По закону – привет почтальону - Мориц Юнна Петровна. Страница 27
МОРСКАЯ ПОЧТА
Ну что сказать, моя радость?!.
В музее Эдгара По выглянула в окно,
А в окне – обои, обои какой-то местности,
Обои лужайки, поля, обои дневного неба.
Стояла зимняя ночь.
Потом в музее Булгакова
Выглянула в окно, а в окне – обои,
Обои оккультной лавки, обои какой-то оперы,
Обои ночной метели, её наглядных пособий.
Стояла жара июля.
На вечере в консерватории
Выглянула в окно, а в окне – обои,
Обои какой-то симфонии,
Обои рояля и скрипки с оркестром,
Обои в антракте гуляющей публики,
Обои карет и фонтанов.
У них тут повсюду в окнах – обои,
Обои свежего воздуха, обои живой природы,
Обои духовных ценностей,
Обои наркоза, пьяности,
Обои – от всякой боли.
Я спрашиваю:
– Это у вас настоящее,
Или просто такие обои?
– Обои! – они говорят. – Обои!
И радостно так улыбаются,
Мол, вот до какой прекрасности
Доходит светлое будущее.
Ну что сказать, моя радость?!.
Тут у них – светлое будущее.
Смотрю в окно, а в окне —
Обои светлого будущего,
Оторвала кусок, а под ним – обои
Ещё более светлого будущего,
На этом куске обоев
Шлю записку тебе в бутылке:
«Скоро буду! Надо ветер поймать,
Чтоб доплыть. Обнимаю парусно.
Очень многие ездят сюда завидовать.
Такое вот Суйщество, и оно суйществует.
Конец связи».
* * *
Мой высший свет вам даже не приснится.
Свободы роскошь отключает тормоза, —
Ни разу в жизни я не красила ресницы,
А также веки, уши и глаза.
Характер мой ужасен, прямо скажем,
Такое наглое свободы торжество:
Я ни секунды не жила под макияжем, —
Чтоб не зависеть от отсутствия его.
Мне абсолютно безразличны тряпки, шубки,
Цена которых – мышья беготня.
Но времена я выбираю – как поступки,
Зависящие лично от меня.
Вот, например, я выбираю Время Почты
И почтальонствую во множестве времён.
А на дворе – какое время?!. Время Бочки,
Но почтальон – он вышиб дно и вышел вон!..
КОНЕЦ СВЯЗИ
Девочка, которая, бывало,
Из китайца деньги добывала,
Чтоб домой в Европу плыть не зайцем…
Этот фильм про девочку с китайцем,
Безнадёжно, нежно и жестоко
Одарённым роскошью Востока
И пленённым европейской деткой…
Этот фильм о юноше, столь редкой
Доблести – как слёзы при разлуке
С малолеткой в шляпе из соломки…
Глянет на себя – как на чужую,
И прочтут роман её потомки,
Будет голова у них кружиться…
Пароход отчалил от Китая,
Ставят европейскую пластинку.
Лишь на Бога можно положиться…
Малолетка, тайной обладая,
Вся верна природному инстинкту:
Опыт – лжец, а мудрость – это лжица.
ЯВЬ
Не то, что видишь, происходит,
Совсем не то, что говорят.
Факир красотку заколодит
И на кусков распилит ряд.
Двойное дно, перегородка,
Беззвучный ход незримых дел, —
Из-под пилы встаёт красотка,
И вид её, конечно, цел.
Но все слыхали, все видали,
Как рук и ног её бруски
Со страшным стуком выпадали
Из-под распиленной доски,
И голова её валялась,
И грудь, и рёбра, и филе…
Но явь ли то, что предъявлялось
Глазам живущих на земле?..
* * *
…и говорит с причмоком сладострастья:
– Вот вымрут поколения, которым
победа наша принесла несчастья,
тогда на всё посмотрят свежим взором,
тогда не будут нас клеймить позором
свидетели того, как сдохла совесть,
убитая естественным отбором, —
и мы войдём в Историю, как новость,
как сила воли, чью победу окрыля
способностью не мучиться виною,
История подвигла – счастья для! —
произвести крушенье корабля,
и мы не постояли за ценою…
Не спасся тот, кому не суждено, —
утопленников здесь полным-полно,
под винт попали, жуткое кино,
но если б историческая личность
считала жертвы, ха-ха-ха, смешно
сказать, была бы в этом неприличность, —
так неприлично не ведут себя
Истории доверенные лица,
не современникам подсудна их судьба,
а впечатлительных попросят удалиться.
ВЕЛИКИЙ МАКЕДОНСКИЙ
А впечатлительных попросят удалиться,
Когда развесят на деревьях трупы
И по обеим сторонам дороги
На солнцепёке этот агитпроп
Начнёт влиять… Великий Македонский,
Глаза катая, как ночная птица,
Толчёт свой мак внутри кровавой ступы,
Спивается, тоскует, лечит ноги,
В предательстве подозревает многих
И в том числе – песка и листьев шопот.
Любовника хоронит Македонский,
И с той поры кошмарный топот конский
Ему во сне раскалывает лоб,
Но эта пытка долго не продлится,
Он в тридцать два умрёт, не погасив
Долги своим историкам наёмным,
Биографам, слагателям легенд,
Которых взял на дело с предоплатой.
Но миф сработан ими, он красив, —
Побед слепящий свет и в свете славы
Необходимый для победы ужас,
Что по обеим сторонам дороги
На тех ветвях развешан, вроде лент,
Прозрачных, призрачных, и до сих пор влияет,
Навязывая опыт свой богатый,
Магического зверства элемент.