Первая книга Сабы, «Стихотворения», вышла в 1911 г. Этот сборник и два последующих поэт объединил в 1921 г. в «Книгу песен». Итоговому своду стихотворений — так называемому «второму Канцоньере» (1945), расширявшемуся от издания к изданию вплоть до окончательного (посмертного) издания 1961 г., предшествовали такие значительные сборники, как «Прелюдия и фуги», 1928, «Слова», 1934, «Последние вещи», 1944.
На русском языке поэзия Сабы наиболее полно представлена в издании: Умберто Саба. Книга песен. М., 1974.
Домой нередко через старый город
я возвращаюсь. Улицы мрачней
одна другой. Свет редких фонарей
в непросыхающих желтеет лужах.
Здесь, где, стаканчик пропустив, домой
идут одни, другие — в лупанары,
здесь, где равно и люди и товары —
отбросы порта,
вновь неизбывность бедности людской
передо мной.
Здесь морячок с красоткою гулящей,
и старец, все на свете поносящий,
и за окном закусочной драгун,
в казарме стосковавшийся по воле,
и пленница безумного томленья,
чье сердце на приколе, —
все это вечной жизни порожденья
и боли.
Немало совпадений в нашей доле.
В их обществе тем чище мысль моя,
чем улочка грязнее,
в которую сворачиваю я.
Ладзаретто Веккио в Триесте —
улица печалей и обид.
Все дома в убогом этом месте
сходны с богадельнями на вид.
Скучно здесь: ни шума, ни веселья,
только море плещет вдалеке.
Загрустив, как в зеркале, досель я
отражаюсь в этом уголке.
Магазины, вечно пустоваты,
здесь лекарством пахнут и смолой.
Продают здесь сети и канаты
для судов. Над лавкою одной
виден флаг. Он — вывески замена.
За окном, куда не бросит взгляд
ни один прохожий, неизменно
за шитьем работницы сидят.
Словно отбывая наказанье,
узницы страданий и мытарств,
шьют они здесь ради пропитанья
расписные флаги государств.
Только встанет день на горизонте,
сколько в нем я скорби узнаю!
Есть в Триесте улица дель Монте
с синагогой на одном краю
и с высоким монастырским зданьем
на другом. Меж ними лишь дома
да часовня. Если же мы взглянем, —
обернувшись с этого холма,
мы увидим черный блеск природы,
море с пароходами, и мыс, и навесы рынка,
и проходы, и народ, снующий вверх и вниз.
Есть в начале этого подъема
кладбище старинное, и мне
с детских лет то кладбище знакомо.
Никого уж в этой стороне
больше не хоронят. Катафалки
здесь не появляются с тех пор,
как себя я помню. Бедный, жалкий
уголок у края этих гор!
После всех печалей и страданий,
и лицом и духом двойники,
здесь лежат в покое и молчанье
и мои родные старики.
Как не чтить за памятники эти
улицу дель Монте! Но взгляни,
как взывает улица Россетти
о любви и счастье в эти дни!
Тихая зеленая окраина,
превращаясь в город с каждым днем,
до сих пор она необычайна
в украшенье лиственном своем.
До сих пор в ней есть очарованье
стародавних загородных вилл…
И любой, кто осенью с гулянья
на нее случайно заходил
в поздний час, когда все окна настежь,
а на подоконнике с шитьем
непременно девушку застанешь, —
помышлял, наверное, о том,
что она, избранница, с любовью
ждет к себе его лишь одного,
обещая счастье и здоровье
и ему, и первенцу его.
Найдя в себе любовь минувших дней,
умей простить виновницу разрыва
и в глубине души самолюбиво
обиду не лелей.
Все окна в доме настежь распахни —
и ты себя почувствуешь иначе,
толпу увидев, моцион собачий,
игру… А вот, взгляни,
подросток в синем с тачкой впереди,
дорогу звонким расчищая криком,
несется под уклон в восторге диком, —
попробуй не сойди
с дороги! Расступается народ
и непутевого парнишку хает.
А тот, чем громче тачка громыхает,
тем веселей поет.