Творения - Хлебников Велимир. Страница 68

«Мы, обветренные Каспием,

Великаны алокожие,

За свободу в этот час поем,

Славя волю и безбожие.

Пусть замолкнет тот, кто нанят,

Чья присяга морю лжива.

А морская песня грянет.

На устах молчит нажива».

Ветер, ну?

<5>

Пастух очей стоит поодаль.

Белые очи богов по небу плыли!

Пила белых гор . Пела моряна.

Землею напета пластина.

Глаза казни

Гонит ветер овцами гор

По выгону мира.

Над кремневой равниной, овцами гор,

Темных гор, пастись в городах.

Пастух людских пыток поодаль стоит,

Снежные мысли,

Белые речки,

Снежные думы

Каменного мозга,

Синего лба,

Круч кремневласых неясные очи.

Пытки за снежною веткой шиповника.

Ветер — пастух божьих очей.

Гурриэт эль-Айн,

Тахирэ , сама

Затянула на себе концы веревок,

Спросив палачей, повернув голову:

«Больше ничего?» —

«Вожжи и олово

В грудь жениху!»

Это ее мертвое тело: снежные горы.

<6>

Темные ноздри гор

Жадно втягивают

Запах Разина,

Ветер с моря.

Я еду.

Ветер пыток.

<Золотые чирикали птицы

На колосе золота.>

Смелее, не робь!

Зелен<ые> улиц<ы> каменн<ых> зда<ний>,

Полк узеньких улиц.

Я исхлестан камнями!

Булыжные плети

Исхлестали глаза степных дикарей.

<Голову закрываю обеими руками.>

Тише! Пощады небо не даст!

Пулей пытливых взглядов проулков

Тысячи раз я пророгожен.

Высекли плечи

Булыжные плети!

Лишь башня из синих камней <тонкой> березой на темном мосту

Смотрела Богоматерью и перевязывала ран<ы>.

Серые стены стегали.

Вечерний рынок.

«Вароньи яйца!

Один — один шай! Один — один шай!

Лёви, лови!»

Кудри роскоши синей,

Дикие болота царевичи,

Синие негою,

Золото масла — крышей покрыли,

Чтобы в ней жили глаз воробьи,

Для ласточек щебечущих глаз

(Масла — коровьего вымени белых небес, снега и инея).

Костры. Огни в глиняных плошках.

Мертвая голова быка у стены . Быка несут на палках,

Полчаса назад еще живого.

Дикие тени ночей. Напитки в кувшинах ледяные —

В шалях воины.

Лотки со льдом, бобы и жмыхи.

И залежи кувшинов голубых —

Как камнеломни синевы,

Здесь свалка неба голубого,

Чей камень полон синевы.

Слышу «Дубинушку» в пении неба,

Иль бурлак небо волочит на землю?

Зеленые куры, красных яиц скорлупа .

И в полушариях черных, как черепа,

Блистает глазами толпа,

В четки стуча,

Из улицы темной: «Русски не знаем,

Зидарастуй, табарича».

Лесов рукопашная,

Шубы настежь,

Овчины зеленые,

Падают боги камней

Игрою размеров.

Дети пекут улыбки больших глаз

В жаровнях темных ресниц

И со смехом дают случайным прохожим

Калека-мальчик руки-нити

Тянул к прохожим по-паучьи у мечети.

Вином запечатанным

С белой головкой над черным стеклом

Жены черные шли.

Кто отпечатает? —

Лениво!

Я — кресало для огнива

Животно-испуганных глаз, глупо-прелестных черною прелестью,

Под покрывалом,

От страха спасителем.

Смертельной чахотки,

Белой чахотки

Забрала белеют у черных теней.

Белые прутья на черные тени спускались — смерти решетка

Белой, окошка черной темницы, решеткой

Женщин идущих.

Тише, Востока святая святых!

Ок! Ок! Я пророк!

Полночь. Решт. Рыжие прыжками кошек

И двойкой зеленой кладбищенских глаз скачут в садах,

Дразнят собак.

«фрау, гау! Га-га! Га-га!» —

Те отвечали лениво. Перекличка лесных лис и собак

В садах заснувшего города.

Души мертвых в садах молитвы <правоверной>.

Это чёрта сыны прыгали в садах.

На голые шары черепов , бритые головы,

С черным хохлом где-то сбоку (дыма черное облако)

Весь вечер смотрели мы.

Прокаженные жены , подняв покрывало,

Звали людей: «Приди, отдохни!

Усни на груди у меня».

Тиран без Тэ.

«Реис тумам донья», —

Али

В Председатели шара земного

Посвящается за стаканом джи-джи.

Страна, где все люди Адамы,

Корни наружу небесного рая!

Где деньги — «пуль»,

И в горном ушельи,

Над водопадом гремучим

В белом белье ходят ханы

Тянуть лососей

Длинною сеткою на шесте.

И все на «ша»: шах, шай, шира .

Где молчаливому месяцу

Дано самое звонкое имя —

Ай.

В этой стране я!