перед отцом яичницу с тостом, а передо мной – блины. От еды шёл пар, и я вдруг ощутила такой голод, что все мои силы разом иссякли. Я принялась есть.

Отец взял в руки вилку, но вновь заговорил.

– Знаешь, а ведь я услышал её голос раньше, чем увидел.

Я жевала. О, божественный блинчик!

– Серьёзно? – сказала я с набитым ртом.

– Она тогда пела в другой группе. «Кассиопея». Ты знала об этом?

Я помотала головой. Получается, что мама скрывала от нас не только «Shelter», но и другие группы. А, может, и целые созвездия групп, судя по названию.

– С Картером и Дэном. Только они втроём, – он взял кусочек тоста и положил на него кусочек яичницы. Но в рот не положил, а просто держал его в руке. – Я вошёл в бар в Баффало и услышал голос, чистый как вода. Он наполнял собой всё вокруг. Я хотел слушать его вечно, – он отвёл от меня взгляд, пока говорил, и, не знаю, почему, но я почувствовала, что мне не стоило сейчас смотреть на него. Его лицо казалось таким открытым, таким честным, и я тоже отвела взгляд, в сторону свечи, горящей уверенно и ярко. – И я всех спрашивал, знают ли они, кто это пел.

– И что они?

– Конечно, они знали. Она же выросла там. Я только поступил в местный колледж, из которого всё равно потом был отчислен. Я не знал, что делаю. Я играл в группе, но у нас не было перспектив. Но потом я увидел её. — Что-то поменялось в его лице на последних словах.

– Ты говорил с ней?

– Я подождал за стойкой бара, пока она отложит гитару, и когда она спустилась со сцены, предложил ей чего-нибудь выпить, – в его голосе была слышна улыбка, и я посмотрела на него. – Она сказала, что и так может выпить здесь бесплатно, но всё равно села со мной. Ради одного бокала, – он поднял вверх указательный палец. – Тем же вечером я начал упрашивать её – и только через месяц смог убедить – собрать со мной группу «Shelter», – он улыбнулся. – Она не хотела оставлять Картера и Дэна, так что фактически я напрашивался в их группу.

– И что случилось потом? – спросила я тихо.

Я не спрашивала его о том, что было после этого. Мне нужны были более важные вехи. Я хотела знать, что же случилось, когда всё закончилось.

– В смысле?

Я немного повысила голос.

– Между вами. Почему вы расстались?

Мой вопрос не удивил его, но он и не был готов сразу ответить на него. Он откусил от своего тоста с яйцом, прожевал и проглотил. Я ждала.

– Это не задачка по математике с одним единственным ответом, – он медленно выдохнул и немного смягчённым тоном добавил: – Но причин тому было много.

Мне вспомнилось то время, когда он звонил из Берлина или Эдинбурга с гастролей. По телефону его голос звучал жёстко и слабо одновременно. Пока он рассказывал про свои концерты или про еду, или про отель, в котором номера были такими маленькими, что ему приходится спать с гитарой в кровати. Я тогда представляла, как провода протягивались по дну океана, пролегали рядом с коралловыми рифами, бежали по песку. И когда его голос стихал, я думала, что это какая-то одинокая морская черепашка с берегов Ирландии жевала провода вместе с его словами. Такое ощущение, будто в нашем общении всегда были такие зажёвывания. Но лучше бы ему иметь причину поубедительней. Большую часть времени отец просто не знал, что сказать мне.

– Я и не собираюсь сводить всё к одной причине, но я всегда хотела спросить тебя... почему ты ушёл?

И в этот момент я смотрела на него, и он не стал отводить глаза.

– Я был слишком молод.

– Тебе было двадцать шесть.

Да-да, я всё посчитала, и этот возраст не виделся мне таким уж молодым.

– Точно.

– Мне исполнилось семнадцать три недели назад, и я бы не ушла.

Он посмотрел на потолок и затем снова на меня.

– Ты бы не ушла. Твоя мама не ушла бы. В смысле, она и не ушла.

Он улыбнулся, и это была такая большая широкая улыбка, что на секунду я решила, что он спятил.

– С ней было очень нелегко. То есть, она была красивой, да ещё с таким голосом, от которого у всех крышу сносило. Но помимо этого в ней было очень много силы.

От воспоминаний он впал в некую мечтательность.

– Когда мы только начинали, то несколько раз выступали с одной группой под названием «Salt Sky», – он покачал головой. – Их солист так втюрился в неё, что, думаю, мог бы отвоевать её у меня, если бы только она захотела, – отец положил вилку. – Сильно же он её донимал. Короче, однажды он напился и попытался поцеловать. Уже было поздно, концерт закончился. Мы грузили инструменты через задний выход, – отец на секунду замолк, проводя рукой по волосам. – Я не видел, что он сделал, но видел, чем всё закончилось. Она вмазала ему прямо в челюсть.