И если некогда я был сродни стремительным орлам,
которые весной короткой,
не уставая, могут облететь Египет, Индию, Элладу,
и если некогда моя походка
пружинистой была, как поступь моряка, избороздившего моря
и не забывшего, как пляшут под ногами волны,
и если вдруг — как будто темный ворон Ахерона
уже забил крылами надо мной —
в себе замкнулся я,
готовый устремиться
за грань неведомых, сокрытых ритмов мира,
чтоб выйти к свету из земной темницы, —
так почему я медлил до сих пор?
Но вот теперь, когда вы мне открыли путь,
пройдя сквозь мрак легко и плавно — словно в танце,
бессмертные мои бойцы,
я к вам пришел и вижу, что над вами
не смерть стоит, а мощный дуб
с тенистыми ветвями,
о Греции мы говорим, о Греции, что вам открылась,
когда закат коснулся ваших глаз,
и, рассыпаясь на осколки, мир погас,
чтоб родина из вашей крови возродилась,
я с вами говорю,
бойцы почившие мои, питомцы гор, долин и моря,
о всходах новой жизни, озаренных светом
великой вашей жертвы, братья!
И если некогда я был сродни стремительным орлам,
которые весной короткой,
не уставая, могут облететь Египет, Индию, Элладу,
и если некогда моя походка
пружинистой была, как поступь моряка, избороздившего моря
и ие забывшего, как пляшут под ногами волны,
и если вдруг —
как будто темный ворон Ахерона
уже забил крылами надо мной —
все силы я собрал,
готовый устремиться
за грань неведомых, сокрытых ритмов мира,
чтоб выйти к свету из земной темницы, —
то уж теперь от вас я не уйду,
я с вами каждое мгновенье,
из сердца сделал я гумно,
чтоб вы на нем сплясали, други,
и я, прикрыв глаза, смотрю на вас —
как вы скользите, за руки держась,
по кругу в тайной пляске смерти,
и я смотрю, смотрю, не размыкая глаз,
смотрю и наглядеться не могу,
как вы, бессмертные бойцы, в одном кругу
прекрасный танец клефтов [89]
на сердце пляшете моем!
От вас я не уйду, —
какой бы ни была моя судьба,
написанная звездами на небе, —
я сердце отдал вам
для пляски тайной,
пускай пылает жертвенный костер,
пусть высятся в саду могильные холмы,
а вы в глубинах сердца моего танцуйте танец клефтов,
пока не упадут оковы тьмы,
и вы, восторженны, крылаты,
в порыве вдохновенном,
станцуете наш древний танец по-иному —
станцуете бессмертие Эллады!
В 1919 г. для продолжения образования поэт уезжает в Париж, здесь же воспринимает социалистические идеи, осознает значение Октябрьской революции в оссии. По возвращении на родину занялся журналистикой. Начинается самый плодотворный период его творчества, выходят книга стихов и прозы «Пламенеющий свет» (1922), сатирическая повесть «Народ скопцов» (1923), трактат «Соломос без метафизики» (1925), поэма «Осажденные рабы» (1927), повесть-памфлет «Дневник Пенелопы» (1946), сборник исторических портретов «Диктаторы» (1954).
Обличительный пафос, бичевание уродств буржуазного мира сочетаются в произведениях Варналиса с гуманностью, светлым и добрым видением природы, человека, будущего.
В 1934 г. Варналис принял участие в Первом съезде советских писателей. В 1959 г. он был удостоен Международной Ленинской премии мира. В 1975 г. в Афинах посмертно вышел сборник Варналиса «Гнев народа» — стихотворения, написанные поэтом в период военной диктатуры 1967–1974 гг.
На русском языке издан том «Избранное» Костаса Варналиса («Художественная литература», 1959).
Стихи, публикуемые в настоящем томе, на русский язык переводятся впервые.
Вчера в подвальном кабаке,
В дыму табачном, в перебранке,
Под вопли уличной шарманки
Мы пили, сидя в уголке.
Вчера — и раньше: вечер каждый
Сжигает нас хмельною жаждой.
Кто к полной кружке тянет руки,
Кто на пол сплюнет иногда.
О, в мире нет страшнее муки,
Чем жизни прожитой года!
Как ни копайся в прошлом сорном,
Не вспомнишь дня, чтоб не был черным.
О солнце и морские воды,
О небо, щедрое стократ!
Шафранные шелка восхода,
Гвоздикой рдеющий закат!
Сияньем вашим мир украшен,
Но нет вам места в сердце нашем!
У одного отец недужен —
В параличе десятый год;
А у того жене все хуже —
В чахотке тает, кашель бьет;
Сынок в тюрьме, дочь на панели, —
Чтоб дети даром хлеб не ели.
— Кто виноват? Судьба дрянная!
— Кто виноват? Господень суд!
— Кто виноват? Башка дурная!
— Вино всему виною тут! —
Кто виноват? Кто мрак осветит?
Никто не знает, не ответит.
Так в темном чреве кабака
Мы пьем, трусливы и убоги.
Найдем, как черви на дороге,
Смерть под ударом каблука.
Нет избавленья ниоткуда.
Чего мы ждем? Должно быть, чуда.