Камни его родины - Гилберт Эдвин. Страница 14

– Пошли!

Трой Остин уже стояла рядом с ним, рассматривая перспективный вид дома. Ее тело, голос, запах ее духов атаковали его со всех сторон; предводителем был голос, сдержанный, мягкий, но с отнюдь не мягкими интонациями. переложила сумочку в другую руку, глубоко затянулась и продолжала говорить, всматриваясь в чертеж:

– Ну, кое-что об архитекторах я все-таки знаю. Во всяком случае – о бостонских. Как правило, это шизофреники. Не все, но большинство. По-видимому, это неизбежно, – ведь им приходится творить, заниматься чистым искусством, и в то же время быть бизнесменами. Форменное раздвоение личности.

– А она знает, о чем говорит, – заметил Винс Коул.

– Ну, к вам это не относится, Винсент. Вы не шизоид.

– Серьезно? А почему вы так думаете? – Винс как будто обиделся.

Но Трой продолжала рассматривать чертеж Раффа.

– Эбби, слушай, Эб, ты видел это? Какой поразительный дом! Какая прелесть!..

– Да, – сказал Эбби.

– Так и тянет войти. – Она наклонилась над доской, и ее темные, коротко остриженные волосы заблестели в ярком свете лампы. – Когда глядишь на такой дом, хочется, чтобы снаружи бушевала непогода. Во всяком случае, у меня он вызывает именно такое желание.

Раффу было бы очень приятно, если бы это сказал кто-нибудь другой. Но, услыхав похвалу Трой Остин, он чуть было не усомнился в достоинствах своего проекта.

– А у кого еще вы учились?.. Ну, раньше, чем поступили в И ель? – спросила она.

Он мог бы назвать Уолдо Бикома. Но вместо этого сказал:

– У Морриса Блума.

– Кто это?

Рафф не сдавался:

– Как, вы не слыхали о Моррисе Блуме? Это был величайший архитектор. И он не был шизофреником. Он торговал мясом.

Она рассмеялась.

– Ах, да, конечно. Эб говорил мне. Это ваш отец.

Да. Его отец. Раффу вдруг захотелось рассказать ей (но он воздержался), какой цельной натурой был этот человек, Моррис Блум, который постоянно ездил из города в город, От одного мясника к другому, снабжая их товаром и торговым инвентарем; Моррис Блум, вечно жевавший Незажженную сигару, любивший во время своих странствий поболтать, рассказать анекдот, сыграть в покер и отпускав-ший товар в кредит даже тем людям, которым заведомо нечем расплатиться; Моррис Блум, карманы которого всегда были набиты леденцами для соседской детворы и который мог в канун пасхи сидеть допоздна в своем номере гостиницы в Грэнд-Рэпидс, раскрашивая яйца для малышей какого-нибудь своего старого клиента; Моррис – шестифутовый детина с лицом красным, как мясо, которым он торговал, всеобщий любимец, после смерти которого не удалось собрать и половины нажитого им состояния; Моррис, могила которого была завалена цветами полутора тысяч знавших его мясников Мичигана и Северного Охайо...

Но для Раффа Моррис был прежде всего человеком, безмерно любившим свой дом, свое гнездо. Раффу случалось ездить с отцом суровой мичиганской зимой, и он видел, как к концу шестинедельных странствий стремился Моррис домой, как не терпелось ему увидеть первые огоньки Сэгино, и освещенные окна двухэтажного дома из желтого кирпича, и Джулию, стоящую на крыльце...

С этого момента Моррис переставал быть торговцем, и надо было видеть, как он входит в гостиную, как по-детски радостно суетится, выкладывая свертки с копчеными и кровяными колбасами и огромными кусками говядины и свинины; как потом, уже в комнатных туфлях, слоняется по всему дому, высматривая, не нужно ли прибить где-нибудь оторвавшийся карниз, или смазать петли, или запаять трубу, изо всех сил стараясь выразить свою привязанность к семейному гнезду. Надо было видеть, как спадает с его широких плеч груз вечных забот и немалых уже лет, когда вся семья усаживается в столовой за дубовый стол, озаренный теплым светом лампы с абажуром в виде зонтика из оранжевых, розовых, зеленых и желтых стеклянных треугольников. С какой снисходительной счастливой улыбкой слушает он, как Джулия читает молитву. И как он умеет заставить ее смеяться против воли над непристойными, кощунственными еврейско-ирландски-ми анекдотами, которые он всегда привозил из своих поездок. И как после обеда, перейдя в гостиную с допотопной мебелью и старомодными абажурами, он вздыхает, вытягивается в глубоком кресле и закуривает сигару, добродушно посматривая вокруг...

Да, архитектуру жилых зданий Рафф изучал у крупного специалиста...

Мягкий голос Трой:

– Скажите, Рафф, вы всегда такой гениальный или только изредка?

– Нет, я стопроцентный гений, – отшутился Рафф. Он двинулся было к выходу, но она загородила ему дорогу, пригнула его голову и поцеловала прямо в нос.

– Вот, – сказала она. – Ужасно симпатичный сплю-пенный носик. – И, оВернувшись к Нине Уистер: – Мне хотелось сделать это еще на перроне, когда он встречал меня. А вам, Нина, никогда не хотелось поцеловать мужчину в нос?

Нина смутилась, и Эбби поспешил напомнить:

– В ресторане для нас держат столик...

– Еще один вопрос, – перебила Трой, указывая сигаретой на чертеж: – Дом, который вы проектировали на рождестве для конкурса, был в таком же роде? Если да, то я не сомневаюсь...

– Нет, – сказал Рафф. – Ничего похожего.

– А почему?

– Почему? Да потому, что там была другая задача, – ответил Рафф, давая волю своему раздражению. – Потому что если бы вы соизволили подумать, прежде чем говорить, то сообразили бы, что все дома должны быть различны, так как в них живут различные люди. Дом – это сооружение уникальное.

Трой Остин мгновенно оправилась от смущения и улыбнулась Раффу:

– Уникальное сооружение? Дивно сказано. Мне это нравится.

– Вот как? Ну, дивно так дивно. Пошли обедать! – Рафф прошел мимо нее, и так как рядом с несчастным видом стояла Нина Уистер, Рафф обнял ее за талию и повел к выходу. Да, этой девушке – девушке Эбби, конечно, не выстоять против его сестры. И вообще она не пара Эбби. Перца в ней – ни на грош.

Зато в Трой Остин перца – хоть отбавляй. Не будь она сестрой Эбби, не будь ее поведение откровенным вызовом пуританской сдержанности брата и не будь у нее этой отвратительной манеры говорить и одеваться, Рафф не колебался бы ни минуты. И ночь располагала к этому – чудесная весенняя ночь...

– Рафф, – взмолилась Нина, пытаясь высвободиться – Нельзя ли полегче? У меня нет запасных ребер!

– Прошу прощения, – сказал Рафф.

Ресторан "М. и М. " был уже полон. Рафф остановился У стойки бара, чтобы взять пачку сигарет, а остальные пРошли в глубину зала. Все кабинки из светлого дерева, примыкавшие к пурпурной кирпичной стене, были заняты. рафф увидел Гомера Джепсона с женой в первой кабинке и Питера Новальского с Джоан – во второй. Он задержался около них и заметил, что они слегка навеселе: они тихо и скромно отмечали знаменательную дату – полгода со дня своей помолвки. Миновав стойку, он увидел с другой стороны компанию первокурсников; размахивая пивными кружками, они разглагольствовали, восхваляя на все лады кто Райта, кто Гропиуса, кто Сааринена, и так далее, и тому подобное...

Когда Рафф добрался до длинного стола у задней стеклянной стены, вся компания уже сидела. И Винс Коул на правах хозяина заказывал обед официантке Гусей. Раффу достался стул в конце стола, между Трой, сидевшей справа от него, и Ниной – слева.

– Сэндвичи с мясом для всех, – заказывал Винс.

– Гусси, – напомнил Эбби, – мне без помидоров.

У Эбби Остина была идиосинкразия к помидорам (а также к цитрусовым фруктам, яйцам, крабам и устрицам).

– Мясные фрикадельки и немного спагетти, Гусей, – сказал Рафф официантке.

– Значит, спагетти с фрикадельками, так? – переспросила та, сверкнув золотыми зубами.

– Нет, – сказал Рафф, – это не одно и то же. Вы передайте Максу. Он знает, о чем я говорю.

– Подождите минутку, Гусей, – спохватился Эбби. – Пожалуй, я изменю свой заказ. Спагетти – это звучит ужасно вкусно. – И он улыбнулся Раффу.

– Эбби, – сказала Трой, – ты, вероятно, хочешь услышать отчет о домашних делах?