Западноевропейская поэзия XХ века. Антология - Коллектив авторов. Страница 95

ПРЕКРАСНЕЙШИЙ НА СВЕТЕ

I
Но нет земли прекрасней, чем остров Неоткрытый, —
испанскому владыке от родственных щедрот
соседнего владыки подарок знаменитый,
скрепленный папской буллой в такой-то день и год.
В неведомое царство Инфант отчалил вскоре,
он видел Фортунаты, он каждый островок
в Саргассовом проверил, а также в Мрачном море,
но дара португальцев, увы, найти не смог.
Пузатые фрегаты вотще кренили снасти,
напрасно каравеллы стремились тайне вслед:
искали португальцы — не улыбнулось счастье,
испанцы обыскались — нет острова и нет.
II
Но между Тенерифе и Пальмой временами
он возникает, дымкой таинственной повит.
«Как? Остров Неоткрытый? Да вот он, перед вами», —
его с вершины Тейде показывает гид.
Он есть на старых картах, он был знаком корсарам…
Как? Остров Неоткрытый?.. Что? Остров-пилигрим?..
Он не стоит на месте — и моряки недаром
заранее не знают, где ждет их встреча с ним.
И курс они меняют, завидев брег манящий.
Есть остров Неоткрытый. Конечно, это он,
где не цветы, а диво, где сказочные чащи,
где каучук сочится, слезится кардамон…
Себя благоуханьем, подобно даме знатной,
он выдает. Он рядом, подаренный судьбой…
И вдруг он исчезает — прекрасный, непонятный,
уже не отличимый от дали голубой.

АЛЬДО ПАЛАЦЦЕСКИ

Перевод Евг. Солоновича

Альдо Палаццески(1885–1974). — Псевдоним поэта и прозаика Альдо Джурлани. В молодости Палаццески подолгу жил в Париже, ставшем на рубеже двух столетий признанным центром нового искусства. Дебютировав как поэт в 1904 г., Палаццески обратил на себя внимание в литературных кругах своей безудержной фантазией, находчивостью версификатора, озорством пародиста. «Открытый» нуждавшимся в талантах Маринетти, Палаццески примкнул к лагерю футуристов, печатался в их журналах «Поэзия» и «Лачерба» и даже написал в 1913 г. футуристический манифест с характерным названием «Антиболь»; однако яркая самобытность поэта, не укладывавшаяся в узкие «ведомственные» рамки, с самого начала сделала его причастность к футуризму чисто формальной. Создав за первые десять лет творчества лучшие свои поэтические произведения, Палаццески впоследствии посвятил себя главным образом прозе (один из его романов — «Сестры Матерасси» — переведен на русский язык).

Основные поэтические книги Палаццески: «Белые лошади», 1905; «Фонарь», 1907; «Поджигатель», 1910; «Стихотворения», 1925; «Сердце мое», 1968.

Переводы стихотворений Палаццески выполнены для настоящего издания.

ПОПУГАЙ

На солнце его разноцветные перья,
сверкая, меняют оттенки.
Сто лет, как, на этом окне восседая,
он словно считает прохожих.
Не слышно, чтобы говорил или пел он.
Прохожие, шаг замедляя, дивятся
потехе, поют и зовут попугая,
он смотрит в молчанье.
Ему докучают,
он смотрит в молчанье.

ДАЙТЕ МНЕ ПОРЕЗВИТЬСЯ

Канцонетта

Кри кри кри,
фру фру фру,
уйи уйи уйи,
ийу, ийу, ийу.
Поэт забавляется
бесконечно.
Мешать ему бессердечно.
Тем паче не надо злиться,
дайте ему порезвиться,
бедняжке,
ведь он и не помышляет
о большей поблажке.
Куку руру,
руру куку,
куккуккуруку!
Что значит сие безобразие?
Эти строфы… гм… экзотические?
Вольности, вольности,
вольности поэтические.
Они моя слабость.
Фарафарафарафа,
Таратаратарата,
Парапарапарапа,
Ларалараларала!
Хотите, растолкую?
Да это же отходы.
Прошу без оскорблений
не глупости — отбросы
других стихотворений.
Бубубубу,
Фуфуфуфу.
Фриу!
Фриу!
Но на кого рассчитав
подобный бред?
Зачем его строчит он,
горе-поэт?
Билобилобилобилобило
блюм!
Филофилофилофилофило
флюм!
Билолю. Филолю.
Ю.
Нет, неправда, что это не значит…
Это значит кое-что.
это значит…
Сейчас вам все станет ясно:
представьте, что кто-то поет,
не зная слов.
Но ведь это ужасно. Ужасно.
А я нахожу, что прекрасно.
Ааааа!
Эээээ!
Иииии!
Ооооо!
Ууууу!
А! Э! И! О! У!
Как вам, не знаю,
а мне за вас неловко.
Скажите честно — это не рисовка:
мол, посудите сами,
не так уж это трудно —
грешить стихами?
Уиск… Уиуск…
Уишу… шушу,
Шукоку… Коку коку,
Шу
ко
ку.
Но, юноша, вы многого хотите
от тех, кто не знаком
с японским языком,
Аби, али, алари.
Риририри!
Ри.
А я бы не мешал ему кривляться,
пусть корчит из себя паяца,
он в результате прослывет ослом —
и поделом.
Лабала
фалала
фалала…
и еще лала…
и лалала лалалалала лалала.
Такие сочинения вчера
еще сошли бы с рук.
Сегодня же, куда ни плюнь — вокруг
профессора.
Ахахахахахахах!
Ахахахахахахах!
Ахахахахахахах!
Тем более я прав,
не возражайте,
теперь, когда любой — ума палата,
никто пророком не считает
поэта —
и дайте мне порезвиться!