Поэмы - Пшавела Важа. Страница 40

VII

Тяжело перелетает горы

Сытый ворон, каркая лениво.

Пшавы, будьте вы благословенны

За обычай ваш! Пока вы живы,

В трупах мне не будет недостатка.

Печень вырывал я у героев,

Клюв окрашивал геройской кровью.

Гиглия девятерых сегодня

Уложил и сам ушел за ними.

А для ворона большая радость,

Если умирают молодые.

Я Мквирали пожелал удачи,

Пятерых за одного убил он,

Пленников назад привел в Ахаду;

Радовались пленники свободе,

Только молодая дочь Годерзи

Плакала дорогой неутешно,

И от слез ее туманы встали,

И следы я потерял в тумане.

VIII

Утром с неба облака спустились

И над головой Чаргали встали.

Возле дома Гиглии собралось

Опечаленное войско пшавов.

Девушки Пшаветии рыдают.

Плачет мать над Гиглией убитым.

Ворон руку расклевал герою,

И успел из груди вырвать сердце.

Гиглия лежит в гробу дубовом,

На груди положены доспехи,

По бокам лежат, черней гишера,

Срезанные полосы девичьи.

Отовсюду слышно: Что нам делать?

Лучшие герои умирают,

Старики и дети остаются!

Говорит народ: "В ущельях скачет

И ретиво ржет скакун: " Ай, где же

Гиглия, хороший мой хозяин?"

1886 Перевод В. Державина

Охотник

Крымская моя кремневка,

Что ты ржавчиной покрылась?

Разве я старик убогий,

Чтоб сидеть у очага?

Триста я убил оленей,

Трижды в землю

ты ложилась,

И четвертая могила

От тебя не далека.

Заблестит трава сырая

Из-под мглистого убора.

Над горою и над лесом

Полетит ружейный дым.

Скоро, крымка, мы с тобою

Загреметь заставим горы!

Скоро вдоволь постреляем

По оленникам глухим!

Далеко отгул веселый

Разнесется над простором.

На заре воронья стая

Выстрел мой благословит.

Я люблю, когда в тумане

Каркает голодный ворон

И безмолвный гриф над лесом

Выжидающе кружит.

Извивается, проклятый,

Всматриваясь в исступленье.

Если я самца-оленя

Молодого подстрелю —

Ворону я брошу сердце,

Грифам требуху оленью.

Мне не жалко! Их, несчастных,

Я досыта накормлю.

Много раз большую почесть

Оказать орлу хотел я.

Но убитого другими

Не клевать — его закон.

Он, свободный, одинокий,

Ходит по краям ущелья.

И моей добычи лучшей

Брезгует касаться он.

Он не трогает чужого,

Своего не уступает.

Но по-царски он бросает

Грифам все, что не доест.

Что ж меня не чтит за брата,

ар мой братский отвергает?

На верху скалы сидит он,

Черный в синеве небес.

Пищей он натешит сердце

И начнет кричать зловеще:

"Сам я сыт, и грифы вволю

Ели с моего стола"

Пусть сломаются у грифов

Когти их и их предплечья,

Хоть бы раз еще увидеть

Мне кричащего орла!

Мне вчера приснилось: шел я

В балках высохших, неровных.

Шел к урочищам оленьим

В остролистнике густом.

Я с горы сошел в лощину,

Где крапива и ситовник,

Мимо тополевой тени,

Лунным озарен лучом.

В чащу темную каштанов

Шел я по тропе медвежьей.

Там бежит ручей соленый,

Пробиваясь сквозь утес.

Я услышал свист и шелест,

Словно в листьях ветер свежий.

Стадо легкое оленей

Прямо на меня неслось.

Замерли красавцы-звери

Тонконоги и рогаты.

Чей-то голос, словно пенье.

Прозвучал в густых ветвях.

Шла по синей ежевике

Девушка хозяйка стада

В покрывале из фиалок

И с венком на волосах.

Шла, из камыша речного

Тоненький носок вязала,

И казалось, между пальцев

У нее река текла.

Ростом низкая, а горы

Волосами покрывала.

Знала каждого оленя

И по имени звала.

Вдруг олень золоторогий

Подошел к обрыва краю,

Дразнит девушку: нарочно

Притворяется глухим.

Но она оленю гневно

Закричала, призывая:

"Ты всегда меня не слушал,

Был мучителем моим!

Так запомни: ты, негодный,

Обречен ружью Торгвая!

Белены ты, что ль, объелся

По низинам травяным?"

* * *

Сон закончился на этом.

На рассвете я проснулся.

Вышел я из дому. Дождик

Моросил, как в забытьи.

По опушкам Чиаури

Кушаком туман свернулся.

Сонмы гор во мглу осели,

Чешут головы свои.

III

После этого нередко,

Под платанами, в прохладе,

На углях седло оленье

Поворачивал Торгвай.

На земле огонь алеет,

И шипит кровавый мцвади.

За горой кричат олени.

На охоту поспешай!..

Но не дай, господь, мне снова

Прежние принять страданья!

Лучше б смолоду я проклял

И забросил бы ружье!

Я, тому лет пять, однажды

Двинулся через Схловани.

За Верану, по Иоре

Повлекло меня чутье.

Тихо к вечеру склонялся

День безветренный весенний.

Закричал олень за синей

Вороновою горой.

Гулко отозвались горы,

Сдвинулись густые тени…

Многое я в жизни слышал,

Много видел пред собой,

Не слыхал красивей звука,

Чем призывный крик оленя!

Скачет зверь, желаний полный,

Заросли рогами рвет.

Самку ищет всей душою,

Громко стонет в исступленье.

Самый воздух пахнет страстью,

Где самец-олень пройдет.

Слышу: брякает рогами

По ветвям, нависшим низко,

Запахом своим долины

И дубравы пропитал.

Из чехла ружье я вынул

И, сопя, уселся близко

И сначала кончик рога

Над кустами увидал.

А потом весь рог поднялся,

Был он светлый, цвета леса.

И как будто для того лишь,

Чтобы я не подстрелил,

Тело зверя закрывали

Заросли густой завесой.

Трижды крикнул я, как самка,

И на хворост наступил.

Принял зверь меня за самку,

Сквозь кустарники прорвался.

Чуть не смял меня; громадный,

Грозный, вырос пред о мной.

Молодецкую сноровку

Он имел и красовался

Выгибом могучей шеи,

Стройностью и быстротой.

Но, однако, непонятный,

Странный нрав у человека

Что мы любим, то погубим,

Только в руки попадет…

Выстрелил я зверю в сердце.

Взвившись надыбы,

с разбега

Грянулся олень на землю,

Устремив рога вперед.

Но откуда мог узнать я,

Что олень любимец бога?

Зверь со стоном приподнялся,

Грозно на колени встал.

Свечи-звезды засверкали

На ветвях большого рога.

Звон раздался, словно кто-то

дверь ключами отпирал.

Стену серую и купол

Я заметил недалеко:

Там на куполе два дуба,

Ростом равные, росли,

И старик какой-то вышел,

двери распахнув широко.

Борода, белее вьюги.

Упадала до земли.

Закричал он, угрожая

Гнутой на конце клюкою:

"Ты, Торгвай, убил оленя

Жертвенного моего!

Хорошо же! Ты увидишь,

Что детей твоих с женою

Записали поименно

На лопатке у него!"

Обмер я от страха. Толстый

Кедр я охватил руками.

Ночью пролетела буря,

И проснулся я тогда.

Град ломал большие ветви,

Гром кружился над горами.

Как из жолоба, на темя

С листьев падала вода.

Молниями озарялся

Бор, спускавшийся по склону.

Под скалой огонь развел я,

Сел и плачу у огня.

Не гонюсь, хотя и слышу

Крик оленя отдаленный…

Чтоб молить хозяйку леса,

Были свечи у меня.

Утром свечи у погоста

Я зажег, и всю ограду

Обошел я на коленях,

Слезы лил и горевал.

Выкормленного на славу,

Лучшего быка из стада

Я в уплату за оленя

Заколоть пообещал.