Рибофанк - Ди Филиппо Пол. Страница 13

Правда, не обошлось без содействия Большого Едока.

То судьбоносное утро начиналось в точности так же, как и любое другое.

В семь пичужка-болтушка защебетала мне в ушко. Она не совсем синтетическая – старая модель, дельтаволновая, синкретическая. Сразу включилось реле просыпания, всплыли в сознании воспоминания. Я ведь общественник, я – серво-лайт, ждет меня служба, пора на арбайт. Живо вскочил – и с песней вперед! День пламенеет, труба зовет! Вот на что намекала пичуга, моя верная слуга и подруга.

– Пора вставать, Корби! Пора вставать! Семь ноль одна ноль три! А то на работу опоздаешь. Пора вставать!

Нету сна ни в одном глазу, на пол с койки уже ползу. Только свесил с кровати чресла, как она превратилась в кресло.

– Хватит трещать, я уже не сплю! Птаха умолкла, раскрывши клюв.

По пробегающим в черепе рифмам мне стало ясно: надо срочно поправлять здоровье. Так что первой процедурой утреннего туалета стала смена липучки. Отработавшее свое изделие фирмы «Каби-Фарм» я сорвал, а свежее пришлепнул за ухом. Чуткий встроенный датчик, чтобы липучка не бросалась в глаза, изменил ее окраску на шоколадную – под цвет моей кожи.

Употребив тропы, я пожелал узнать новости. Птичкины эндопланты (производства «Тогай-Мэджик») отреагировали на мои голосовой приказ-заказ. Яркий попугай осекся на полуфразе и разразился цээнэсовским аудиопотоком; сигнал шел по шлейфу мультиплексовой передачи, который не позволял пичужке-болтушке удаляться от насеста.

«Вчера мэр Джордан начал недельное празднование своего восьмидесятилетия. Первым мероприятием послужило открытие построенной концерном „Даймлер-Крайслер аэроспейс“ новой станции Жолье на чикагско-монреальской магнитолевитационной дороге. Церемонию посетили североамериканский премьер-министр, директор Биорегиона Великие Озера, несколько высокопоставленных представителей Всемирного Банка и множество товарищей мэра по его прежней команде. Все побывали затем на званом вечере, где вместе с ними развлекались звезды многочисленных фабрик грез, от Болливуда до Тайконга, включая столь известных деятелей, как Ньюси Флузи, Джонни Куэсти и Вуббо Кита.

Комиссия по надзору за трансгенами выпустила демон-релиз с предупреждением о том, что знаменитая беглая помесь, известная под кличкой Чокнутый Кошак, возможно, проникла в БВО. Просьба ко всем траншам сообщать о любых подозрительных лицах своим симбио-тическим баззвормам [4] или патрульным робокопам.

Сегодня во второй половине дня проходившая перед Торговой палатой демонстрация антимодов вылилась в массовые беспорядки. Традиционный лозунг «Без наворотов и хронокроя» вскоре сменился криками «Трансгенов – на мыло!». Власти объявили зоной чрезвычайного положения сферический сегмент в девятнадцать дуговых градусов, изолировали за полчаса три квартала и пустили газы «безмятеж» и «рвотонедержин».

Новости с финансовых фронтов. Индекс Ханг-Сенг отмечает повышение активности в торговле, такова реакция на лихорадку пражской биржи. Мумбайские брокеры ответили на это…»

– Помягче, – приказал я, и попугайский голос Центральной Нервной Сети снизился до успокаивающего шепота.

Пичужка-болтушка – это связь с ЦНС, но связь примитивная, ограниченная по возможностям. Увы, никакой другой мои измененные биопараметры не допускают. Мне крепко досталось – нейросети всмятку, мысли так и норовят рифмоваться, а виртуалка или даже обычная трехмерка для меня теперь недоступны. Не репа у меня теперь, а рэпа. В том смысле, что она любую ерунду перекладывает на рэп.

Ту катастрофу мало кто помнит. Да и неудивительно, ведь столько воды утекло, и мир так быстро меняется. И эти катастрофы, одна другой круче: Хронотроповая война, вторжение Большой Серой Сикарахи… Скандалы меньших масштабов и сиюминутные диковины быстро забылись. Да и к тому же событие, о котором речь, произошло больше десяти лет назад. Тогда пострадали три миллиона человек, плюс-минус сколько-то там. Но ведь это всего лишь четыре процента от населения, и вдобавок жертвы рассеяны по всему Североамериканскому Союзу.

А случилось вот что. Около трех миллионов перципиентов настроились на канал «Виртуально-музыкальное шоу», чтобы насладиться получасовой программой «Рэп-классика». Вот тут-то возьми да и случись диверсия. (Помнится, виновных в преступлении так и не вычислили, хотя подозревали многих – от Сыновей Дикси до Пушек Лимба.) Ни один перец даже не успел сообразить, что происходит, уже не говоря о том, чтобы отключиться. Скорость двоичной передачи ВМШ вдруг утроилась, защита не среагировала, и на невинный сигнал наложилась пиратски изготовленная копия микропрозовской «Реформы хардкора», обычно выпускаемой по государственной лицензии и предназначенной для государственных и корпоративных пенитенциарных учреждений.

Вклинившаяся программа свое дело сделала. Текст «Реформы хардкора» имел облик невинного рэпа, однако ей удалось отключить волевые центры перцев и проложить новые нервные пути в трех миллионах мозгов, сделав полувековой давности рэп доминантной поведенческой парадигмой.

В конце концов власти прекратили работу ВМШ, но к тому моменту три миллиона человеческих мозгов уже было зомбировано.

– И один из этих мозгов принадлежал мне – в ту пору тринадцатилетнему невинному ангелочку, жившему вместе с мамочкой и сестричкой в проджексе «Турецкий модерн».

Ладно, не буду нагнетать атмосферу, пугая читателя сверх всякой меры. Курсы лечения тропами и восстановителями со временем почти восполнили урон, понесенный нервной системой. Почти – но не совсем. Внешне я стал вообще совершенно нормален, если не считать пустякового тика. Но хоть я на голову и окреп, а все равно обожаю рэп! Хотите – верьте, хотите – не верьте, любить его буду до самой смерти!

К сожалению, максимум, на что оказались способны крупнейшие лаборатории – такие как «Ново-Нордиск», «Кантаб» и «Неосефарм», – это создать троп, снимающий симптомы недуга. Дневная доза стихосомов позволяет худо-бедно контролировать квазитурет-синдром. Правда, в стрессовых ситуациях, в моменты пробуждения или под воздействием других сильнодействующих препаратов я не очень правильно говорю и думаю.

Естественно, были судебные процессы, и со временем жертвам катастрофы выплатили компенсацию. Каждый получил десять тысяч северосоюзных долларов.

Я половину этой суммы отдал маме. Грустно вспоминать, как она все истратила за одну поездку на Вторую Месу, знаменитую своими индейскими казино. Ей не хватило денег даже на короткую экскурсию в Большой Каньон – а ведь она так давно мечтала пролететь по нему на Лед-Зеппелине. Тысячу я выделил сестре – насколько нам с мамой известно, Шарман эти деньги тоже профукала. А те, что оставил себе, я решил поберечь.

И хотя перед катастрофой я не думал всерьез о переселении из «Турецкого модерна», впоследствии надумал жить отдельно. Видел я, как опускаются живущие на инвалидное пособие – когда день-деньской валяешься на койке, а разум твой шарится по виртуалке, ничем хорошим это кончиться не может. Поэтому я дал на лапу одному мелкому муниципальному чиновнику, и в обход закона мое имя попало в список «лотерейных» кандидатов в Депобщраб. На оставшиеся бабки я накупил черного ширева, оно помогло со скрипом пройти тест на профпригодность. (Я мог бы получить оценку и повыше, но волновался и выдал рифмованный ответ, что не понравилось экзаменаторам.)

Эта оценка в дополнение к моему официальному статусу нетрудоспособного лица обеспечила меня первой – и пока единственной – в моей жизни работой: кормить Едоков и выполнять распоряжения шефа нашего корпуса Ченгиза Озтюрка.

А он будет рвать и метать, если я опять опоздаю.

Поэтому я налил растительного молока «Пионер» в чашку со «Стрессген-суперхлопьями» и торопливо съел. Облачился в синюю с золотом депобщрабовскую форму-облегайку и был уже почти у двери своей стандарт-комнаты, когда через мои фильтры пришло личное сообщение с кодом высшего приоритета и громогласно прервало едва слышные новости ЦНС.